Стихотворения, не вошедшие в сборники - Зинаида Гиппиус

Почему бы каждый день?

И куда девалась тень?

    Что это такое?

Для того, чтоб обмануть,

    Свод небес так ясен.

Соблазнить и обмануть,

Убедить кого-нибудь,

    Что наш мир прекрасен.

Не поддамся этой лжи,

    Знаю, не забуду:

Мир кругом лежит во лжи…

Ворожи, не ворожи —

    Не поверю чуду.

ЖИТЬ

Как будто есть — как будто нет…

Умру наверно, а воскресну ли?

То будто тень — то будто свет…

Чего искать и ждать — известно ли?

Вот и живем, и будем жить,

Сомненьем жалким вечно жалимы.

А может быть, а может быть,

Так жить и надо, что не знали мы?

В НОВОЙ

Отблеск зеленый в дверном стекле,

поют внизу автомобили.

Не думаю о моей земле:

что тут думать? Ее убили.

Вы, конечно, за это меня —

за недуманье — упрекнете?

Я лишь жду, чтоб прошло три дня:

она воскреснет — в новой плоти.

СТЕНЫ

Амалии на Rue Chernovitz

Ни на кого не променяю

Тебя,— ни прелести твоей.

Я ничего не забываю,

Живу сияньем прежних дней.

И если в сердце нет измены,

Оно открыто чудесам.

Печальна ты… А в окнах — стены

Растут все выше к небесам.

Но пусть растут они огромней,

Пусть холоднее милый взор,

Я только близость нашу помню,

И солнце в окна, и простор!

18 декабря 1932

Париж

ЗДЕСЬ

Чаша земная полна

Отравленного вина.

Я знаю, знаю давно —

Пить ее нужно до дна…

      Пьем, — но где же оно?

      Есть ли у чаши дно?

СЧАСТЬЕ

Есть счастье у нас, поверьте,

И всем дано его знать.

В том счастье, что мы о смерти

Умеем вдруг забывать.

Не разумом ложно-смелым.

(Пусть знает, — твердит свое),

Но чувственно, кровью, телом

Не помним мы про нее.

О, счастье так хрупко, тонко:

Вот слово, будто меж строк;

Глаза больного ребенка;

Увядший в воде цветок,—

И кто-то шепчет: довольно!

И вновь отравлена кровь,

И ропщет в сердце безвольном

Обманутая любовь.

Нет, лучше б из нас на свете

И не было никого.

Только бы звери, да дети,

Не знающие ничего.

У МАЛЕНЬКОЙ ТЕРЕЗЫ

Ряды, ряды невестных,

Как девушки, свечей,

Украшенных чудесно

Венцами из огней.

И свет, и тишь, и тени,

И чей-то вздох — к Тебе…

Склоненные колени

В надежде и мольбе.

Огонь дрожит и дышит

И розами цветет.

Она ли не услышит?

Она ли не поймет?

О, это упованье!

О, эта тишина!

И теплое сиянье,

И нежность,— и Она.

1933

ТЫ

Ты не приходишь, но всегда,—

Чуть вспомню,— ты со мною.

Ты мне — как свежая вода

Среди земного зноя…

НА ФАБРИКЕ

Среди цепей, среди огней,

В железном грохоте и стуке,

Влачу я цепь недобрых дней.

Болят глаза, в мозолях руки,

Но горестный привет я шлю

Тебе, мое изнеможенье:

Я недостойную люблю,

Я жду, хочу, ищу забвенья.

Свистите, скользкие ремни!

Вы для меня, как шелест крыльный.

О пусть длиннее длятся дни,

И гром, и лязг, и ветер пыльный!

Страшусь ночей я тихих… Вновь

Она стоит передо мною,

Моя позорная любовь,

Она, чье имя не открою.

Ее одну, ее одну

Я в сонном стоне призываю…

Как изменившую жену,

Люблю ее — и проклинаю.

ДРУГОЙ

Т.С. В-р

Неожиданность — душа другого,

Удивляющая вновь и вновь.

Неожиданность — всякое слово,

Всякая ненависть и любовь.

Неожиданностей ожидая,

Будь же готовым им стать слугой.

Неожиданность еще двойная,

     Если женщина — твой «другой».

УСЛОВИЯ

Был тихий вечер и весна.

Нам звезды светили любовно.

Вы мне сказали: я верна,

Но — верностью не безусловной!

Услышав это в первый раз

(Я знал лишь верность без условий),

С улыбкой я взглянул на вас

И отошел — не прекословя.

ОТЪЕЗД

До самой смерти… Кто бы мог думать?

   (Санки у подъезда. Вечер. Снег.)

Никто не знал. Но как было думать,

   Что это — совсем? Навсегда? Навек?

Молчи! Не надо твоей надежды!

   (Улица. Вечер. Ветер. Дома.)

Но как было знать, что нет надежды?

   (Вечер. Метелица, Ветер. Тьма.)

ДВЕ СЕСТРИЦЫ

Тихонько упрекала

Любовь свою Сестру:

Оставить убеждала

Жестокую игру.

Шептала ей: «Послушай,

Упрямицей не будь!

Оставь людские души,

Не трогай их, забудь.

И я несу терзанья,

И я пытаю их.

Но сладки им страданья

И раны стрел моих.

Ты ж — словно тихим жалом

Пронзаешь дух и плоть,

Отравленным кинжалом

Не устаешь колоть…

А потому не странно

(И вечно будет так),

Что я для них желанна,

Аты для них — как враг».

— «Сестрица, я не злая,

Ведь я тебе Сестра!

Все знаю и сама я,

И это не игра.

Прости, что прекословлю,

Пойми, пойми меня!

Я в душах путь готовлю

Для твоего огня.

Поверь: моей отравы

Не знавший человек —

Тебя, с твоею славой,

Не примет он вовек!

И видишь: от кинжала

Сама я вся в крови…»

Так отвечала Жалость

Сестре своей — Любви.

АРФА

Откуда плывут эти странные звуки?

В них горечь свиданья, в них тайна разлуки,

На здешнюю муку нездешний ответ.

Из дальних покоев волна их струится,

На арфе любимой играет царица,

Жена Александра — Елизабет.

На струнах лежат ее нежные руки,

И падают, падают легкие звуки.

Их ангел как будто на крыльях принес.

Но падают тихими каплями слез.

ТЕРЕЗА

Ты оглянулась… Было странно,

Взор твой встретив,— не полюбить.

Но не могу я тебя от Жанны

В сердце моем отъединить.

Жанна и Ты… Обеим родная,

Та, которой душа верна,

Нежная, грешная и святая,

Вечно-трепетная страна.

Ты и она — вы досель на страже.

Вместе с ней Одного любя,

Не испугаетесь силы вражьей;

Меч у нее — меч у тебя.

СЛОВА И МОЛЧАНЬЯ

Есть на земле Слова: они как тени,

Как тень от тени,— в них не верю я.

И есть Молчанья — сны без сновидений,

Как бы предчувствие небытия.

Зато другие мне равно угодны;

И открывается душа моя,

Когда Слова крылаты и чисты…

Когда Молчанья трепетно-свободны,

И грустно мне, что слов не любишь ты.

REMEMBЕR![34]

«…Тот край, где о „прости“ уж и помину нет…»  

«…В разлуке вольной таится ложь…»

     Когда разлуку здесь, в изгнаньи,

     Мы нашей волей создаем,

     Мы ею гасим обещанье

И новых встреч, свидания в краю ином.

     Любовь всегда, везде одна.

     И кто не Высшим указаньем

     Здесь, в этом мире расстается —

     Того покинула она.

     Покинула и не вернется.

Не даст исполниться святым обетованьям.

     Разлукой вольной — вечный круг

     Смыкается и там, за гранью:

     Прощанье в нем без упованья…

Разлука вольная — страшнее всех разлук.

ПРИДВЕРНИК

Дойти бы только до порога!

Века, века… И нет уж сил.

Вдруг кто-то властно, но не строго

Мой горький путь остановил.

И вижу: дальше нет дороги.

Сверкают белые огни.

Старик, у двери, на пороге

Рукой мне машет: «отдохни!»

Ужели новое томленье?

Опять века, века, века

Здесь, на пороге? С нетерпеньем

Я поглядел на старика

И тотчас начал сказ мой длинный:

Волнуясь, путаясь, спеша,

Твердил и каялся: повинна

Во всем, во всем моя душа!

И нет такого дела злого,

Какого б я не совершил… —

Старик, с усмешкою суровой,

Поток речей моих прервал:

«Не торопись! Кто ни прибудет,

Во всем винит себя тотчас:

Там разберут, мол, и рассудят

И все грехи простят зараз.

Грехов у каждого не мало,

Ты огулом казниться рад…