Ложь - Тимоти Финдли

Попадаются здесь и дамы из Стоунхенджа — Арабелла Барри, теперешняя гостиничная старейшина, с кучей своих невесток; Натти Бауман со своей собачкой Бутсом; Эйлин Росс и Лидия Вудс, мать моей кузины Петры, вдова дяди Бенджамина. Кузина Петра — человек сложный, мужу нее врач, Лоренс Поли, и, не в пример Петре, его можно увидеть на этих фотографиях. Присутствует на них и Найджел Форестед — бочком подбирается к генерал-майору Уэлчу. Мэрианн Форестед блещет отсутствием. При всей глуповатости у нее хватило ума не заискивать перед Пелемом Уэлчем, а остаться на своем месте, за пределами Рубки.

На семи никоновских кадрах изображена Мег. Я видела, как она вывезла Майкла на дощатую дорожку, но снимать не стала, потому что для меня невыносима даже мысль о том, чтобы захватить их врасплох, неловких и ранимых. Все-таки один раз я щелкнула их обоих — когда Мег уже поставила кресло на тормоз в теньке возле душевых, спустилась с дорожки на песок и стояла чуть ниже. Прелестная картина. Она положила ладони Майклу на колени и смотрела ему прямо в лицо, а он, наклонив к ней голову, с огромным трудом накрыл ее руку своей. Потом Мег отошла от него, постояла возле Рубки, обвела взглядом народ — процентов на девяносто хорошо ей знакомый — и исчезла за морем зонтиков.

На снимках из другой серии Мег здоровается с Лили, которая оставила Колдера и подбежала к ней сказать «привет». На одной из этих фотографий Лили стоит спиной к объективу, почти целиком закрывая Мег. Все прочие являют разные стадии вежливого отказа Мег «поздороваться с Колдером». Лили уходит, и Мег остается одна, несчастная и растерянная.

После этого я продолжала снимать Рубку. Мег исчезает из виду и появляется снова уже только под конец, в двух последних кадрах, где запечатлена вся пляжная публика. Мег без халата, без сумки, вытирает полотенцем волосы, как будто недавно вылезла из воды.

Самые последние фотографии — совершенно случайные, снятые просто потому, что в «Пентаксе» оставалось еще несколько кадров и я хотела их заполнить, — являют взору Колдера с Лили Портер, Натти Бауман, ее собаку и генерал-майора Уэлча, все прочие обитатели Рубки уже разошлись. На одной из них видны уходящие с пляжа Найджел и Мэрианн Форестед, на другой — Роджер Фуллер, сгребающий водоросли. Потом ушли и они. Все. Кроме Колдера Маддокса — а он мертв.

38. Я, конечно, не знала, что он мертв. Просто в тот миг, когда Колдера оставили одного, у меня кончилась пленка, а заодно, помнится, иссяк и душевный подъем. Я встала, сложила вещи и собралась уходить. А напоследок бросила долгий взгляд на айсберг и подумала: очень надеюсь, что он не уплывет, потому что…

Эту мысль я помню точно, помню слова «потому что», потому что тут ход моей мысли оборвал Лилин крик.

39. За долгие годы мы все не раз слышали крик Лили Портер. Пока одни живут, другие умирают. А когда люди умирают, смерти требуется голос. И вовсе необязательно, чтобы смерть была неожиданной. Я сама вскрикнула, когда умерла мама, — хотя два с лишним месяца пребывала в полной уверенности, что она умрет в ближайшие пять минут. В воздухе Бандунга такой крик разносился изо дня в день. И теперь я убеждена, что крик возвещает не сам факт чьей-то смерти, но ужас создаваемой смертью пустоты.

40. Бежать по песку всегда нелегко — разве только бежишь ниже границы полной воды, где песок твердый. Но я была на дюне, а там песок податливый и горячий, так что эта пробежка вспоминается мне как сущий кошмар: кофр с аппаратами бьет по спине, сумка с вещами лупит по ноге и, того гляди, растеряет свое содержимое. Слава богу, я была в шортах; слава богу, надела туфли; слава богу, забыла про свое сердце.

Был уже шестой час, и пляж почти опустел. Большинство уходят в пять, чтобы быстренько принять ванну и откупорить бутылочку джина. Кроме меня и Лили на пляже остались Роджер Фуллер, Лоренс Поли и Натти Бауман. Роджер Фуллер, начавший поиски разбросанных за день пляжных атрибутов, ковылял, пошатываясь под тяжестью подвешенных на плечи сложенных шезлонгов, которых набралось целых двенадцать штук. Услышав Лилин вопль, он обернулся, и весь его груз с оглушительным лязгом посыпался на песок.

Лоренс — он старательно отжимался на дощатой Дорожке — упал вниз лицом и, пока не перекатился на спину, никак не мог встать. В дальнем конце пляжа Натти Бауман в лиловом платье выгуливала Бутса. Натти тоже услыхала крик Лили и попыталась бежать, но артритные ноги бежать отказывались, только чуть прибавили шагу. Бутс, очень старый и очень маленький, тоже плелся еле-еле. В результате Лоренс и Роджер добрались до Колдера первыми, я же сначала подбежала к Лили.

41. — Я думала, он просто спит, — твердила она. — Думала, просто спит…

Каждое слово — отрывистый крик, и каждое на все более высокой ноте.

Лили стояла на коленях рядом с Колдером, а я пыталась ее оттащить. Она явно впала в истерику и совершенно потеряла над собой контроль. Я никак не могла ухватиться за нее, пальцы цеплялись за пышные складки шелка и хлопка. Лоренс посоветовал дать ей пощечину, но у меня рука не поднялась.

Лоренс Поли, как я уже говорила, женат на моей кузине Петре. Он врач, и я знаю его с 1946-го, когда ему было года два или, может, три. Значит, сейчас ему сорок с небольшим, но на вид не скажешь. На вид ему за пятьдесят, высокий, худущий. Таких больших рук и ног, локтей и коленей, как у него, я в жизни не видала. И такого огромного кадыка тоже. На его худобу невозможно смотреть без слез. Лоренс выглядит как человек, которого гложет недуг, но я подозреваю, что этот недуг — честолюбие. Губы у него крепко сжаты, взгляд отметает всякое сочувствие. Внешне он джентльмен. Голос у него хрипловатый, нарочито тихий, жестикуляция сдержанная. Я всегда предполагала, что эта его уклончивость и сдержанность во многом обусловлены умышленными попытками приспособиться. Отношения между нами никогда близостью не отличались, хотя иной раз мы вместе гуляем на пляже. Но что до его брака с моей кузиной, тут я целиком на его стороне.

Однако сейчас я увидела совершенно другого Лоренса — энергичного, авторитарного профессионала — и испытала шок Не промедлив ни секунды, он перегнулся через тело Колдера и с размаху влепил Лили пощечину.

Она в долгу не осталась, ударила его.

— Он спал! — крикнула она срывающимся голосом. — Просто спал! — А потом уткнулась лицом в мои колени и расплакалась. — Я бы не отлучилась, ты же знаешь, Несса, я бы не отлучилась, но я же думала, он просто спит…

— Ну, будет, Лили, будет, — сказала я. — Никто тебя не винит…

— Я сама виню, я сама…

Я взглянула на Лоренса. Он снимал с Колдера полотенца, пытался развязать пояс желтого халата. Наверно, Колдер успел запахнуть халат и затянуть пояс, когда я уже перестала снимать, ведь последний раз, глядя на него, я видела, что халат распахнут, а грудь и живот укрыты белыми полотенцами, как ноги и плечи. Вокруг стояла мерзкая, кислая вонь — должно быть, несло из Колдеровой аптечки, постоянной его спутницы. Не иначе как там что-то пролилось, а может, аптечка попросту пропахла бесконечными лекарствами, которые в ней таскали.

Лоренс наконец справился с поясом и стащил с Колдера халат. Во сне Колдер откинулся спиной на подставку, и теперь Лоренс — Роджер ему помогал — осторожно опустил его на песок. В ту же секунду до меня донесся отчетливый и весьма жутковатый вздох. Лили наверняка тоже его услышала, потому что замерла у меня на коленях и прикрыла рот ладонью, кулачком. Тело, открытое теперь для обозрения, было синюшного цвета, а желтые мазки крема придавали ему зеленоватый оттенок.

В эту минуту к нам наконец-то подковыляла Натти Бауман.

— Он весь зеленый! — воскликнула она.

— Миссис Бауман, — сказал Лоренс, — вы не могли бы убрать отсюда вашу собаку?

— Что ж, — отозвалась Натти, вообще-то любительница по всякому поводу заводить дебаты, — если это вправду необходимо…

— Да, вправду необходимо, — отрезал Лоренс.

— Я могу взять Бутса на руки. — Натти явно не желала уходить, не наглядевшись досыта на смерть Колдера.

— Уведите его, миссис Бауман, я настаиваю. — Лоренс начал сердиться, сдержанность и уклончивость бежали с корабля.

— О, в таком случае… идем, Бутси. Доктор Лоренс велел нам убираться.

Она направилась к дорожке, но собака с места не двинулась. Дело в том, что характер у Бутса железный, хоть он всего-навсего кэрн-терьер, этакий пуховый комок.

— Он думает, вы хотите поиграть, — проникновенно улыбнулась Натти. — И ничего удивительного. Вы же все стоите на четвереньках. Придется встать.

Лоренс окончательно вышел из себя. Неразборчиво чертыхнулся, встал и отвернулся. Роджер последовал его примеру. Но Лили даже не шевельнулась, и я, увы, запаниковала. Песик (он действительно хотел поиграть) отвернулся от Колдера и начал обнюхивать Лилины коленки. Не спеша, помахивая хвостом, поставил лапы Лили на ноги и весело посмотрел на меня. Сейчас залает, это уж точно.