Солнце бессонных - Юлия Колесникова

— Если мы друзья, то почему ваш сын нападает на мою дочь, беременную дочь? — прошипела Самюель, все еще не решаясь выпустить меня из-за своей спины. Я была не в том настроении, чтобы воспринимать шутки, но следующие слова сказанные незнакомцем заставили меня нервно хихикнуть:

— О, поздравляю! — звучало это так, будто бы он слышал лишь последние два слова.

— Я не нападал, — буркнул Калеб, уже полностью расслабившись, и стоял теперь, угрюмо опираясь на джип. Не знаю, то ли сейчас на меня действовал адреналин, но выглядел он невозможно притягательно, я не могла отвести от него глаз, и лишь усилием воли смогла отвернуться.

Рассерженная на себя за это, я грубее, чем хотела, воскликнула, явно сгущая краски:

— По-моему мне виднее! — от перенапряжения мой голос немного сорвался. Я густо покраснела, заметив его надменную ухмылочку, захотелось сразу же двинуть по этой прекрасной роже чем-нибудь тяжелым.

— Она, лишь посмотрев на меня, поняла кто я, что мне оставалось еще делать? — он говорил к незнакомцу, со слов Самюель я поняла что он его отец, и несомненно между ними было сходство, — я подумал что она шпион Бесстрастных…

— Снова эта чушь про Бесстрастных, — закатила я глаза, почти не выходя из-за спины матери, хотя опасность уже миновала. Но я прижималась к ней, боясь, если отойду, все начнется вновь, — я беременна, псих!

Увидев, как глаза Калеба сузились при этом слове, я получила мелочное удовольствие.

— И как недостаток я смертна, чтобы они послали меня. Ты бы явно не покусился, учитывая первое, и не доверился, учитывая второе.

Мы злобно мерились взглядами, я не боялась его, и довольно долго прожила с вампирами, чтобы упираться силе его притяжения, хотя, несомненно, так трудно мне не было еще никогда. Его глаза очаровывали меня совершенно по другому, и я не могла дать этому объяснения. Мои глаза отмечали сейчас все: и черные, как смоль волосы и упрямый подбородок, а также притягательную светлость глаз, с дивным разрезом.

— Но ты все же поняла кто я, и это дало мне право думать, что ты не простая фанатка книг о вампирах, а общалась или общаешься с ними. Так что, мне нужно было сводить тебя на мороженое? Да от тебя пахло вампирами за версту, — уточнил он, явно надо мной насмехаясь.

Я демонстративно принюхалась к своей одежде, которая, конечно же, для меня не пахла ничем, кроме как порошка.

— Так я еще и воняю расист-кровососущий, — выкрикнула я, и при этих словах все трое уставились на меня. Я замялась под страдальческим взглядом матери. Мне стало стыдно, но как я могла ей объяснить, какой этот день был ужасный, и что я уже еле держалась на ногах, и от перенапряжения мои мысли путались.

— Это все гормоны, — жалко промямлила я, чувствуя как ком слез подступает к самому горлу и все то, что я пережила за целый день, хлынет сейчас соленым потоком из моих глаз.

Я старалась держать себя в руках, видя внимательные глаза Калеба, и чувствуя стыд, что такая слабая, но когда холодные руки матери примирительно прижали меня к себе, я глупо кивнула на какие-то ее успокаивающие слова и разрыдалась, уткнувшись в ее плечо, чуть не разбив себе при этом нос. И мне стало совершенно наплевать, что где-то рядом на меня смотрят пренебрежительно глаза Калеба.

Глава 2. Знакомство

К чему слова? Они разменные монеты.

А та горячая волна под сердцем где-то

Бесценней многих тысяч слов…

Семья Грема, точнее говоря Калеб и Грем, жила в городке почти уже 3 года, и была неизменна вот уже на протяжении 50 лет. Как считали местные, с легкой руки самого Грема, он занимался крупным бизнесом, поэтому часто отлучался. На самом же деле, он ездил по всему свету в поисках матери Калеба, обращенной в одну ночь с ними, но в силу обстоятельств исчезнувшую.

Я сидела и слушала рассказ Грема, удивляясь, какими разными вампиры могут быть. Не смотря на то, что продолжительное время в моем окружении их было четверо, я мало общалась с подобными моим родителям, когда же в нашем доме гостили дикие (кочевники, бродяги или же бесстрастные), меня надолго забирали оттуда. Теперь же, когда мой приемный брат Ричард был женат, а брат отца жил отдельно, моей семьей оставались лишь родители. Но никогда я еще не видела подобных Гроверам. Коренные англичане, они были столь прекрасны в своей ипостаси, что не заинтересоваться ими было просто невозможно. Истинные защитники крови. Их выдержка была намного сильнее Терцо и Самюель.

Слушая рассказ Грема, я следила за Калебом, зачарованная его дивной красотой и притягательностью, и меня больше не спасали мысли о том, что все это лишь вампирский муляж, если можно так назвать его внешность, голос, движения. Я, впервые с момента нашей встречи, подумала о том, что наверняка и до обращения он был красив, этот разрез глаз, красивые губы и черты лица. Будто бы зная, о чем я думаю, он небрежно провел рукой по своим черным волосам, и сел еще более привлекательно. Тряхнув головой, я отвернулась, не желая себя мучить далее. Чтобы скрыть как-то свое смущение и деть куда-то нервные руки, я принялась за свои волосы. Возможно, это выглядело по детски, но те мысли, что возникали, когда я смотрела на него, провоцировали меня на грех.

Мы расположились в нашей уютной гостиной, в которой мама практически ничего не стала менять после старого владельца дома, все в строгом английском стиле, видимо обставленной в годах эдак пятидесятых. Но мне, бесспорно, она нравилась, особенно камин.

Обнявшись, мои родители сидели на диване, я устроилась рядом с ними, опираясь на их холодные ноги. Грем и Калеб расположились в двух креслах напротив. Если я и старалась сесть как можно подальше от Калеба, то это была плохая идея, именно с моего места его кресло просматривалось лучше всего. Мне приходилось каждый раз напоминать себе: не смотреть туда. Его же, кажется, такие вещи не тревожили, он свободно блуждал глазами по комнате, если не держал их закрытыми. Ну, еще бы, чем могу Я заинтересовать ЕГО, когда только в его компании столько красивых девушек. И вообще о чем я думаю, я же беременна! — пришлось напомнить самой себе.

Грем говорил отстраненно, будто бы видя все это перед глазами. Но я знала, что он старается вспоминать все досконально, когда человек становится вампиром, его память о другой жизни перестает быть четкой, или как говорит дядя Прат, не столь нужной, чтобы о ней помнить. Я слушала с интересом, который заглушал мой интерес к персоне Калеба.

— Все случилось в новогоднюю ночь 1945 года. Наша старшая дочь Анна с мужем и детьми гостили у друзей, Калеб только вернулся с фронта на несколько дней в отпуск, — удивленная, при этих словах я не могла не взглянуть на Калеба, и хоть это было лишь на мгновение, он перехватил мой взгляд. Я отвернулась слишком быстро, чтобы понять, что это значило. Не сразу же я уразумела, что этот разговор ему неприятен, его раскованная поза была фальшивой, на самом же деле он вздрагивал каждый раз, когда Грем говорил что-то новое. — В доме нас было… — Калеб тихо хмыкнул, перебив Грема, но тот, не обращая на сына внимание, продолжал дальше, — трое: я, сын и моя жена Патриция. В ту ночь мы не праздновали, хотелось отдохнуть, особенно Калебу, только с фронта, ему хотелось выспаться. Когда ночью появилась она, мы все спали, но вряд ли что-либо изменилось бы, бодрствуй мы. Она была так сильна и прекрасна…