Экспериментальный полет - Олег Евсюнин

Тогда Николаю было все равно. Но в последствии, познакомившись с этим парнем поближе, он просто не мог смириться с тем, что сослуживец добровольно гробит свое здоровье ради призрачного счастья быть отобранным в безвозвратную экспедицию.

— Какие таблетки? — деланно удивился медик. Потом уже более серьезно посмотрел на своего первого пилота. — Не волнуйся. Я же врач. И, во-первых, стимуляторы уже не принимаю. А во-вторых, они не такие уж и вредные, как впаривают вам. И, наконец, в-третьих, вот… — Парнишкин достал из кармана лежалый кусок сахару.

— Все надеешься, что Лайка вернется?

— Надеюсь…

Шло время. Месяцы тренировок разменивались на неделю-другую отдыха. К радости Парнишкина, ему действительно удалось побывать если не во всех, то в большинстве из тех мест, о которых он так усердно рассказывал. Группа понемногу сплотилась, буквально став монолитной. Хотя насмешки над лейб-медиком и не прекращались, но это уже стало как бы визитной карточкой команды, без какой бы то ни было попытки принизить самого молодого из ее членов.

Выбрав в качестве репетитора Альберта Айсберга, физика, Бойо все намеревался осуществить свою давнюю мечту — разобраться с принципом работы того самого злополучного «преобразователя Рихарда». Промучившись несколько месяцев, пришлось оставить эти попытки. Зато теперь Николай лучше иного инженера мог починить или настроить двигатель ракеты.

Курсанты уже до мельчайших подробностей освоили строение того корабля, на которым им могло посчастливиться улететь к звездам и даже могли передвигаться по нему с закрытыми глазами. В принципе, курс обучения был закончен, и все просто ждали сигнала. Сигнала с того самого зонда, который ушел в небо два года назад.

И как всегда самое ожидаемое событие совершилось наиболее неожиданно.

Тогда Брылеев вызвал к себе в кабинет Бойо.

— Слушай, — Витька включил проигрыватель.

На фоне небольшого космического шумового фона из динамиков донеслось радостное тявканье.

— Так это же Лайка! — Николай удивленно поднял глаза на товарища.

— Да, это голос Лайки. И это означает, что зонд успешно преодолел переход.

— И вы отправили Лайку в том зонде? Зная, что все, что ему остается — только погибнуть?

— Зонд имел программу возвращения, но, похоже, что следующий переход он не перенес. Но, несмотря на это, эксперимент решено считать состоявшимся и удачным. Принято решение об отправке группы космонавтов. Первой группы. Вас.

— Вы убили Лайку, добрейшего пса.

— Но он ведь и изначально предназначался именно для этого эксперимента. Не знаю, зачем Парнишкину вздумалось выпускать его из вольера. А убивать пса мы не собирались. Мы честно хотели вернуть его на Землю… — Витька посмотрел на своего друга и внезапно с отчаяньем и надрывом в голосе добавил: — Что ты как маленький все печешься о какой-то собаке? Мы тут целых восемь человек отправляем в неизвестность. А я… я лучшего друга… Ты знаешь, что этот полет с самого начала окрестили «невозвратным», а тех, кто в него отправляется, «самоубийцами»?

— Знаю. Но у нас есть выбор и делаем мы его сознательно, а Лайке вы этого выбора не оставили…

Глава 5

— «Ассоциативный», доложите готовность.

— Готовность подтверждаю.

— «Ассоциативный», взлет разрешен.

— Принято.

Бойо привычно набрал команду на запуск двигателей. Постепенно увеличил тягу, выравнивая ее с силой притяжения. Здесь главное — не торопиться. Хотя автоматика все равно не даст возможности резкого старта.

Чуть больше, чуть больше… Пожалуй, хватит.

— «Ассоциативный», отрыв подтверждаю.

Уравновесив силу притяжения, корабль плавно оторвался от поверхности Земли и на несколько секунд застыл в воздухе над пусковой площадкой. Теперь добавить еще самую малость тяги — и вот уже начинается неторопливый, со скоростью черепахи, подъем в небо.

— Что, уже летим?

Господин Парнишкин, видимо, впервые испытывал подобный старт. Медленный, почти незаметный по ощущениям. Старт действительно крупного межзвездного корабля. Когда требуется не проткнуть воздух нахрапом, а спокойно, не повредив оборудование, выйти за пределы атмосферы и только потом начинать необходимые навигационные маневры.

Внутри звездолета это практически неощутимо. Разве что опытный пилот-навигатор догадается о начале движения по слабому, едва заметному покачиванию палубы. Лишь через некоторое время на экранах внешнего вида, включенных с боковых обзорных камер, начинает заметно удаляться земля.

— Внимание первому и второму пилотам, — жестко произносит Лорри.

«На взлете и посадке друзей нет» — эта фраза известна еще с доисторических времен зарождения авиации. И эта традиция неукоснительно соблюдается и сейчас, хотя поменялось все уже радикально и давным-давно. Конечно, взлет и посадка так и остались самыми запоминающимися этапами пути, но любой навигатор расскажет вам, что сам перелет всегда много сложнее самой трудной нештатной посадки. Ведь вблизи планеты тебя всегда достанут и окажут необходимую помощь. А вот в глубоком космосе и вдалеке от основных путей ты можешь рассчитывать только на самого себя.

Да и что вообще может случиться с новеньким кораблем, который не просто тщательно, а до последнего винтика и проводка перепроверен перед стартом? Именно поэтому, если бы не Эдуард и четверо очкариков-ученых за спиной, Бойо уже давно бы закинул ноги на пульт и просто наслаждался видами с камер бокового обзора.

Первые полчаса из пяти, отведенных на выход корабля из атмосферы Земли, пролетели незаметно. Высота — всего два километра, но по мере разрежения воздуха скорость подъема будет увеличиваться.

— «Ассоциативный», входите в зону северо-восточного ветра.

— Принято, уточните коридоры для близлежащих бортов.

Это как в городе трамвай или в море военный корабль. Стартующая ракета всегда имеет преимущество перед мельтешащими вокруг воздушными судами. Ее может снести в сторону, но все остальные борта должны уступить ей дорогу в любом случае. Коридор подъема корректируется автоматически, все находящиеся поблизости летающие объекты уже оповещены и вот это пустое перемалывание слов, называемое «регламентом переговоров», ничего кроме саркастической усмешки у Бойо не вызывает. «Надо потому что надо».

Час полета и пять километров высоты. Скорость если не черепахи, то вполне соответствующая неторопливой походке пешехода. И пока еще интересно. Экраны транслируют удаляющуюся землю и кружащую рядом с кораблем пару вертолетов.

«Почетный эскорт», — улыбается Николай, но буквально через несколько минут винтокрылые машины уходят в сторону и вниз. Они достигли своего потолка и далее «Ассоциативный» будет двигаться уже без них.

Высота одиннадцать тысяч метров, скорость подъема семь километров в час, время со старта — два часа. За спиной у пилотов раздается выразительное всхрапывание. Сидящий на месте второго пилота Вовка прыскает, подавляя невольный смешок.

— Эй, ты чего? — Парнишкин тормошит сидящего рядом Сандро.

— Что, что случилось? — не понимающе откликается тот быстро открывая глаза.

— Ты заснул.

— Я?! Не… Задумался просто.

— Тогда думай тише.

— Ага, согласен, — историк переводит кресло в горизонтальное положение и, ослабив привязные ремни, поворачивается набок, в сторону от Парнишкина. — Так думать удобнее, — поясняет он и вновь закрывает глаза.

Три часа полета, высота двадцать тысяч метров. Земля на экранах заметно округлилась, но это почти и все. В рубке управления уже царит надоедливая скука. Теперь уже не ощущаются ни скорость, ни высота подъема. Корабль будто застыл в воздухе. И вместе с тем до «очкариков» начинает доходить, что их самым бессовестным образом обманули, заставив безвылазно просиживать весь процесс старта наглухо пристегнутыми к креслам. Первым не выдерживает, конечно же, лейб-медик.

— Ребята, может мы не будем мешать вам? Пойдем пока, погуляем по отсекам…

— Сиди.

— Да сколько же можно?

— Сколько нужно. Бери пример с Сандро.

— Я? — отзывается, не открывая глаз, историк. — Я не сплю.

— Конечно, не спит он. Проблему решает. Допустим, триста лет Русь под игом татаро-монголов была? Была. Триста лет дань в орду возила? Возила. А где теперь все эти горы уникальных произведений искусства? Ведь музеи Монголии должны буквально ломиться от обилия российских артефактов. Так, Сандро?

— Так. А еще почему татаро-монголы не стали облагать данью российские монастыри. Что за симпатия такая к чуждой им вере? — Сандро еще немного ослабил ремни и теперь уже довольно вольготно разлегся в кресле, ставшим для него удобной кроватью.

— Вот видите, у него есть дело. А я, может быть, в туалет хочу.