Миф «Ледокола»: Накануне войны - Габриэль Городецкий

В действительности англичане быстро уяснили логические последствия влияния гарантий на внешнеполитический курс Советского Союза. Едва были даны гарантии Польше, как английский посол в Москве сэр Уильям Сиде предупредил Уайтхолл о последствиях: «Россия надавала много обязательств и впредь она будет держаться подальше от каких-либо обязательств». В середине апреля он предостерег Уайтхолл, что если автоматические гарантии Польше останутся в силе, Россия может «поддаться соблазну остаться в стороне и в случае войны ограничить свою разрекламированную поддержку жертвам агрессии выгодной продажей им припасов». Далее он предупреждал, что если Германия выйдет на общую границу с Россией, то можно ожидать заключения соглашения о будущем прибалтийских государств и Бессарабии. Точно так же заместитель министра иностранных дел Англии был вынужден признать, что «теперь, когда правительство Его Величества дало гарантии, советское правительство будет наблюдать, не вмешиваясь в дела»17. В день подписания пакта сэр Невилл Гендерсон, посол Великобритании в Берлине, заявил, что он не сомневался, что английская «политика по отношению к Польше сделает это в конце концов неизбежным»18.

Поэтому для Суворова было большим соблазном прийти к заключению, что пакт Советского Союза с Германией стал неизбежен и что печальной памяти советские переговоры с Западом, начатые по инициативе России несколькими днями спустя, 10 апреля 1939 года, велись нечестно и служили лишь приманкой, чтобы выторговать лучшие условия у немцев. Итак, вместо того, чтобы защитить Польшу, гарантии, как это ни парадоксально, отвели угрозу от России, вынудив Гитлера воевать на Западе. Какой бы тонкой ни была такая интерпретация, она слишком упрощена.

Венцом успеха любой внешней политики является маневренность, получение возможностей выбора, а не обмен одних обязательств на другие. Восстановив возможности для маневра, русские не спешили повторять ошибки Англии и тотчас связывать себя теми или иными обязательствами. Однако существовал и более серьезный довод в пользу продолжения политики, направленной на достижение коллективной безопасности. Концепция безопасности, лежащая в основе советской внешней политики, опиралась на весьма передовую и тщательно разработанную стратегию19, которая предполагала в случае необходимости проведение военных операций глубоко на территории противника в поясе безопасности. В протянувшуюся с севера на юг буферную зону входили Эстония, Литва, Латвия, Польша, Румыния и частично Болгария. Основой коллективной безопасности было заключение договоров о взаимопомощи с этими государствами при поддержке Англии и Франции. Такие договоры диктовались угрозой со стороны Германии, а так же неизбежностью войны и предусматривали тесное военное сотрудничество в случае ее возникновения. Со своей стороны, англичане, давая гарантии, пытались сохранить основные принципы «умиротворения» и удержать немцев от агрессивных действий, не уточняя мер, которые должны быть приняты в случае начала войны.

В новых обстоятельствах Сталин теоретически мог бы взять на себя обязательства в случае агрессивных действий Германии. Однако, памятуя о судьбе Чехословакии, он, очевидно, опасался, что Англия может продолжить свою политику умиротворения даже в случае нападения Германии на Польшу и поощрить ее к дальнейшему движению на восток. Не следует упускать из виду, что серьезные опасения по поводу того, что Германия и Англия могут договориться о действиях против коммунистической России, постоянно присутствовали в советской внешней политике в период между мировыми войнами. Эти опасения были порождены военной интервенцией союзников в 1920—21 годах. В том же ключе интерпретировались и события, не имевшие непосредственного отношения к России, как например, Локарнский договор 1925 года, вступление Германии в Лигу Наций год спустя и, разумеется, Мюнхенская конференция. Советские историки по-прежнему объясняют провал переговоров 1939 года зловещими попытками западных держав возродить после первой мировой войны германский милитаризм, вступить в сговор с немецким фашизмом и направить агрессоров на восток20.

Хотя не имеется достоверных сведений, что такой план когда-либо рассматривался английским кабинетом, все большее число авторов в последнее время приходят к выводу, что стратегия Чемберлена была направлена на сдерживание и не отвергала — а наоборот поощряла — все новые попытки ослабить международную напряженность дипломатическими методами. Поэтому он продолжал противиться заключению связывающих руки военных соглашений, которые могли быть провокационными по сути, и отказывался требовать от Польши решения принять советскую помощь21. И наконец, русские, видя многочисленные нарушения договоров немецкой стороной, не доверяли соглашениям.

После 31 марта Сталин столкнулся с серьезной дилеммой, не имеющей идеологической окраски. Будучи осторожным и прагматичным в международных делах, Сталин опасался, что Англия, несмотря на данные гарантии, пожертвует Польшей, как пожертвовала Чехословакией, и тем самым подтолкнет немцев к агрессии на востоке. Эта угроза диктовала необходимость заключить с Германией соглашение. С другой стороны, если Англия не отреагирует на вторжение в Польшу, Германия может нарушить соглашение и продолжать наступление на восток. Такой прогноз вынудил Советский Союз предпринять отчаянные усилия, чтобы вместо предоставления односторонних гарантий заключить официальный военный союз с западными державами22.

Однако с самого начала это предложение встретило трудности. Польша отказалась пропустить в случае войны через свою территорию советские войска, а Англия не желала признать Советский Союз своим главным союзником в Восточной Европе. Коллективная безопасность по-прежнему рассматривалась ею в качестве более подходящей и реальной альтернативы. Переговоры тянулись несколько месяцев, но из-за разногласий, возникших с самого начала, зашли в тупик, что в конце концов бросило русских в немецкие объятия. Советские и западные историки часто отказываются признать, что Англия и Советский Союз фактически предполагали разные соглашения. Русские, проводя линию на достижение коллективной безопасности, упорно стремились к договору о взаимопомощи. Его главным пунктом должно было быть четкое определение военных мер, которые будут приняты каждой из сторон в случае войны, которую они считали неизбежной23.

Переход от политики сдерживания к поискам военного союза произошел после мюнхенской конференции. Он был вызван сведениями военной разведки, внимательно следившей за намерениями немцев. В донесении от 19 августа 1938 года надежный источник подробно описал встречу между Герингом, Рундштедтом и другими высокопоставленными военными, посвященную военным планам Германии, необходимости перевода всей германской экономики на военные рельсы и осуществления мобилизационных планов. На встрече Советский Союз был прямо назван основным противником Германии: «Германии нужны колонии, но не в Африке, а на востоке Европы, ей нужна зерновая житница — Украина»24. В этих условиях сдерживание представлялось бессмысленным, поскольку война вдруг оказывалась неминуемой.

Придерживаясь политики сдерживания, Англия не могла удовлетворить основные требования безопасности Советского Союза. Пространство для торга и маневра было очень узким. Галифакс с самого начала не ждал многого от переговоров с Россией. Он хотел от нее не обязательств, а поддержки своих постоянных усилий убедить Гитлера отказаться от амбициозных планов, все еще надеясь вновь усадить его за стол переговоров. Поэтому он старался ограничить действия русских формулировкой «по их собственной инициативе», умело прибегнув к оговорке, что «в случае какого-либо агрессивного акта в отношении европейского соседа Советского Союза, против чего выступает заинтересованная сторона, Советское правительство предоставит помощь, если будет выражено такое пожелание, и она будет оказана в наиболее удобной форме» (курсив мой — Г.Г.). Галифакс верил в то, что заявление Советского правительства, названное им «положительным», «окажет стабилизирующее воздействие на международную обстановку»25. Оздоровляющее стабилизирующее воздействие, равносильное устрашению. Он практически не отошел от своей позиции в течение напряженных летних месяцев 1939 года. Однако с самого начала создать такой союз оказалось трудно ввиду отказа Польши обсуждать вопрос о проходе в случае войны советских войск через ее территорию и нежелания Англии признать Советский Союз своим главным союзником в Восточной Европе. Внешняя политика Сталина была продиктована национальными интересами, а не принципами или моральными факторами, подобно политике его западных партнеров.