Участковый: Назад в СССР - Игорь Подус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец с матерью очень переживали. Думали, что перебесится и одумается. Они пытались вырвать дядю Сашу из лап зелёного змея, но не удалось. Я не в курсе, что именно случилось, но во время этих майских праздников, старший лейтенант милиции Александр Расторгуев, напился на службе и разбил лицо кому-то из непосредственных начальников.
И с этого момента у него началась совсем другая жизнь. Ещё живой отец сумел договориться, и его не посадили. А вот из органов его выперли. Причём с волчьим билетом. Последний год жизни, дядя Саша работал грузчиком в местном универсаме.
Он продолжал беспробудно пить. С женой так и не помирился. Ходили слухи, встречался с одной из продавщиц магазина. Всё это продолжалось до тех пор, пока его не нашли, в двадцати километрах отсюда, на окраине Москвы. Я не видел заключение, судмедэксперта, но слышал, как мать шепталась на кухне с бывшей женой дяди Саши. По официальной версии следствия, он умер от отравления алкоголем. Но мать считала, в деле много неясностей, и что-то там не чисто. Обещала разобраться.
Ничего, мам, теперь точно во всём разберёмся и всех накажем. Тем более бухать в теле дяди Саши я точно не собирался и разумеется готов был сделать всё, чтобы родители остались в живых.
Я начал вспоминать то время, где оказался. Восьмидесятый, это год Московской Олимпиады и рассвет Брежневского застоя. Союз ещё не перешёл черту невозврата, но весьма к ней близок. А ведь я могу попытаться предотвратить что-то из будущих потрясений, обрушившихся на нашу многострадальную страну.
Сейчас самые последние годы Брежневского застоя. Даёшь план пятилетки за три года. Догоним и перегоним запад. И хотя жизнь в СССР точно не назовёшь плохой для простого народа, отрыв партийной номенклатуры от смертных, уже состоялся. А значит, скатывание страны в пропасть практически неизбежно.
Как первый звоночек, афганская война, начавшаяся за год до Олимпиады восемьдесят. А после смерти Брежнева начнётся смертельный падеж престарелых генсеков, закончившийся приходом к власти Горбачёва.
Поначалу, молодого партийного функционера, приняли как нечто позитивное. Но впоследствии меченный оказался именно тем, кто с удовольствием вбивал гвозди в крышку гроба с названием Союз Советских Социалистических Республик.
Сначала ускорение, потом мнимая перестройка, Чернобыль, сухой закон. Объединение германий — без прописанных на бумаге гарантий для Советского Союза. Невыгодные договоры о разоружении. И всё это сопровождали популизм и пустая говорильня, в которую мы все тогда верили.
Подобное можно перечислять долго.
И всё-таки похоже, распад СССР неизбежен. По крайней мере я не верил, что могу хоть как-то этому помешать. Кто послушает молодого лейтенанта милиции, порождающего предсказания и дающего советы, как лучше действовать в той или иной ситуации и что нужно исправить.
За подобные выкрутасы в лучшем случае выставят из органов и упекут в дурку. В худшем, мной заинтересуется КГБ. А из милиции мне сейчас уходить никак нельзя. Ибо служба значительно облегчит то, чем я собираюсь заняться.
Пока я обдумывал положение дел, заодно собирал мусор по квартире. А так как набиралось его изрядное количество, начал относить всё на улицу и высыпать в мусорные контейнера, стоявшие невдалеке от гаражей. В это время около подъезда на лавочке сидели бабульки. Некоторых из них я знал по прошлой жизни. Если честно, странно было видеть тех, кого в моё время давно похоронили.
— Саша — тут же обратилась ко мне одна из них после того, как я вежливо поздоровался.
— Что такое Кондратьевна? — спросил я, автоматически вспомнив её отчество.
— Саша, ну ты же у нас новый участковый. Разберись ты уже с Кошелевым Генкой. Этот хулиган опять вчера вечером компанию на веранде детского садика собрал. Они песни до трёх ночи под гитару орали. А когда Петровна начала на него ругаться, паршивец только огрызнулся.
Я знал, про кого она завела разговор, так что не удивился. В это время для меня, десятилетнего, местный хулиган Кошель являлся школьным авторитетом. Второгодник. Два года учился в седьмом классе, но потом, каким-то образом дотянул до десятого. Вечно собирал вокруг себя такую же школьную шпану. На переменах трёс мелочь со школоты. В свободное время пил пиво, гонял на мопеде и играл на гитаре и в футбол. Короче, полный набор.
Я два года ходил вместе с Кошелем в одну боксёрскую секцию при доме пионеров. Наглядно он меня знал и потому никогда не трогал. А ещё он знал отца, ибо иногда заявлялся на стадион играть в футбол со старшими.
Батя проводил с ним беседы, но всё закончилось плохо. После окончания школы Кошель связался с уголовниками. И вместо ухода в армию, принял участие в ограблении московского ювелирного магазина. Его поймали. Сел на шесть лет. В следующий раз я его встретил только после того, как сам отслужив строчку в погранвойсках, и пошёл служить в милицию. И так уж получилось, что второй раз его посадил уже я, за разбой с отягчающими. Кажется, это было в девяносто первом году.
— Хорошо Кондратьевна. Считай, сигнал принят, так что разберусь я с твоим Кошелем — пообещав, увидел, как бабушки одобрительно закивали.
Походов на мусорку пришлось делать несколько, а так как находилась она в трёхстах метрах от подъезда, заговаривали со мной не раз. Когда я брёл мимо гаражей, подошла группка местных автолюбителей. Я со всеми поздоровался за руку и перекинулся дежурными репликами. Затем меня остановила незнакомая тётка, и схватив за рукав, долго жаловалась на соседей, которые гонят и продают самогон. Узнав адрес, я пообещал и с этим разобраться и был отпущен.
Кого-то я узнавал, кого-то нет. Но всем отвечал и никого не обделил вниманием. Всё-таки статус местного участкового накладывал определенные обязательства, от которых уж точно не стоит отлынивать.
Сделав последнюю ходку, вернулся в квартиру и посмотрел на три полных картофельных мешка, загруженных бутылками. Днём я их на мусорку тащить не решился. Хотел вынести на балкон, но обломался, обнаружив там в два раза больше мешков с бутылками и огромное количество пустых стеклянных банок.
Вообще-то по-хорошему, это всё надо сдать на приёмку стеклотары. Как раз пункт находится не так далеко за железнодорожным переездом. Принимают, до двадцати копеек за бутылку. А здесь у
