Путь к Эвенору - Джоэл Розенберг

Идея неплоха, но я ненавижу такие вот замечания, когда она считает, что я должен помнить, о чем мы говорили в прошлый раз.

— Возможно, — сказал я.

Я не собираюсь и пытаться изменить Энди — она только разозлится, и все. Лучше сменить тему.

— Чем занималась?

Ее улыбка была слишком понимающей.

— Спала. Сны видела. Работала. Разбиралась. Все как обычно.

Голос ее звучал слишком уж беззаботно, слишком обыденно — или, быть может, мои собственные дурные сны сделали меня чрезмерно чутким — впервые в жизни. Никто никогда не мог обвинить меня в тонкой душевной организации.

— Сны? — переспросил я.

— Сны, — ответила она. — Знаешь, истории, которые снятся. Колбаса гоняется по коридорам за хлебом. Всякая такая чушь.

— И все?

Понимаете, мои сны — просто сны: юнговские архетипы вырываются на волю и лезут мне в голову. Но сны магов и мудрецов... с ними я бы связываться поостерегся.

— Нет. — Она подняла руку, будто хотела отмахнуться от темы, потом опустила ее. — Нет, не все. Мне снилось, и не раз — я заблудилась, бегу по бесконечным улицам, они пустые, а я одна... Плохо. — Она вздохнула. — Но это лишь сны. — Она опустила взгляд на книгу, щелкнула коротким ногтем по простой кожаной обложке. — Может быть, не надо было пить вино перед сном. От него сны снятся. — Она снова взглянула на книгу.

Маг может войти в чужой сон. Это опасно для обоих; но это же — и классический способ одолеть соперника, подчинить противника своей воле.

Она вскинула на меня взгляд.

— О чем ты меня не спросил? Я пожевал губами.

— Я не понял: тебя тревожит, что кто-то нападает на тебя во сне, или ты хотела бы видеть общие сны с каким-нибудь другим магом?

Может, кому-нибудь ее улыбка и не показалась бы неотразимой, но я в этом не уверен.

— Ни то, ни другое. Меня занимает совершенно иное. — Она коснулась книги. — Меня занимает, почему я опять заинтересовалась поисковыми заклинаниями, магией направлений. Я достаточно поднаторела в них, но недавно словно ощутила истинный вкус к делу. — Она играла с длинной тонкой иглой. — Хочешь — зарой ее в стог сена, и я покажу тебе, чего добилась.

— Спасибо, не надо.

Плохо дело. Слишком упорные поиски Карла — а волшебник или волшебница способны до бесконечности биться головой о стенку, если уж им приспичило пробить ее этой самой головой — довели Андреа до истощения. Она только-только поправилась. Возможно, конечно, эти поиски довели ее еще и до безумия, тогда она вряд ли когда-нибудь поправится    просто научится это скрывать.

Я сменил тему:

— Ты видела сегодня мою жену?

Она кивнула:

— Она где-то здесь. — Андреа неопределенно повела рукой. — Ты поэтому пришел? — спросила она. — Что вообще делается?

У меня возникло такое чувство, будто я упустил из виду что-то важное, только непонятно что.

— Я только что говорил с Ахирой. Просто в порядке обсуждения — как тебе мысль о вылазке?

Я спросил это, надеясь услышать «нет».

Если мы собираемся выяснять, что происходит на границе с Фэйри, нам нужен кто-нибудь, способный творить волшебство. Если я устрою так, что Энди откажется, переубедить Ахиру не составит туда. В Холтунбиме набралось бы с дюжину магов похуже, но ни одного из них в опасное дело калачом не заманишь — маги, как известно, народ осторожный, если не трусоватый. Значит, оставался только Энрад — бывший ученик Энди, но Энраду уже доводилось прежде бывать в деле и со мной, и с Ахирой. Подозреваю, это отбило у него вкус к подобным занятиям. Слишком грязное дело тогда вышло для чувствительных типов вроде Энрада — да и меня самого, коли на то пошло.

— Куда? — спросила она.

— К Фэйри — может, куда-нибудь к Эвенору.

— Проверять слухи? — Андреа оживилась. Я кивнул, и она улыбнулась. — С удовольствием. — Она потянулась к столу, взяла самоцвет и принялась катать его между большим и указательным пальцами. — Чуть-чуть поработав, я могла бы создать заклятия, которые позволят мне узнавать — а возможно, и видеть, — что происходит. Но ни к чему хорошему это бы не привело — ты знаешь, чем такое кончается.

Есть такие вещи, Которых Делать Нельзя. Их узнаешь по тому, что от них обязательно плохо тебе или другим. Никому никогда не становилось лучше от героина, а занятия магией оказывают на людей примерно такое же действие: они подсаживаются на магию, как на иглу. Обычно магам хватает малых доз, но Энди перехватила волшебства, пытаясь найти Карла. Скорее всего ее свалило горе — плюс недостаток движения, сна и еды.

Однако выглядела она отлично.

— Думаешь, не личина ли это?

Она встала, уперев руку в бедро.

— Нет.

Наверняка нет, если она работала обнаженной. Я плохо знаю магию и не могу сказать, обманывала ли личина ее саму так же, как других, — но я знаю Андреа. Она никогда не стала бы работать голышом, если бы ее внешность не нравилась ей, а даже носи она личину, она не могла не знать, как выглядит на самом деле.

Думаю, я ее не убедил: она покачала головой, отвергая обвинение, которого я не высказал.

— Это не личина, Уолтер. Сон, еда, прогулки...

— Волосы прогулками не изменишь.

— ...и немного краски. — Она шагнула ко мне. — Мне не нравится седина. Отталкивает мужчин. — Подняв руку, она коснулась моего виска: у меня там серебрилась... гм... «мужественная седина». — Тебе она идет больше. 

Я подавил желание обнять ее: не уверен, что нам обоим этого бы хотелось. Мы были любовниками когда-то — однажды, дважды, пять раз — как посчитать. Я не считал, я наслаждался. Почти двадцать лет назад это было, и все же между нами оставалось еще «нечто такое».

Это было искушение. По многим причинам. Даже если забыть о гормонах — хотя я слишком часто думаю не той головой, что между ушами. Мы с Энди любили друг друга — чистой любовью — двадцать лет, и вот теперь ее муж, мой друг, погиб, и, возможно, нам стоило бы помянуть его жизнь чем-нибудь очень тайным и личным.

Но не под одной крышей с моей женой.

Я понимал, что играю в благородство, хоть это и звучит глупо, пытаясь удержать ее от нашей вылазки. И Энди, и я знали, что случится, когда и если мы выйдем на нее вместе, и, возможно, я старался, хоть и не впрямую, убедить ее остаться дома.

Я взял ее руку в свои и поднес теплые мягкие пальцы к губам.

— Старый друг, — сказал я, — мои глаза радует твой цветущий вид.

Хрен с ним, с благородством, просто вспомним, что Уолтер Словотский из тех, кто заботится о своих друзьях. Энди — первый раз с того времени, как пришла весть о смерти Карла — была в прекрасном настроении. И я не рискну его испортить ни за каким хреном — в любом смысле.