Вперёд к обезьяне ! - Лев Лукьянов

По субботам рано утром на краю оврага останавливался грузный вагон разъездного торговца, и аборигены долго и придирчиво отбирали товары в обмен на овощи, сало, битую птицу - все, что доставляло радость тем городским жителям, которым никак не удавалось примирить свои желудки со стандартной синтетической пищей. У торговца можно было приобрести все, что угодно: от марихуаны до противотанковых мин. Но провинциалы жалели деньги на наркотики и в основном ударяли по таким примитивным вещам, как домашние стеганые халаты и машинки для стрижки овец...

- Деревня! - снисходительно улыбался коммерсант, но в кредит отпускал охотно - в городах еще не перевелись идиоты, платившие сумасшедшие деньги за обычную репу.

Жили в поселении № 1324-ВС сравнительно тихо, почти без происшествий. Если и находился какой-нибудь смельчак, удиравший в далекие странствия, то разговоров об этом хватало на год. А если ему к тому же удавалось вернуться живым и невредимым - то и на два.

Едва рассветало, мужчины осторожно выбирались из своих домов-крепостей и юрко расползались по полям, огороженным прочной металлической сетью. К полудню, когда Большая дорога окончательно просыпалась, люди возвращались под укрытие каменных стен. Дружина самообороны, которой командовал отставной майор, на всякий случай взбиралась на башни к пулеметам, а остальные граждане принимались за домашние дела.

К этому времени открывал двери своего салона и Рэм Дэвис. Сначала он обслуживал мужчин. Мирно пощелкивали ножницы, мужчины нежились в креслах и беззаботно болтали об урожае, о ценах, о зареве, которое две ночи кряду стояло над соседним поселком. Рэм ловко и мягко работал, лениво поддерживая разговор. Он готовился, он собирался к тому часу, когда его салон заполняли женщины.

Это был волшебный час. Начиналось представление, которое пользовалось в поселении неизменным успехом. Заранее, за неделю, а то и за две, женщины договаривались с парикмахером. Он мыслил, придумывая необыкновенные прически. Он изобретал удивительные парики. Он смешивал умопомрачительные краски. Женщины млели от восторга, а их мужья, разинув рот, торчали у входа в парикмахерскую, каждый раз поражаясь, как это Дэвису за час-полтора удавалось превратить обычную жену в настоящую королеву.

Рэм Дэвис был человеком со странностями. Он обожал строгий холостяцкий уют своего дома, каждая вещь в котором была крепко приучена к своему месту. И вытащить парикмахера в гости или напроситься к нему самому - было нелегко. Да соседи не особенно и стремились к этому. В конце концов, хочет сидеть взаперти - пусть сидит. В свободной стране каждый волен сходить с ума как ему вздумается.

И Рэм сходил. Он смотрел. Больше ему ничего не оставалось. Только в блаженные вечерние часы, когда дверь дома была крепко заперта, а окна задвинуты глухими щитами, он чувствовал себя более или менее сносно. Парикмахер, хотя сам он никогда и не задумывался об этом, в свои двадцать семь лет был крайне старомодным человеком. Он терпеть не мог стрельбы, поножовщины, драк и никак не мог себя заставить оставаться хладнокровным, когда в него целились из пистолета, швырялись ножом или намеревались как следует двинуть по челюсти. К своему стыду, он так и не научился сносно стрелять, и когда мужчины после воскресной службы в церкви собирались на площади, чтобы поразмяться и позабавиться стрельбой по консервным банкам, Рэм обычно находил неотложное дело, чтобы остаться дома.

И, уж конечно, он ни за что не признался бы, даже на исповеди, в своем комичном пристрастии к книгам. Как-то, разбирая на чердаке целую груду книг, сваленных туда давным-давно отцом, Рэм наткнулся на большой красочный альбом. Рассматривая картинки из древней жизни, парикмахер вдруг обнаружил, что в старину люди тоже премного заботились о своих волосах. Альбом надолго превратился в ценное настольное пособие, подогревавшее фантазию автора. Постепенно молодой человек пристрастился разглядывать картинки в книгах, а потом стал и почитывать понемногу. О своем увлечении он благоразумно помалкивал, понимая, что соседи поднимут его на смех.

Но главное, в чем Рэм Дэвис ни за что не признался бы даже себе самому это то, что над ним, словно нож гильотины, постоянно, ежечасно, ежеминутно висел Страх. Будто актиния, парикмахер прирос к поселению № 1324-ВС, хотя и зарабатывал здесь довольно скромно. Но и в поселении было страшно. Страшно было стричь клиента с толстой бычьей шеей и мощными бицепсами - вдруг да он встанет, развернется и ни с того ни с сего заедет в ухо. Страшно было громоздить прически дамам, зная, что чем лучше работа, тем больше укоризненных, завистливых, а то и раздраженных женских взглядов кольнут его в спину.

И только вечерами у ярко светившейся выпуклой рамы визора Рэм становился другим. Он становился сильным, мужественным, находчивым. Откинувшись в мягком кожаном кресле, он без устали скакал на лихих конях. На затылок его съезжала широкополая ковбойская шляпа, а на поясе болтался увесистый кольт. И на расстоянии в десяток шагов он мог, понятно, с маху вогнать пулю в бубновый туз. Или он бесстрашно пробирался в логово полицейских, ловко выкрадывал нужные документы, а потом, отстреливаясь, укладывая одного преследователя за другим, бежал, по крыше горящего небоскреба, прыгал над пропастью улицы и, на лету ухватившись за висящий канат, благополучно перелетал на соседнее здание. Приходилось ему выслеживать шпионов, вешать на реях взбунтовавшихся черных и даже на далеких неизведанных планетах находить племена прекрасных амазонок...

Но все это бледнело, меркло, забывалось, когда показывались лотереи с неожиданными сногсшибательными концами, когда шли конкурсы, победители которых с глупой ухмылкой, с дурацкими неуклюжими движениями лезли на пьедесталы, демонстрируя миллионам зрителей свои недостатки, просчеты, неповоротливость, тупость, наглядно доказывая, что только нелепый случай вывел их в люди...

Нет, с ним, с Рэмом Дэвисом, все будет иначе. Этими волшебными вечерами, уменьшив размер изображения, приглушив звук, парикмахер в деталях, в мелочах продумывал каждый свой жест, каждое слово, готовясь ко дню, когда Он выиграет, когда за Ним примчатся, когда удача посадит Его на колени.

Для этого надо было упорно играть. И, разумеется, Рэм играл. Он добросовестно отвечал на любые вопросы, которые задавались зрителям, терпеливо ждал заветного дня и даже не очень огорчался, когда приз доставался другому счастливцу. Он твердо верил, что придет еще и Его день. И этот день принесет славу, богатство, и в этот час навсегда умрет Страх.

Рэм Дэвис тысячу раз видел на экране, как это бывает.

Гремят оркестры, свистят и стучат ногами обезумевшие от восторга зрители, а удачливый медленно поднимается на возвышение, и красивейшие девушки преподносят ему...

В этом месте мысли молодого знатока причесок всякий раз сбивались, путались. Он никак не мог решить, что же ему должны были преподнести красотки. Деньги? Ключи от замка? А может, его назначат послом в какую-нибудь далекую страну, где пальмы и обезьяны, где все тихо, мирно и сытно?

Майский день был таким жарким, что хромой майор, случайно коснувшись вороненого ствола, замысловато выругался: пулемет обжег, словно горячий утюг. Сверху, с торчавшей над стеной башни, хорошо просматривалась Большая дорога. Поток бронированных экипажей был нескончаем. Казалось, две могучие реки, разделенные чахлой зеленой полоской, быстро катили навстречу друг другу разноцветные волны. Майор старался не смотреть на дорогу - клонило в сон. А так и недолго прозевать какого-нибудь идиота, решившего узнать, что делается по эту сторону оврага. Приличные люди понимали: если едешь по делу, выкинь белый флаг. Нет флага - не суйся, куда тебя не звали. Время от времени майор давал короткую очередь, чтобы отогнать наступавшую дремоту или пугнуть любопытного. Откликаясь, всполошенно палили дружинники со своих постов, и снова на полчаса ровный гул, неустанно доносившийся с дороги, привычно наваливался на раскисшее от жары поселение.

Как все началось, никто толком не понял. Вдруг с белесого раскаленного неба на дома плюхнулись пузатые армейские вертолеты. Они даже не приземлились, они просто повисли над улицами, а из них посыпались, ловко съезжая по канатам, солдаты. В своих прозрачных шлемах, в серых латах они были безлики, одинаковы и тем страшны. Молча, без криков и команд военные разбежались в разные стороны. Они колотили в окна, стучали в двери, и через несколько минут все взрослое население было выстроено на центральной площади. Перепуганные люди стояли, положив руки на голову. Поторапливать никого не пришлось: армия шутить не умела, и каждый хорошо знал это с самого детства. Один лишь хромой майор замешкался было на башне, но двое солдат, резво взбежав, мигом столкнули его вниз по ступеням...

Военный, над шлемом которого торчал прутик антенны, поднес к своей прозрачной маске мегафон и зычно крикнул: