Психологический тезаурус - Сергей Степанов

(Для коллег-преподавателей отсюда следует не очень приятный вывод: если превыше всего вы дорожите симпатиями студентов, то достичь этой цели проще всего потакая любым их незрелым суждениям и модным увлечениям, даже наивным и абсурдным. Призывы к здравому смыслу и научной корректности могут достичь своей цели лишь отчасти (к чему, впрочем, все равно стоит стремиться), зато неизбежно снизят симпатии к вам. Выбирайте!)

Кстати, еще один аспект этого явления состоит в том, что когда некто нам неприятный демонстрирует расположение к тому, что нравится и нам, наша неприязнь к нему идет на убыль, а может и вовсе смениться симпатией. Впрочем, на это обращал внимание еще Ларошфуко: «Стоит дураку нас похвалить, как он уже не кажется так глуп». Тут, между прочим, стоит задуматься вот о чем. Как правило, мы убеждены, что наши взгляды и пристрастия разделяют в основном люди достойные. А не потому ли они кажутся нам симпатичными, что разделяют наши взгляды? Более трезвый взгляд тут был бы очень полезен. Да и наши противники отнюдь не сплошь ничтожества и дураки. Возможно, мы просто поторопились привести в соответствие свою неприязнь к их позиции и к ним самим.

Что же касается теории Роджерса, то в ней понятие конгруэнтности имеет совсем иной смысл, чем в социальной психологии. По его собственному определению, «конгруэнтность – термин, который мы используем для обозначения точного соответствия нашего опыта и его осознания. Он может быть расширен далее и обозначать соответствие опыта, осознания и общения» (Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. – М., 1994. – С. 401). Тут, правда, следует иметь в виду трудности буквального перевода текста Роджерса. Дело в том, что английское слово experience (так в оригинале) означает как опыт, так и переживание. Речь, вероятно, идет все-таки о переживании, под опытом мы привыкли понимать нечто другое.

Свою идею сам Роджерс иллюстрирует наглядными примерами. Представим себе, что некто в дискуссии со своим партнером испытывает явное раздражение и гнев, что отчетливо проявляется в его поведении и даже в физиологических реакциях. В то же время сам он не отдает себе отчет в своих чувствах и убежден (в целях самозащиты), что всего лишь логично отстаивает свою точку зрения. Налицо явное несоответствие переживания и его самоощущения.

Или представим себе человека, который провел вечер в скучной компании, явно тяготился убитым временем, более того – вполне осознает владеющее им ощущение скуки. Тем не менее при прощании он заявляет: «Я прекрасно провел время. Это был чудесный вечер». Здесь неконгруэнтность имеет место не между переживанием и осознанием, а между переживанием и сообщением.

По мнению Роджерса, такое рассогласование приводит к серьезному разладу человека с самим собой и требует психотерапевтического вмешательства. Зрелая здоровая личность – это прежде всего человек конгруэнтный. Он способен отдать себе отчет в том, что происходит в его душе, и вести себя в соответствии с этими переживаниями. Понятно, что конгруэнтность таким образом выступает неотъемлемым профессиональным качеством каждого, чья деятельность связана с общением с другими людьми, – прежде всего самих психологов, а также не в последнюю очередь педагогов (это Роджерс подчеркивает особо). «Если учитель конгруэнтен, это, вероятно, способствует приобретению знаний. Конгруэнтность предполагает, что учитель должен быть именно таким, какой он есть на самом деле; к тому же он должен осознавать свое отношение к другим людям. Это также значит, что он принимает свои настоящие чувства. Таким образом, он становится откровенным в отношениях с учениками. Он может восторгаться тем, что ему нравится, и скучать в разговорах на темы, которые его не интересуют. Он может быть злым и холодным [учитель?! – С. С.] или, наоборот, чувствительным и симпатизирующим. Поскольку он принимает свои чувства как принадлежащие ему, у него нет необходимости приписывать их ученикам или настаивать, чтобы они чувствовали то же самое. Он – живой человек, а не безличное воплощение требований программы или связующее звено для передачи знаний». (там же, с. 347–348).

Очень соблазнительная получается картина. Я – живой человек, а значит имею право быть злым и холодным, игнорировать то, меня не волнует, открыто проявлять неприязнь к тем, кто мне не нравится, и т. п.

Тут, правда, возникает парадокс. Испокон веку воспитанным, социализированным, цивилизованным человеком принято считать того, кто, умея адекватно выражать свои чувства, в то же время умеет их при необходимости скрывать, более того – иной раз произвольно демонстрировать иные, даже противоположные, в соответствии с принятыми общественным соглашением нормами. С точки зрения здравого смысла ценным является умение говорить, что думаешь, но при этом хорошо бы еще и думать, что говоришь. Так, автор этих строк вполне отдает себе отчет: скажи он все, что на самом деле думает по поводу псевдогуманистической ажитации, охватившей наше профессиональное сообщество, то тем самым рискует обидеть многих уважаемых коллег. Да и просто ради того, чтобы лишний раз не навлекать на себя гнев записных самоактуализаторов, лучше большую часть своих мыслей и чувств оставить при себе. Хотя, как может заметить читатель, удержаться иной раз бывает трудно и получается… ну оч-чень конгруэнтно!

Просветление взора

[10]

Сильные потрясения исцеляют от мелких страхов.

Греческое слово КАТАРСИС вот уже более ста лет бытует в лексиконе психологов, более того – уже стало своеобразным культовым символом, значение которого представляется ясным лишь посвященным. В самом деле, в обыденной речи оно практически не встречается, зато психологи щеголяют им всякий раз, когда заходит речь о сильных переживаниях, которые, по мнению многих, человека облагораживают. Именно такого рода переживания намеренно культивируются различными направлениями практической психологии с целью личностного совершенствования. Недаром известный московский центр практической психологии даже избрал этот термин своим названием – звучит не очень понятно, зато загадочно и привлекательно. Попробуем поподробнее разобраться во всем многообразии значений, которое придается этому древнему слову.

В различных источникам можно найти несколько толкований данного понятия, которое с древнейших времен используется в философии, в частности в эстетике, а со сравнительно недавних пор – и в психологии, преимущественно в психоанализе. Обобщенная дефиниция, почерпнутая из этих источников, могла бы звучать так: катарсис – эмоциональное потрясение, имеющее очистительный, просветляющий эффект. Авторство этого понятия приписывается Аристотелю, внедрение его в психологию принято считать заслугой З. Фрейда. Эти положения, в принципе небезосновательные, требуют, однако, некоторых уточнений.

Иногда создается впечатление, что приоритет Аристотеля в ряде случаев объясняется довольно простой причиной: в отличие от писаний многих античных мыслителей, большинство трудов этого обласканного тогдашней властью ученого были бережно сохранены и дошли до наших дней. Сохранилось, впрочем, не все – содержание некоторых работ Аристотеля известно нам исключительно в изложении позднейших трансляторов и толкователей. Это относится и ко второй части трактата «Поэтика», где греческим философом использовано понятие катарсиса. Справедливости ради следует указать, что само это явление было описано гораздо раньше, хотя сохранившиеся упоминания об этом разрозненны и фрагментарны.

Предположительно само слово катарсис восходит к семитскому gtr – культовые воскурения; первоначально термин был связан с религиозным понятием культовой чистоты – очистительные ритуалы, приводящие к катарсису, обыкновенно открывали культовую церемонию.

Этот смысл был воспринят греческой философией. В доплатоновской философии идея катарсиса характерна прежде всего для Пифагора и его школы. Поскольку в соответствии с пифагорейским учением только чистая душа способна обрести знание, существовали многочисленные предписания и требования, преследующие цель очищения и просветления души, в числе которых было и знаменитое требование продолжительного молчания для начинающих. Пифагорейцы также рекомендовали музыку для очищения души – в этом можно увидеть истоки современной музыкотерапии. Не вызывает сомнения, что соответствующие, специально подобранные музыкальные произведения могут вызвать сильные переживания, когда утомленная душа омывается очистительными слезами (но очевидно также, что иные произведения – вроде «шедевров» ТАТУ или «Ленинграда» – чреваты обратным эффектом).

Платон в диалоге «Федон» говорит о философском катарсисе, который открывает философствующему новое измерение реальности. Философия должна постигать истинно сущее, для чего необходимо рассматривать вещи только посредством души. Этому препятствуют силы чувственного познания и отклоняющие от духовного знания потребности тела. Поэтому душа должна стремиться отделиться от тела, как от оков, и тем самым достигнуть просветления.