Оранжевый туман - Мария Донченко

Он назвал точное время и станцию метро, и они разошлись.

…Тем временем сбор подписей в Преображенском округе был закончен, вопреки пессимистическим ожиданиям многих, полковника Квачкова зарегистрировали в качестве кандидата, и кампания по сбору подписей перешла в кампанию агитационную. Добровольцы по-прежнему собирались по утрам в выходные дни на одной из крайних восточных станций Арбатско-Покровской или Сокольнической линии метро, и шли разносить листовки по жилым кварталам или расклеивать плакаты. С плакатами было особенно трудно — их беспощадно срывали дворники, оставляя на стендах лишь материалы за главного конкурента от «Единой России» — некоего Шаврина, про которого Виталик знал только, что в памятном 1993 году он участвовал в расстреле защитников Дома Советов. Впрочем, для него этого факта биографии было достаточно. Дворники получали жёсткий инструктаж по месту работы, машина власти на уровне муниципалитетов работала как часы… Но снова наступало утро, и снова шли на слякотные улицы замёрзшие добровольцы с тюбиками канцелярского клея, капли которого застывали на пальцах, и от этого было особенно противно в мокрую и холодную погоду. А ещё клей очень плохо отчищался с одежды, и тяжело вздыхала Лариса Викторовна, в очередной раз пытаясь привести в более-менее приличный вид куртку Виталика, когда он, смертельно уставший, приезжал домой с агитации, порой даже не поужинав, стягивал через голову свитер, бросал на него носки и падал в постель ничком, оставив в прихожей куртку и перчатки с белыми засохшими подтёками клея.

Из плакатов Виталику больше всех нравился один, цветной, на глянцевой бумаге, формата А3. На нём было изображено, как Квачков повергает Чубайса на боксёрском ринге. Оба соперника были нарисованы в боксёрских перчатках, и глава РАО ЕЭС лежал в глубоком нокауте без малейших шансов. Один экземпляр Виталик даже забрал домой и приклеил скотчем на стену над своей кроватью, рядом с портретом Сталина, маленьким флажком Советского Союза и некоторыми газетными вырезками.

За эти несколько недель Виталик успел познакомиться с несколькими постоянными участниками избирательной кампании — многие из них поддерживали отношения с семьёй Измайловых, и Никита Максимович играл далеко не рядовую роль в организации агитвыездов.

Тем временем приближались ноябрьские праздники.

Выходными были объявлены четвёртое, пятое и шестое ноября — пятница, суббота и воскресенье. Седьмое было будничным рабочим понедельником, и Виталик заранее договаривался на работе, писал заявление, чтобы после обеда взять половину дня за свой счёт. Пропускать Октябрьскую демонстрацию было нельзя.

Но до седьмого оставалось ещё больше недели, когда Маркин вдруг позвонил Виталику на мобильный и поинтересовался, что тот делает в субботу, тридцатого числа.

— Вообще-то занят, — ответил Виталик, думая об агитации, — а что?

— Тут такое дело, — сказал Сергей, — у либералов какая-то дата, и они собираются на Лубянке у Соловецкого камня.

— У Собачьего, что ли? — переспросил Нецветов, предпочитая прижившееся в московских оппозиционных кругах неофициальное название.

— Ну да. Зовут поучаствовать. Союзники же. Надо, чтобы было от нас человек хотя бы десять. Может, постараешься?

— Нет, извини, никак не получится, — сказал в ответ Виталик и повесил трубку.

Ради другого мероприятия он, вероятно, и изменил бы свои планы на субботу, но идти к либералам, пусть и союзникам, ему откровенно не хотелось. Хотя он ещё не до конца отдавал себе в этом отчёт.

Об том, как прошёл этот митинг, Виталик узнал от Димки, который туда ходил.

— Собрались демократы, десятка три от силы, — рассказывал Серёгин, — цветочки положили к Собачьему камню и свечки зажгли, типа в память жертв сталинских репрессий.

Виталик удивлённо вскинул брови.

— И нас на такое…

— А я тебе о чём. Наших было человек пять-семь, стояли там, как идиоты — не пришей кобыле хвост. Союзнички, блин… Дорвутся, не дай бог, такие союзнички — будет как в девяносто третьем… Так я тебе не о том начал рассказывать. Проходит у них торжественная часть и всё такое, и тут подбегают два пацана, лет по шестнадцать, никогда их раньше не видел, и кидают вверх листовки с криком «Сталин — отец, Путин — подлец!»

— Да ну! — удивился Виталик. — Интересно. А кто такие?

— Мне самому это интересно очень. Только их скрутили сразу. Там свалка началась, демократы их бить хотели, а менты их сразу в машину. Мне даже листовку ухватить не удалось. А теперь прикинь, кем мы в этой ситуации выглядели.

— Да уж, ничего не скажешь… Если бы началась драка, надо было бы нам этих ребят защищать.

— Если бы началась, — серьёзно ответил Димка, — я бы за них вступился, и плевать мне на Маркина.

— А что же Серёга?

— Что Серёга? Ничего. Знаешь, Виталик, строго между нами — что-то мне его поведение в последнее время перестаёт нравиться…

…Четвёртого числа Виталик встал с утра и начал собираться.

— Уходишь? — спросила мать. — Вечером будешь?

— Не знаю, — ответил он, — может, к Марине поеду. Может, буду поздно, не жди, ложись спать.

— Ты же не работаешь сегодня? — уточнила Лариса Викторовна. — У нас в школе выходной.

— Нет, мама, я по делам.

— Листовки клеить?

— Нет, просто по делам. Расклейки сегодня не будет.

В подробности акций прямого действия, в отличие от полностью легальной политической деятельности, Виталик её не посвящал. Тем более — когда Маркин предупредил отдельно о секретности именно данной акции. Планами на четвёртое ноября Виталик не делился ни с Мариной, ни с друзьями, хотя ему было слегка неприятно то, что на рискованное задание не позвали, например, Димку Серёгина. Уж ему-то, думал Виталик, вполне можно было бы доверять. Как и Андрею Кузнецову, и Любе Измайловой.

Расклейка действительно на этот день не намечалась — только на субботу и воскресенье. Потому что на четвёртое у всех были свои планы.

К месту сбора Виталик приехал с опозданием минут на пять. Он был третьим из ожидавшихся шести человек.

В течение минут пятнадцати подтянулся ещё один опоздавший.

Двое не пришли, и телефоны их были недоступны.

Маркин, стоявший в центре зала с чёрным полиэтиленовым пакетом в руках, взглянул на часы.

— Всё, товарищи. Двадцать пять минут — более, чем достаточно. Дальше никого не ждём. Четверо, значит, четверо. Хромает дисциплина. Выходим наверх, там не так шумно, поставлю задачу по существу.

Они поднялись из метро на поверхность, отошли во двор. Там Маркин выложил из пакета на скамейку какие-то свёртки.

— Разбираем. Это петарды. Бояться не надо, они все куплены в магазине официально, и за их хранение-ношение ничего не будет, — улыбнулся Сергей.

Его товарищи осторожно брали в руки предметы, завёрнутые в бумагу. Виталик развернул упаковку. Там действительно была красочная новогодняя петарда фабричного производства, покрытая китайскими иероглифами.

— Ну вот видите? Всё легально, — удовлетворённо произнёс Маркин. — Наша задача — встретить фашистов фейерверком. Их марш будет здесь примерно минут через тридцать-сорок. Встанем возле деревьев, я покажу, где. Мы вместе — и как бы не вместе. Передние колонны пропускаем, они самые отмороженные и могут ринуться в драку, а драка нам сегодня не нужна. Не то численное соотношение. Петарды бросаем по моему сигналу. Ещё раз подчёркиваю — это всего лишь петарды, они никого не убьют, и уголовных дел не будет. Всё понятно?

— А менты, всё-таки? — спросил кто-то.

— Что менты? — поморщился Маркин. — Бросаем и убегаем. Если кто попадётся — будет стандартное административное дело, как обычно. Ещё вопросы есть? Нету? Ну, выходим на дорогу.

Петарды Виталик спрятал за пазухой.

…Шествие двигалось по Чистопрудному бульвару, от памятника Грибоедову к Славянской площади. Это был почти самый центр Москвы, но в то же время, маршрут пролегал по тихим и малолюдным улицам, часть из которых можно было спокойно назвать задворками Центрального округа.

Его численность было сложно оценить мимолётным взглядом из подворотни, где с правой стороны по ходу движения устроили засаду четверо левых активистов.

Из флагов Виталик увидел только «имперки» — чёрно-бело-жёлтые триколоры. Наверное, были и другие, но их он не заметил или не просто успел.

Слева и справа по краям мостовой двигались серые милицейские цепочки, достаточно редкие, чтобы была возможность внезапно вклиниться с тротуара.

Когда авангард колонны миновал их наблюдательную точку и довольно далеко продвинулся вперёд, Маркин шёпотом отдал команду «Приготовиться!»

Прошло ещё примерно две или три бесконечных минуты напряжённого ожидания.

— Выходим, — прозвучал в ушах Виталика быстрый срывающийся шёпот Маркина, и они рванулись из арки на дорогу.