Клан душегубов - Алексей Петрухин

Источник сообщает. Суворовцев производит активную проверку по финансовой информации и счетам майора Вершинина. Также он произвел ряд запросов по его ближайшему окружению. Источник полагает, что необходимо обеспечить фактическую базу для дальнейшей и полной дискредитации майора Вершинина.

Суворовцев отличается подозрительностью и тщательностью в работе с фактами и документами, поэтому источник обращает особое внимание на необходимость соблюдать максимальную достоверность при формировании материалов по Вершинину и способов попадания этой информации к Суворовцеву.

Один из оперативников, выдержав необходимую паузу, спросил:

– Принесли деньги?

Скала не спешил с ответом, интуитивно чувствуя что-то неладное.

Все шло не по плану, потому что вместо Вершинина пришли каких-то два молодых и явно самоуверенных опера. Это было не просто не по плану, а плохо, очень плохо. Должен был прийти Вершинин, а пришли два каких-то опера, один из которых держал в руках мяч для регби. На хрена ему мяч на такой «стрелке»? Скала вовсе не был полным отморозком – отморожения, конечно, в его голове присутствовали, но это не мешало ей в критических ситуациях соображать довольно живо.

Теперь он уже не сомневался в том, что надо валить, и лихорадочно соображал, как это сделать, желательно, с наименьшими потерями. Одно Скала понимал явственно: пока надо тянуть время.

– А где же мой лучший друг? Вершинин? – с ухмылкой спросил он, хотя Вершинина видел один раз, и то на фотографии.

– Деньги – принесли?! – снова спросил оперативник, глядя ему в глаза с легким, едва заметным напряжением.

«О, браток, – мысленно присвистнул Скала. – Ты, это, тоже отсюда бы свалил поскорее с удовольствием. Что же вы тут нам приготовили, суки? Че у вас в мяче этом, а? Прослушка? Точняк. Не, камера. Точняк. Щас передают нас по телику, бляди. Что ты, мудак, улыбаешься? Чему ты радуешься? Минута славы, что ли?»

Последнее было адресовано Щуке. Тот, с видом какой-то непонятной дебильной гордости, сбросил с плеча сумку, тяжело опустил ее на скамейку и одним движением расстегнул молнию, открыв восхитительный вид на аккуратно сложенные пачки денег.

– Закрой нах! – Скала готов был его убить в эту минуту. – Так это, где сам-то? Вы кто такие вообще?

– Какая разница. Мы те, от кого ты получишь то, за чем пришел, – с усмешкой ответил второй оперативник.

Это был уже откровенный вызов. Скала понял, что надо не просто валить, а валить бегом, и лучше всего – прямо сейчас.

А еще почувствовал, что валить придется не просто бегом, а бегом с препятствиями.

– Ну, если такое отношение, пацаны, то можно, конечно, обсудить, только сами знаете, так дела не делаются, некрасиво, пацаны, поступаете, мы так и обидеться можем, – скороговоркой выпалил он, на секунду сбив оперативников с толку.

Этого времени ему хватило, чтобы ткнуть в бок застывшего как истукан Щуку, развернуться и, перепрыгивая через скамейки, выскочить на беговую дорожку. Через две секунды Скала и Щука уже во весь опор валили из этой переделки через стадион.

Зрители с уважением посмотрели на них – приятно видеть, как два свирепых запасных игрока отчаянно разогреваются, значит, скоро выйдут на замену, придав игре новую интригу.

Все, что произошло в дальнейшем, Вершинину не хотелось вспоминать даже спустя много времени. То, что операция срывается, он понял раньше всех. Поэтому на сообщение «Они уходят!», полученное по рации от второго оперативника, участвовавшего во встрече, он среагировал мгновенно и заорал в рацию:

– Мяч! Дай им мяч, и берем их!

Скала и Щука уже приближались к выходу со стадиона, когда окрик одного из оперативников остановил их.

– Э! Лови!

Скала развернулся в тот момент, когда метко посланный мяч уже был на подлете к его голове. Мгновенно среагировав, он схватил его обеими руками, но мяч все же больно ткнулся ему в грудь и чуть надорвался от удара о грудную клетку. Знакомый привкус кокаина на губах совершенно сбил Скалу с толку. Потом, увидев в глазах Щуки неподдельные изумление и ужас, взглянул на себя. То, что он увидел, заставило его мысленно резюмировать ситуацию:

– Ах ты, ёпт!

Белый порошок, выбившийся из лопнувшего мяча, осыпал его с головы до ног так, что он походил сейчас на приготовленную к жарке, обваленную в муке рыбу.

«Тупой, сука, а как бегать – то первый! Красавец!» – мелькнула у Скалы мысль при виде взмыленной спины бегущего впереди него Щуки.

Стартовав мощным спуртом, они точно успели пробежать пятидесятиметровую дистанцию, прежде чем услышали за спиной далекий окрик: «Стоять! Стрелять буду!»

Это кричал первый опер, участник сегодняшней исторической «стрелки». Он уже вынул пистолет, стоял на изготовке для стрельбы и, наверное, выполнил бы свое грозное обещание, если бы вдруг не осел на землю, а после не завалился бы на бок, уткнувшись виском в мелкие колкие камушки гравия.

Второй оперативник, мгновенно оценив ситуацию, а именно появление нового непредвиденного фактора в виде снайперского огня, лежал, намертво вжавшись, на дне сточной канавки, проходившей вдоль беговой дорожки.

Сидевший на вышке снайпер тоже был несколько растерян и в этот момент подумал: «Не знаю, этого или второго надо было. Ну, один есть, за одного заплатили – одного получите и распишитесь. Палиться вторым выстрелом причины не вижу. Пойду я, пожалуй».

Таким образом, к этому роковому моменту желание валить из этого места было у всех участников событий, кроме, разве что, игроков на поле.

Когда допускаешь роковую ошибку, будь готов к последствиям. А они таковы, что выходят из-под контроля. Вообще, можно с натяжкой говорить о том, что находится под нашим контролем – на все воля божья. Но если ты подготовлен, если просчитал, проанализировал заранее все возможные варианты развития событий – ну, хорошо, пусть не все, потому что всегда есть еще пара вариантов, хотя бы основные, наиболее вероятные, – это уже кое-что, как говорится, это уже повод для оптимизма. И повод называться гордым словом – «профессионал». Только дети думают, что профессионал – это Бельмондо, потому что умеет красиво умирать под грустную музыку. На самом деле, профессионал в нашей работе – это тот, кто умеет все делать тихо, умно и оставаться в живых, быстро свалив без всякой музыки.

Когда Скала и Щука начали убегать и когда застрелили оперативника, я представляю, что должен был чувствовать Вершинин. Что это за чувство? Ужас? Навряд ли, он притупляется от нашей работы. За много лет успеваешь столько увидеть ужасного, что ужаса уже не испытываешь. Страх? Ведь за все это придется ответить тебе, организатору операции, закончившейся разгромом оперативной группы, ее истреблением. Нет, в такие секунды даже не успеваешь об этом подумать.

В такие секунды есть только одно чувство.

Увы, в таких переделках, когда все перестает идти по плану, я тоже бывал. И не просто перестает идти по плану – начинает идти по плану, который выстроил не ты. Это хуже всего. Значит, ты не просто проиграл, а проиграл кому-то, тебя переиграли, кто-то знал, что будешь делать ты, и сделал ход первым, значит, кто-то умнее и быстрее тебя. Значит, ты – худший. Я это кошмарное ощущение помню хорошо.

Это самая страшная ошибка, которую только может допустить оперативник. И именно ее допустил в тот день Вершинин. Эта ошибка – грубое непонимание, с врагом какого уровня имеешь дело. Нет большей глупости, чем недооценивать своего врага или считать его идиотом. Вот тогда обязательно идиотом станешь сам, и очень быстро. Я уже давно завел для себя это твердое правило: кем бы ни был твоей соперник, всегда старайся видеть в нем человека не только равного тебе, но много высшего, чем ты. В первый миг это, вероятно, покажется унизительным. Но вскоре ты убедишься, что подобный подход дает огромное преимущество, и тогда узнаешь радость победы. Если же не станешь его исповедовать – узнаешь позор.

События вышли из-под контроля. Теперь Вершинину предстояло ощутить уж точно не радость победы. События устремились туда, куда устремляются, когда их никто не контролирует, – к хаосу, к катастрофе.

Через минуту большой джип, сорвав с петель металлические ворота, ворвался на стадион и, не снижая скорости, помчался по беговой дорожке, выбрасывая из-под колес гравий и выплевывая из окон длинные пулеметные очереди. Не дождавшись какой-либо команды Вершинина, привлеченный им к операции отряд спецназа в ответ открыл по джипу огонь короткими автоматными очередями. Теперь на стадионе начался не просто хаос, а настоящий бой.

А Вершинин смотрел на все происходящее, как на последний день Помпеи или как на последний день своей работы в Управлении и вообще – в правоохранительных органах. Но он не чувствовал ужаса от того, что, скорее всего, его карьера раз и навсегда закончена. Вообще ничего не чувствовал. С ним в этот момент случилось самое страшное, что только может случиться с оперативником, не считая смерти, конечно.