Баллады тюрем и заграниц (сборник) - Михаил Веллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы что, сами не видите?
– Простите: в таком виде а'ля натюрель я вас не знаю.
– Хотите познакомиться? – мрачно басит Отс.
– Упаси меня Боже. Так это вы или… может быть… не вы?
– Подите вы знаете куда, – предлагает Отс. – Я совершеннолетний мужчина, и по закону имею право вступать в связь с совершеннолетней женщиной. Какие еще претензии?
– А если бы это попало… к журналистам!
– Да кто это опубликует?! Не смешите.
– Ага! Так вы признаете, что это… неприличные снимки?
– А зачем вы их вытащили из чужой сумки? Вы бы с меня еще штаны публично сняли и обвинили в оскорблении общественной нравственности.
Начальник заезжает с другой стороны:
– Вы бы не хотели, естественно, чтобы это попало к вашей жене?
– Почему? – пожимает плечами Отс. – Она это одобрит.
– Что она одобрит?!
– Не вмешивайтесь во взаимоотношения супругов, знаете…
Начальник дает перегазовку и заезжает с третьей стороны:
– Представьте, что это появилось в театре.
– Хм. Много вы понимаете в жизни театра.
– Но как вы такое могли?..
– Да пока еще могу, – не без удовольствия сообщает обвиняемый.
Такие парни свои права и возможности знают твердо. На них где сядешь, там и слезешь. Начальник слез.
Непосредственно вслед за чем влез на Эви Киви – хотя и не так, как ему мечталось бы, но лишь по долгу суровой и неблагодарной службы.
– Вам есть что терять, – пообещал он. – Вы понимаете, что можете вылететь с киностудии, из театра, и не найти себе работу даже в Магадане – если только работенку там не подберем вам мы?
Киви садится, поддернув юбку, ноги неимоверной длины и стройности закидывает одну на другую, грудь выпячивает, золотую гривку взбивает и отвечает холодно:
– Я что, не имею права спать с мужчиной, которого люблю? Или он оказался американским шпионом? Почему вы лезете в мою постель?
– За участие в изготовлении порнографии в качестве натурщицы – до пяти лет строгого режима, – глушит начальник. – Вы не Отс. И ответите по всей строгости.
По молодости лет она тяжко задумывается. Здесь слезу не из таких выбивали. И несчастная оправдывается:
– Я не виновата. Я… не хотела. Я… почти не знала. Я… в изготовлении… не при чем!
– Да? Бедная… А это кто?! А это откуда?!
– Это?.. Просто… есть один знакомый… у Георга… художник…
– Это – художник? Это не художник! Это кто?! Это вы!!!
– Это фотограф… случайно… был в гостях. Мы выпили. И он… нам… на память… Сугубо интимно… просто.
– Просто?! Это не просто! Это десять лет!! Возьмите платок! Я верю, что вы не виноваты! Фамилию фотографа! Быстро! Если это не вы изготавливали фотографии, мы должны убедиться, что там нет целой подпольной фабрики!
Вот так Калью Суура, известного фотохудожника и призера разных международных выставок, выдернули прямо из ателье. Его сунули в машину, скатили в подвал, посадили под лампу и вчинили допрос с первой степенью психического воздействия. Как нетрудно заметить, чем ниже спускалось следствие, тем эффективнее применялись меры. Есть такой закон природы.
– Как?! Когда?! За сколько?! Подумай о детях!..
Мигает он под яркой лампой, режущей глаза, и открещивается:
– Вы знаете, – говорит, – я вообще-то почти не при чем. Я только кнопку нажимал. Я, понимаете, художник. Я все рассматриваю только как фотонатуру.
– Она что, вдруг сама к тебе в кадр влезла, эта фотонатура?!
– Нет, она влезла в кадр не сама.
– Не сама все-таки… А кто ее туда впихнул?! Папа Римский?!
– Нет, Римский Папа ее туда не впихивал.
– Кто!!!
– У нас был художественный постановщик… он руководил, так сказать… замыслом.
– Ах, постановщик. И чем же он руководил? Ну!!!
– Он ставил композиции, добивался пластической выразительности поз.
– Наши поздравления. Позы выразительные. Что есть, то есть. И как же зовут этого великого хореографа? Рудольф Нуриев?
И бедолага-фотограф, страдая от своего предательства, сдает художественного руководителя. Просит закурить и выдавливает:
– Его зовут Эйно Баскин.
Баскин. Комитетчики переглядываются. Вот так. Где ни копни поглубже – вылезает когтистая лапа мирового сионизма.
Баскин слыл тогда молодым талантливым режиссером и с трудом пробивался наверх – явствующая из фамилии принадлежность к проклятому сионизму сильно мешала. В тот злосчастный вечер они у Отса дома напились, и пришедшая в голову затея, не нося политического умысла, представилась развлечением изысканным и веселым.
– Так, – давят и колют Баскина. – Значит, это вы – организатор преступной группы?
– Какой группы?..
– Сознаваться будем?
– Конечно! Но в чем?..
– А вы сами не знаете?!
– Н-не знаю…
– Перестань валять дурака, Баскин! Облегчи душу, рассказывай! Суд учитывает чистосердечное раскаяние.
– Я готов рассказать, но объясните, в чем каяться?
– Тебе же хуже. Нам все известно. – И раскладывают перед ним фотографии, причем трех штук уже не хватает, делись куда-то.
– Позвольте, – натурально изумляется Баскин, – и это все?!
– Тебе мало? Прокурор добавит. Вообще-то здесь, кажется, еще что-то было…
– Да вы шутите. Это искусство!
– Это – искусство?! – И комитетчики сказали много выразительных слов насчет того, чем они это считают.
Но эстетически эрудированный Баскин не давал сбить себя с защитной позиции.
– Искусство, – упорствовал он. – Есть целый отдельный жанр – эротическое искусство. Так и называется.
– Так и называется, вот как?!
– Это целое направление, течение, можно сказать, традиционное в мировом искусстве, начиная с Древнего Египта и Индии.
– Вы не в Древнем Египте, гражданин Баскин! И если вы такой знаток географии, то вам стоит подумать совсем о других местах.
– Да в Европе проводятся международные конференции по эротическому искусству. Люди защищают диссертации, написаны библиотеки литературы. Какая же это порнография, упаси Боже! Да я бы никогда близко не подошел к этой мерзости! ужас! Рубенс! Тициан!..
Следователи озадачились. Из энциклопедии вычитали, что эротическое искусство в принципе существует. Но применительно к конкретной советской действительности – это проблема темная, обходилась неодобрительным молчанием.
И не в силах провести грань между эротикой и порнографией, решили провести экспертизу. Поскольку фотография – искусство изобразительное, следовало пригласить специалиста по изобразительному искусству. Не художника, а критика, аналитика, искусствоведа – специалиста, так сказать, по этике и эстетике изображений. Выбор остановили на маститом авторитете – профессоре Бернштейне, преподававшем эстетику в Академии художеств Эстонии.
Свою роль сыграло и сочетание фамилий Баскин и Бернштейн. Оно придавало ситуации дополнительную веселую пикантность.
Звонят на кафедру, звонят домой:
– Здравствуйте. Это из Комитета Государственной Безопасности.
Очень приятно. Просто счастлив. Вот радость-то в доме.
– Профессор, вы занимаетесь порнографией?
Не понял. Откуда, что? Беспорочно служу тридцать лет советскому искусству! А что – был анонимный донос? Клевета!..
– А про эротическое искусство вам известно?
Что известно? Чье искусство? Ну, существует вообще такое, да. Но мы это не изучаем. Нам это в принципе чуждо. Хотя обнаженная натура в классической живописи, отчасти, постольку поскольку, традиции…
– Скажите: так вы можете отличить обнаженные натуры как эротическое искусство от обнаженных натур как порнографии?
Обнажайте – отличу. Разумеется. Это вытекает из моих профессиональных занятий.
– Тогда подъезжайте-ка к нам быстренько.
Бернштейну продемонстрировали предмет экспертизы и профессиональным жестом подставили под падающее тело стул. Придя в себя и отпив воды, профессор воззрился на фотографии с явным эстетическим испугом.
– Вы понимаете, а попало бы на Запад, это же порочит наш образ жизни, – поощрили его в нужном направлении.
– С другой стороны, это можно рассматривать как пропаганду нашего образа жизни, – с академической добросовестностью отметил несообразительный профессор. Мозги его скрипели, пытаясь найти правильную линию поведения. Убедившись в своей безопасности, он изучал снимки долго и с удовольствием. Он вертел их, кряхтел, сортировал и раскладывал на кучки. И в заключение эксперт вынес вердикт:
– Вот эти – пожалуй, могут быть квалифицированы как эротическое искусство. Но вот эти все-таки, – отодвинул к краю несколько совсем уж диких видов, – наверное, следует считать, увы… порнографией!.. Как ни верти, да…
Итог истории был таков: к Георгу Отсу никаких претензий не имели. К Эви Киви никаких санкций не применили. Фотограф отделался конфискацией архива и рекомендацией меньше налегать на обнаженную натуру, а больше на передовиков производства в рабочей спецодежде. Художественному же руководителю эротической съемочной группы Баскину результаты искусствоведческой экспертизы его доброго приятеля Бернштейна обошлись в четыре года лагеря общего режима. Что можно рассматривать как безоговорочное признание ведущей роли режиссера в процессе создания шоу-продукции.