Совещание - Пьер Бельфон

Фоссер. Год женщин? Почему?

Готье-Монвель. Потому что Александр все время только о них и думает, у него каждый год — это год женщин. Верно, Александр?

Шариу. Но...

Клодина Ле Галлек. Александр хочет сказать, что...

Готье-Монвель (перебивая). ...что если через минуту он не выйдет к журналистам, мы не попадем ни в теле-, ни в радионовости!

Шариу (глядя на часы). Ай-ай-ай! (Бежит к двери, но тут же возвращается.) Протокол забыл! (Хватает протокол и убегает.)

Готье-Монвель. Микаэль, могу я вас попросить включить телевизор?

Микаэль придвигает телевизор к столу, экраном к зрителям.

Клодина Ле Галлек (Готье-Монвелю). Еще по бокальчику?

Фоссер (включая телевизор). Тихо! Говорят о нас.

На экране появляются ведущий теленовостей, затем Шариу.

Ведущий. Добрый день, дамы и господа! Мы ведем прямой репортаж из ресторана "Серебряный корабль" на улице Даниэль-Казанова в Париже. Еще секунда — и все мы узнаем, кто стал лауреатом Констановской премии тысяча девятьсот девяносто... года. Я вижу генерального секретаря жюри Александра Шариу, который с трудом пробирается через толпу фотографов и телеоператоров...

Шариу. Дамы и господа, прошу тишины!

Клодина Ле Галлек. Он стоит слишком далеко от микрофона.

Шариу. Я прошу тишины... (Достает из кармана протокол и читает.) По итогам четвертого тура голосования Констановская премия тысяча девятьсот девяносто... года...

Клодина Ле Галлек. Ему бы на телевидении работать!

Шариу. ... присуждается роману Франсуа Рекуврера "Трудные роды", издательство "Вожла"...

Фоссер. Вы слышите свист в толпе?

Шариу. ... получившему шесть голосов. За роман Жан-Марка Гольдстена "Что с лица, то и с изнанки"...

Фоссер. Да мы уже наизусть знаем это коммюнике!

Шариу. ... издательство "Гранадос", было подано два голоса, за роман Николь Монтень "Праздник у Капулетти", издательство "Пресс дю Шеналь", — один голос, за роман Фредерика Бовэ "Зима в Гватемале"...

Готье-Монвель. Все-таки ее отметили, вашу "Гватемалу"!

Шариу. ...издательство "Шёнбрунн", — один голос. (Далее делает вид, что читает.) В первом туре один голос был подан за роман Аделаиды Левассер "Синие манго", издательство "Фалон". Дамы и господа, я благодарю вас.

Шариу отказывается отвечать на вопросы журналистов и исчезает в глубине вестибюля. Репортаж заканчивается. Фоссер выключает телевизор.

Готье-Монвель (потянувшись). Что-то мне есть захотелось!

Клодина Ле Галлек. Мне тоже!

Фоссер. А Рекуврер?

Готье-Монвель. Он присоединится к нам за десертом, если вырвется от журналистов.

Клодина Ле Галлек. Говорят, он красивый.

Готье-Монвель. Ну, такой сумрачный красавец, слегка похож на сутенера... Не в вашем вкусе.

Клодина Ле Галлек. Вы глубоко ошибаетесь! Вы меня плохо знаете! Я верю в переселение душ, и мне кажется, что в будущей жизни я стану дорогой шлюхой в каком-нибудь амстердамском или гамбургском борделе...

Готье-Монвель хочет ответить, но в этот момент входит Шариу.

Шариу. Ну что, сумел я их уделать? Как вы меня находите?

Клодина Ле Галлек. Вы потрясающий, роскошный, неотразимый! Нелегко мне придется в будущем году, если я займу ваше место!

Фоссер. Когда вы сделали выбор в пользу литературы, мир потерял великого артиста!

Готье-Монвель. Пожалуй, могло бы быть еще эффектнее... Небольшая пауза после "Констановская премия присуждается..." добавила бы напряжения.

Фоссер. Вы слышали свистки и негодующие крики, которыми встретили ваше решение?

Шариу. Нет, не слышал.

Готье-Монвель. Так бывает каждый год. Это традиция.

Фоссер. Если бы премию получила "Зима в Гватемале", свистков бы не было.

Готье-Монвель. И читателей тоже.

Клодина Ле Галлек. Ну вот мы опять, опять, опять начинаем ссориться! (Фоссеру.) Страшно вспомнить, как вы собирались расстаться с нами! Вы ведь не сделали бы этого, правда? Не покинули бы нас? Вы ведь любите нас, Микаэль? Скажите, что вы нас любите!

Фоссер. Люблю, люблю, люблю. Вы довольны?

Звонит телефон.

Готье-Монвель (Шариу). Возьми трубку! Это Аделаида хочет поблагодарить тебя за "Синие манго". Есть поговорка: если жабу долго щекотать, у нее начнется крапивница.

Александр подходит к телефону.

Шариу. Нет, я не могу сейчас беспокоить председателя. Он очень занят. (Готье-Монвелю, прикрыв ладонью трубку.) Правда ведь, ты очень занят?.. Как бы это ни было важно, я не могу его беспокоить... А кто говорит? Ах да, да... Я Александр Шариу, генеральный секретарь жюри Констановской премии... Да... да... Да... да... Я передам господину председателю... Вы правильно сделали, что... Нет-нет, вы правильно сделали. Ну конечно, само cобой... (Кладет трубку и медленно подходит к столу.) Звонил директор больницы... (Пауза.) Бенаму скончался.

Готье-Монвель. Бедняга Бенаму!

Клодина Ле Галлек. Бедный Фердинан!

Готье-Монвель. Когда он умер?

Шариу. Примерно полчаса назад.

Готье-Монвель. Такая новость всегда выбивает из колеи, даже если ты готовился к ней заранее.

Шариу. Сегодня утром Бенаму, как обычно, выпил кофе. Как обычно, побрился. Все было как обычно. Он умер, когда смотрел телевизор... (Пауза.) Прожил бы еще минут пятнадцать-двадцать — услышал бы, как я объявляю решение.

Готье-Монвель. Мог бы подождать до завтра.

Шариу. Эта новость подпортит впечатление от премии.

Клодина Ле Галлек. Хочется нам этого или нет, но теперь мы просто вынуждены заняться вопросом о преемнике.

Готье-Монвель. Удивляюсь я вам, Клодина. Нашего друга еще не успели похоронить, а вы уже говорите о замене!

Клодина Ле Галлек. Но, Жан-Поль, час назад вы сами рассуждали о его скорой смерти. Ведь именно вы предложили кандидатуру Фейю.

Готье-Монвель (поспешно). В тот момент Бенаму был еще жив. Рассуждать о чьей-то возможной кончине не значит приблизить ее. Конечно, он мог умереть — так же, как вы или я. Не раньше и не позже.

Шариу (недоверчиво). Не раньше и не позже...

Готье-Монвель. Ну ладно, немного раньше, чем вы или я. Фейю — это была предварительная гипотеза. Просто один из вариантов.

Фоссер. Один из вариантов? Но я думал, Фейю...

Готье-Монвель. Это было до вашего прихода. Не помню, у кого именно, то ли у Александра, то ли у Клодины, появилась идея...

Клодина Ле Галлек (перебивает). Дорогой Жан-Поль, по-видимому, печальная весть, которую мы только что получили, вызвала у вас частичную амнезию. Вы позволите мне освежить вашу память?

Готье-Монвель. Ничего я вам не позволю. (Пытается встать, хватается за край стола. Шариу хочет ему помочь, он жестом дает понять, что справится сам. Затем, говоря, медленно выпрямляется.) У меня превосходная память. Желаю вам, чтобы и ваша была в таком же исправном состоянии...

Клодина Ле Галлек. С вашего позволения или без него, но я напомню: Александр сидел справа от вас и должен был слышать — кажется, он пока не оглох, — как я сказала, что не может быть и речи о том, чтобы место Фердинана (когда оно освободится) занял Фейю или кто-то еще из ваших приспешников. Потом вы сами заявили, что...

Готье-Монвель уже выпрямился во весь рост.

Готье-Монвель (перебивает). Что я мог заявить? Бред какой-то! Да, Александр действительно сидел здесь, справа от меня (показывает), но за все время разговора мы ни разу не затрагивали тему преемника. Александр, скажи что-нибудь! Ты же не хочешь, чтобы меня здесь обвинили...

Шариу. Да, я, конечно, сидел здесь, но... Бывает, я отвлекаюсь, всем кажется, что я слушаю, а на самом деле я дремлю, погружаюсь в мечты...

Готье-Монвель (теперь он прямой, как восклицательный знак, и без всяких усилий расхаживает по комнате. Остальные застыли на месте). Нет, ты не дремал и не погружался в мечты. Когда ты заговорил об избрании Фейю, я заметил: "Ты слишком торопишься".

Шариу. Наверно, все так и было... Не стану с тобой спорить...

Клодина Ле Галлек. Понтий Пилат!