Как стать миллиардером - Марина Серова

– Ты?!! – завопил он, пристально глядя на охранника.

– Мать моя женщина, Фюрер, – пробормотал обладатель лохматой ручищи, тоже, по всей видимости, узнавший Борю.

С минуту они изображали немую сцену, достойную гоголевского «Ревизора». Другие охранники, кинувшиеся было на помощь коллеге, начали понемногу разбредаться. Изувеченного Борей посетителя куда-то увели, веселье возобновилось.

– Ты что здесь делаешь? – спросил, наконец, Боря, опуская руки.

– Я-то здесь работаю, а вот ты, блин, что здесь делаешь? – нехорошо улыбнулся охранник.

– Да ничего, – густо покраснел Боря. – Шел мимо, увидел вывеску, зашел. Сушей пожрать захотелось.

– Сушей, говоришь? – переспросил охранник, присаживаясь за наш столик.

Его подозрения относительно некоторых особенностей Бориной личной жизни росли и крепчали на глазах, и Борину репутацию нужно было немедленно спасать.

– Боря, это твой друг? – спросила я, обнимая его так, чтобы у охранника рассеялись последние сомнения как насчет Бориной ориентации, так и насчет наших с ним отношений.

Боря машинально положил руку мне на плечо, и лицо охранника просветлело.

– Здравствуйте. Женя, – представилась я, протягивая руку.

– Антон. Мы с этим… с вашим молодым человеком сначала вместе служили, а потом какое-то время вместе работали.

– Скажите, Антон, а здесь вы давно работаете? Я вас почему-то не помню. Я здесь довольно часто бываю. Это единственное место в городе, где девушке можно спокойно поужинать, с полной уверенностью, что к ней никто не пристанет. Боренька, милый, прости меня ради бога, эгоистку глупую. – Я погладила Борю по голове. Он моментально расплылся в улыбке и едва не замурлыкал. – Мне и в голову не могло прийти, что пристать могут не только ко мне, но и к тебе.

– Да уже больше года, – сказал Антон. – Странно, но я вас тоже не помню, хотя девушки у нас бывают нечасто. Когда вы здесь были в последний раз?

– Это говорит только о вашей ненаблюдательности, Антон, – ответила я, сдабривая слова самой обольстительной улыбкой из своего арсенала. – Я на прошлой неделе волосы перекрасила.

– А, ну если так, то может быть, – кивнул охранник. По его физиономии было видно, что сомнения несколько успокоились, но не исчезли окончательно.

– Товарищ прапорщик, так все-таки, что вы здесь делаете? – спросил Боря.

– Сержант, я же тебе русским языком объяснил: работаю, – ухмыльнулся Антон. – Немецким не владею, уж извини. И нефиг на меня так смотреть. Здесь хорошо платят и не особо напрягают. Сам знаешь, деньги не пахнут. И вообще, – Антон наклонился вперед и понизил голос, чтобы его не услышали за соседними столиками, – не так страшен педик, как его малюют. Меня же не сексом с ними заниматься заставляют, верно? Да и с одной тарелки с ними я тоже не жру, и на брудершафт не пью. Я просто охрана. Торчу себе в уголке и смотрю, чтобы их кто-нибудь не обидел.

– И как смотришь? – спросил Боря. – Не противно?

– Поначалу, конечно, с души воротило, – кивнул Антон. – Бреешься с утра, смотришь в зеркало и самому себе в морду плюнуть хочется. Потом ничего, привык. Знаешь, Борь, они ведь нормальные ребята. Если, конечно, не вспоминать, чем они ночами промеж собой занимаются.

– Как знаешь, Петрович, – вздохнул Боря. – Дело, конечно, твое, и не мне тебя жизни учить. Но я бы на такую работу ни за какие бабки не подписался.

– Может быть, может быть, – согласился Антон. – Но голод не тетка, сам знаешь. Или, как здешняя клиентура говорит, на безрыбье и раком встанешь, – Антон было улыбнулся, но тут же снова посерьезнел. – Знаешь что, Борь, просьба у меня к тебе: если кого из наших встретишь, не говори им, где меня встретил.

– Не проблема, – коротко ответил Боря.

– Ну, желаю приятно провести время, – сказал Антон, вставая. – А вам небольшой совет, Женя: в следующий раз встречайтесь с молодыми людьми где угодно, но только не здесь. Например, в «Осьминоге». Тоже неплохой клуб, я там часто бываю, если денежка лишняя появляется. Ну, а сами заходите почаще, если одна будете, всегда рады, милости просим.

– Пошли отсюда, – сказал Боря, когда Антон ушел.

– Пошли, – согласилась я. – Но сперва потанцуем.

Я, наконец, заметила то, ради чего притащила Борю в «Голубую устрицу». Виктор Матвеев, бывший финансовый директор «Феникса», танцевал с каким-то мужчиной типично гомосексуальной наружности.

– Можно, – страдальчески вздохнул Боря.

Я положила руки ему на плечи, и мы закружились, медленно смещаясь в сторону Матвеева и его спутника. Боря оказался вполне сносным партнером, что в данных обстоятельствах было совершенно некстати. Управлять им, да еще и стараясь делать это незаметно, было неимоверно трудно, поэтому мы приближались к цели гораздо медленнее, чем я надеялась, да к тому же не по прямой, а по какой-то дикой помеси синусоиды и спирали. К счастью, Матвеев и его друг оказались большими любителями потанцевать и никуда не спешили. Музыка уже кончилась, и Боря остановился, ожидая, что мы уйдем, но я шепнула «еще», и он снова положил руки мне на талию. Как мне показалось, с куда большей охотой, чем в первый раз. На третьем танце Боря снова начал улыбаться своей милой, по-детски трогательной улыбкой. Шаг, шаг, поворот, еще шаг, поворот. Я бросила взгляд за Борино плечо. Цель была уже не далее чем в двух метрах от нас. Я слегка заузила шаг, развернула партнера чуть шире. На следующем повороте Матвеев и Боря едва не коснулись друг друга спинами. И еще поворот!

– Боря, здравствуй! – воскликнул Матвеев, оказавшись лицом к лицу с моим спутником.

Боря замер, наподобие той приснопамятной библейской женщины, которая превратилась в соляной столп.

– Здравствуйте, Виктор Николаевич, – отозвался Боря и даже нашел в себе силы улыбнуться.

Что ж, ко всему человек привыкает, даже к виселице. Подергается, подергается и успокоится.

– Здравствуйте, – лучезарно улыбнулась я.

– Добрый вечер. Боря, будь любезен, представь меня своей очаровательной спутнице.

– Женя. А это Виктор Николаевич, он раньше работал у нас в «Фениксе».

– Очень приятно, Женя. А это мой друг, Хендрик Девиссер. Простите, он плохо понимает по-русски.

– Добрый вечер, очень рада с вами познакомиться, – произнесла я на родном языке тренера российской сборной по футболу. – Я не ошиблась, вы ведь из Нидерландов?

– Нет-нет, говорить только рюски! – воскликнул Хендрик. – О да, я из Роттердам. Ви отлично говорить голански, вас можно принять как уроженка Маастрихт.

– Да, я бывала в Нидерландах, в том числе и в Маастрихте.

– О, да вы почти земляки! – обрадовался Матвеев. – Прошу за наш столик.

– Вообще-то мы как раз собирались уходить… – попытался увильнуть Боря.

– Тихо ты, неудобно! – зашипела я и ткнула Борю локтем под ребра.

Эх, жаль, не видел этого недоверчивый Борин приятель, бывший прапорщик по имени Антон! Все вопросы по поводу Бориной ориентации отпали бы сами собой, жест вышел таким, будто мы с ним уже лет пять как женаты. Боря уныло поплелся следом за моими новыми знакомыми.

– Как будем рассаживаться? По порядку, мальчик, девочка, мальчик, девочка? – пошутил Матвеев, но Боря шутку не оценил.

– Скажите, Хендрик, а вы давно в России? – спросила я.

– Около год, – ответил голландец. – Длинно в Москве, недавно в Тарасове.

– Хендрик – директор филиала компании «Фармаком» в Тарасове, – сказал Матвеев. – Мы являемся третьей по величине фармацевтической компанией в Европе и крупнейшей в Нидерландах. Надеемся в скором времени занять ведущие позиции и на российском рынке.

– То есть вы тоже работаете в «Фармакоме»? – уточнила я.

– Да, хотя и недавно, – ответил Матвеев.

– Кем? – поинтересовался Боря.

– Финансовым директором Тарасовского филиала, разумеется, – развел руками Матвеев. – В конце концов, считать деньги – это все, что я умею.

– Поздравляю, быстро вы нашли работу, – сказал Боря. – Ну и как там? Платят нормально?

– Да побольше, чем в «Фениксе». Собственно, работу в «Фармакоме» я нашел еще раньше, чем уволился из «Феникса». Константин Вячеславович меня максимум на час опередил. Вообразите себе: прихожу я на работу, достаю лист бумаги и начинаю писать «по собственному желанию». И тут вдруг открывается дверь, заходит ваш дражайший Константин Вячеславович с лицом человека, в один день похоронившего всех родственников. Подсаживается за мой стол все с той же траурной миной и проникновенным голосом начинает: «Виктор Николаевич, вы отличный работник и оказали фирме неоценимые услуги. Мне очень нелегко вам это говорить. Я искренне сожалею о том, что так получилось, и совершенно уверен, что еще не раз пожалею об этом в будущем». Тут он замечает у меня на столе бумагу с заголовком «Заявление» во весь лист и затыкается на полуслове. «Продолжайте, пожалуйста, Константин Вячеславович, – говорю я ему, – я вас очень внимательно слушаю». Нет, ей-богу, его лицо нужно было видеть!