Ад в тихой обители - Дэвид Дикинсон

— В этой бумаге, — слегка щурясь, продолжил Дрейк (от Пауэрскорта не ускользнуло настойчивое именование документа «бумагой»), — ни слова относительно наград слугам; здесь назначается пятьдесят тысяч брату-близнецу завещателя и пятьдесят тысяч собору. Остальной капитал, а также усадьбу и все имущество наследует сестра, Уинифред Августа Кокборн, проживающая в Лондоне, район Хаммерсмит.

— Так слугам ничего? — переспросил декан. — Вообще ничего? Очень, очень, по-моему, нехарактерно!

Впервые Пауэрскорт увидел радостное лицо Августы Кокборн, которой все-таки, пусть на мгновение, но удалось разбогатеть.

— Последнее, наиболее свежее завещание было сделано совсем недавно, в январе сего года. Документ этот имеет весьма существенное отличие. — И, как бы отвечая на тут же мелькнувший у Пауэрскорта вопрос «отличие — от чего? от первого или второго? от обоих?», юрист пояснил: — К составлению документа не привлекались ни я, ни кто-либо другой из нашей фирмы. Завещание написано у поверенного в Хоумертоне, за сотню миль отсюда. Начальные пункты полностью соответствуют документу номер один: те же дары слугам, пятьдесят тысяч доктору, по двадцать тысяч брату и сестре. Однако Комптонский собор не упомянут. За вычетом названных сумм все состояние Джона Юстаса должно быть передано Армии спасения.

— Армии спасения?! — хором воскликнули декан и миссис Кокборн.

— Но почему, зачем? — обращаясь к Августе, веско и рассудительно заговорил декан. — С какой же стати человек, отдавший лучшие годы собору, неоднократно при мне выражавший намерение щедро одарить наш храм, резко меняет решение в пользу людей, которые, напялив маскарадные мундиры, опекают жалких пьяниц и побирушек? Просто отказываюсь верить, что Джон Юстас вдруг пустил состояние на бесплатный суп!

— Вы меня извините, — подал голос доселе глухо безмолвствовавший брат-близнец. В его еще достаточно твердом английском уже звучала американская гнусавость. — Про завещания я не знаю, но у меня вот есть письмо, где сказано кое-что насчет его последней воли. Написано этим летом, в июле, после того, как Джон навестил меня в Нью-Йорке. Может, вы сами вслух прочтете, мистер Дрейк?

Силы мага и чародея юридических хитросплетений и завещаний, как понял Пауэрскорт, иссякли. Тройное соло в одно утро изрядно утомило поверенного.

— «Дорогой Джеймс! — начал читать Дрейк. Декан рядом вытянул шею, стараясь разглядеть почерк. — Приятно было снова с тобой повидаться, даже в те дни, когда дела у тебя слегка пошатнулись. Надеюсь, денег, что я собираюсь тебе оставить, хватит на все, и ты сумеешь опять стать на ноги. Помни, что, сколько бы тебе не потребовалось, я всегда буду счастлив помочь брату. Любящий тебя Джон».

Декан хмыкнул. Оливер Дрейк откашлялся. Пауэрскорт подумал о возможном сходстве почерка у братьев-близнецов. Ворона за окном, шумно перепорхнув, устроилась еще удобней.

Видимо, камин растопили слишком жарко, ибо юрист достал большой белый платок и отер лоб.

— Таково положение вещей, леди и джентльмены. Я сам до некоторой степени смущен в своем нынешнем положении душеприказчика по двум из трех спорных версий завещания. Думаю, и у вас возникнет необходимость прибегнуть к независимой правовой экспертизе. Подготовленные моими клерками копии всех вариантов к вашим услугам. Я предлагаю вновь собраться здесь через десять дней. Такого срока, надо полагать, будет достаточно для всевозможных консультаций. Желает кто-нибудь высказать свои замечания в финале нашей сегодняшней встречи? Миссис Кокборн?

Сестра усопшего не потеряла боевой формы.

— Мне кажется, мистер Дрейк, — на удивление сладко пропела она, — что уместнее всего было бы подтвердить подлинность завещания, заверенного столичной юридической фирмой «Мэтлок-Робинсон», и действовать соответственно. — Затем голос взвился в ее обычном стиле: — Поверить не могу, что брат хотел оставить пятьдесят тысяч этому деревенскому лекарю, этому мямле! И мыслимо ли, что брат собирался завещать миллион фунтов груде старых камней, оставшихся лишь памятником мертвой и давно никому не нужной религии? И уж совсем абсурдно, просто дико, что у брата якобы возникло желание выкинуть миллион на затопившую наши большие города мерзкую человеческую накипь!

— Благодарю вас, миссис Кокборн, — устало кивнул Дрейк, подумав про себя, что, если все лондонские дамы таковы, столица еще ужаснее, чем ему представлялось. — Ваше слово, декан?

— Только презрительным молчанием можно достойно ответить на прозвучавшую сейчас хулу в адрес нашего храма, нашей церкви и, осмелюсь вымолвить, нашего Господа. Что же касается существа проблемы, необходимо уточнить ряд моментов. Полагаю, по всем статьям закона будет утвержден документ в пользу собора.

Внешне спокойного декана терзало, однако, сильнейшее волнение, и отнюдь не ввиду оскорбительных выпадов миссис Кокборн, даже не по причине возникших формальных сложностей. Требовалось срочное совещание с епископом. Произошло нечто действительно невероятное.

— Мистер Юстас? — повернулся юрист к брату покойного. — Не хотите ли и вы что-то сказать?

— Да нет, — ответствовал Джеймс Юстас. — Черт знает сколько просидели. Пора на воздух. Надо бы принять стаканчик.

И Джеймс поспешно удалился; впрочем, недалеко — в бар гостиницы «Белый олень», находившейся буквально по соседству с конторой Дрейка.

Минут через пять после общего прощания Пауэрскорт вновь стоял в кабинете поверенного.

— Нельзя ли еще ненадолго отвлечь вас, мистер Дрейк? Могли бы мы поговорить наедине?

Оливер Дрейк указал на мягкое гостевое кресло возле письменного стола, на котором не было ни юридических томов, ни документов, ни листка бумаги — лишь гладь зеленого сафьяна. По-видимому, мистер Дрейк был одержимым аккуратистом.

Пауэрскорт открыл истинные причины своего приезда в Комптон. Рекомендуясь старинным другом Августы Кокборн, он таковым не является; он детектив, и нанят этой дамой расследовать смерть ее брата. Однако же ряд случаев (юристу были поведаны некие яркие штрихи) поставил его в странное положение. Теперь он, откровенно говоря, чувствует себя не очень уютно, испытывая к персоне, на которую взялся работать, и недоверие и неприязнь.

— Вас, Пауэрскорт, трудновато вообразить давним и добрым другом миссис Кокборн, ибо подобное предположение требует допустить наличие каких-либо друзей у названной особы. Между нами, ад для нее слишком прохладное местечко. Но поясните мне, зачем ей это расследование? Разве действительно есть нечто, внушающее подозрение?

— Пока я не готов ответить, мистер Дрейк. В основе сомнений моей клиентки три пункта. Лгущий, по ее убеждению, дворецкий. Лгущий, по ее убеждению, доктор. И главное — столь спешно запечатанный гроб. Добавьте все, услышанное здесь сегодня, и на секунду представьте себя сыщиком. Как популярнейший мотив убийства, с деньгами сопоставима только зависть. А суммы вроде наследства, оставленного Джоном Юстасом, усиливают мотив многократно. Смотрите сами, мистер Дрейк. Доктор мог желать смерти канцлера ради пятидесяти тысяч. Миссис Кокборн явно мечтала прибрать к рукам почти все, и даже двадцать тысяч в ее положении способны толкнуть на убийство. Собору — я подразумеваю не обитель истины Господней, а вполне человеческое учреждение — эта смерть сулила немало. Грех? Ну, чего не сделаешь за миллион. Такой же прямой интерес был и у Армии спасения. И даже молчаливый брат-близнец, грезивший тут о стойке бара, мог проявить активность ради денег. Итак, уже пять вероятных злонамеренных охотников.

— Боже правый, вы, кажется, ничуть не сомневаетесь в том, что Джон Юстас был убит? — проговорил Дрейк, встав и устремив пристальный взгляд за окна.

— Нет-нет, помилуйте. Это, на мой взгляд, крайне неправдоподобно. Но не исключено. Кстати, в своих попытках установить истину я, мистер Дрейк, очень нуждаюсь в вашем содействии. Например, для общения с фирмой «Мэтлок-Робинсон» на лондонской Чансери-лейн. Явись я перед ними по поручению душеприказчика, со мной будут значительно любезней. Неплохо бы добыть их рукописный оригинал завещания, чтобы сравнить с тем документом, который был составлен у вас.

— Лорд Пауэрскорт, — сказал Оливер Дрейк, — я убежден, что могу абсолютно на вас положиться. И если вам для ваших розысков удобно аттестовать себя сотрудником бюро «Дрейк и Компания», используйте эту возможность сколь угодно. Только одно условие.

— Какое же?

— Вы постараетесь, вы приложите все усилия, дабы держать эту даму вдали от моего офиса.

— Надо ли так понимать, что речь о нынешней моей клиентке? — улыбнулся Пауэрскорт.

— Так, и никак иначе! — улыбнулся в ответ Дрейк.

Поверенный и детектив крепко пожали друг другу руки.