Моя Малютка-Марикан - Михаил Жигжитов

— Это наши пришли? — послышался женский голос.

— Мы, мы, Катя! — радостно крикнул Сватош, узнав голос жены. — Фу-у-у! Вот и отмаялись, еле шевелю ногами, Катенька… Есть чем обогреться-то?

— Есть, есть, Зоня!.. Пойдемте скорее.

— Вот, братцы, и у нас будет сейчас праздник! — радостно воскликнул Зенон Францевич. — Заходите сначала к нам… обогреетесь, а потом уж и по домам.

— Екатерина Афанасьевна, ведь неудобно каждый раз надоедать-то вам.

— Вася, чтоб я больше этого слова не слышала. Идемте к нам!

И вскоре все уже сидели за гостеприимным столом. Спокойно, без суеты, угощала стражников высокая худощавая хозяйка, дома.

— Вот уж обогреться-то с мороза не грех! — повеселевшими глазами подмигнул друзьям Зенон Францевич и налил из пузатого графина по стакану водки. — А вот я разведу чайком… Легче пойдет!.. Ну, друзья, поздравляю… с возвращением…

— Ну, как сходили, Бимба? — спросила Екатерина Афанасьевна у сидевшего ближе всех к огню бурята.

— У-у-у-у! — затряс головой. — Сказать боится Бимбушка, мало-мало ругать будешь, мало-мало смеяться… Пусть Зенфран говорит… Он мастер баить…

— Плохо, Катенька, сходили… Был у нас в руках Петрован Хабель… Ну и… после расскажу… — Зенон Францевич виновато взглянул на жену, нахмурился и поник головой.

— Ничего, Зоня, всякое бывает… Сами-то живыми вернулись… Виктор-то, бедняжка… Жизнерадостный был парень… — Добрая женщина тяжело вздохнула и, подперев ладонью подбородок, горестно добавила: — Валентина-то уж очень убивается… молодые, жили дружно…

Разговор прервал стук в дверь.

В обширную кухню ввалилось с десяток людей. Впереди всех в бараньем дыгыле тетка Цицик.

— Амар сайн!.. Ты, Бимбушка, стыд теряла, ох, беда, беда.

— Здрасте, здрасте! Тетя Цицик, не ругай Бимбу… я затащил его, — заступился Сватош.

— Ха, когда больна был, в этом доме лечили, кормили, добрый слово говорили… Теперь дорога сюда знайт… хорошо знайт!

— О-бой, какой хитрый бурят! Тут хорошо кормить, хорошо водкой угощать!.. — смеется повеселевший после доброй чарки эвенк.

Все рассмеялись.

Сытный ужин и жарко, по-сибирски натопленная изба разморили уставших людей, и поэтому они быстро разошлись по домам. Один за другим потухли огоньки. Тихо-тихо крутом. Лишь изредка спросонья тявкнет чья-нибудь собачонка. А в ответ в собольем питомнике из клетки раздается сердитый «пря-яу». Не любит соболь собачий лай.

ГЛАВА 4

Сквозь дощатую стенку доносился ровный, спокойный голос жены Сватоша: «Ма-ма, а-у. У-а, ма-ма. Ма-ша, а-у. У-а, Маша».

— Ну, а теперь кто нам прочитает?

Пауза. Затем раздался тоненький голосок:

— Я прочитаю!

— Хорошо, читай, Ваня!

Мальчик скороговоркой, одним духом выпалил: «Мама, ау. Уа, мама. Маша, ау. Уа, Маша».

— Так быстро читать нельзя… Нужно по складам. Следи за мной, как я читаю: «Ма-ма, а-у. Ма-ма, у-а». Понял, Ваня?

— Понял, Екатфанасьевна!

— Садись, Ваня… А ты, Гриша, сумеешь прочитать?

— У-у меня… болит брюхо.

Кто-то из ребят хихикнул. Зенон Францевич, не вытерпев, тоже рассмеялся. Ему живо припомнилось далекое-далекое детство, школа, миловидная, с тонкими чертами лица учительница и однокашники.

Сватош оделся и вышел во двор. Хватив полной грудью морозный воздух, вздрогнул, поежился.

По выработавшейся привычке — в первую очередь утрами посещать своих любимцев — пошел в соболий питомник. Утреннее солнце, оторвавшись от вершины Баргузинского хребта, ярко освещало ущелье, по которому текла буйная речка Кудалды. А над ущельем, словно зубья старой пилы, врезались в синее небо гигантские скалы — гольцы.

— Какой мужественный вид у вас! — улыбнулся он гольцам.

Подойдя к питомнику, сквозь железную сетку вольера он увидел нагнувшуюся над клеткой Валю. Она была чем-то так занята, что не заметила вошедшего директора.

Зенон Францевич чуть прикоснулся к плечу молодой женщины.

Валентина оглянулась. Легко поднялась. В больших синих глазах — печаль.

— Здравствуйте, Валя!

— Здравствуйте, Зенон Францевич!

— Что случилось?

— Ручная заболела, не ест…

Тяжело вздохнула и уступила место у клетки. Сватош опустился на колени и начал кликать свою любимицу:

— Ру-ченька. Рученька, поди ко мне.

Раздался слабый, жалобный «ннрряяу», и из клетки чуть высунулась остренькая усатая мордочка. Зеленоватые бусинки увидели своего друга. Еще жалобнее раздался «ннрряяу».

— Иди ко мне, Рученька!

Маленький, гибкий зверек в пышной черной шубке, по-кошачьи мягко ступая, приблизился к протянутым рукам Сватоша.

Осторожно взял он соболюшку на руки и нежно погладил по шелковистому меху. Зверек доверчиво уткнулся остренькой хищной мордочкой.

— Что же это вздумала хандрить-то, Рученька? — встревоженные глаза внимательно осмотрели зверька. Огрубевшие пальцы прощупали грудную клетку, позвоночник, живот.

— Валя, давно она заболела?

— Четвертый день…

— А остальные как чувствуют себя?

— Нормально… Только с продуктами плохо. Мясо кончилось. Рыбы осталось дня на три. Больше даю орехов и брусники… Рыбу экономлю…

— Э-э-э, девочка моя, ты ей чересчур много дала орехов, а потом сыпанула мерзлой ягоды… А ведь Ручная очень прожорлива, пожалуй, единственная во всем собольем роде особа.

— Я не знала, что так получится…

— Да, да… я виноват… не предупредил тебя… Но вообще-то, когда меня не бывает дома, обращайся к Екатерине Афанасьевне, а Ручную я унесу домой.

Положив за пазуху Ручную, Сватош пошел домой. Больной зверек горячим комочком прижался к его груди.

Уже на крыльце своей квартиры он встретил учеников Екатерины Афанасьевны.

— Это у кого на уроке-то болит живот? — смеясь, спросил он у ребятишек.

— Это у Гришки Чернова! — ответил белобрысый бойкий мальчонка. — Как его заставят читать, сразу и заболит! Вчера голова болела, а сёдня брюхо.

Ребятишки со смехом разбежались во все стороны, а Зенон Францевич с какой-то затаенной завистью смотрел им вслед. С плотно сжатых губ сорвалось чуть слышно: «Эх, нам бы с Катей вот такого озорника…»

Увидев в руках мужа соболюшку, Екатерина Афанасьевна встревожилась.

— Что случилось с Ручной?

— Заболела… отказывается от еды… Не придерживаемся установленного рациона… Все это несчастная нужда наша, недостатки. Мясо кончилось… Где его взять? У нас нет разрешения на отстрел копытных. Нет денег на покупку мяса…

— Слушай, Зоня, а ведь сколько копытного зверя давят волки. Почему нам нельзя добыть для соболей? Страшного-то тут ничего нет… Соболей сохраним.