Беломорско-Балтийский канал имени Сталина - Сборник Сборник

Путешественник, посетивший в 1928 году нью-йоркскую тюрьму Синг-Синг, просматривал дела заключенных. Он пишет в своей книге: «Мы неоднократно встречали фамилии, против которых стоял год поступления: 1880. В нынешнем году эти люди отсчитывают уже 48-й год своего безвыходного сидения в тюрьме».

Большинство пожизненно заключенных в буржуазных тюрьмах кончают сумасшествием. Слово «никогда» сводит с ума. Потом, как говорит директор одной из тюрем, у вечника наступает второй период. Период надежды. Он выздоравливает. Он надеется. Он надеется в течение 15–20 лет. Он ведет себя все это время безукоризненно. Он уже взрослый мужчина или старик. И вот он подает прошение о помиловании. Приходит ответная бумага. В ней написано одно слово: «Отказать». Заключенный снова сходит с ума. Он умирает сумасшедшим стариком.

Таков путь вечника, описанный германским профессором Аипманом, который обследовал более 2 тысяч пожизненно заключенных узников.

Когда буржуазный суд не находит возможности казнить коммуниста, он пытается покончить с ним пожизненным заключением. Даже если это ребенок. Двенадцатилетний мальчик продавал на улицах Реймса антимилитаристскую газету. Суд приговорил ребенка к 9 годам тюрьмы. Отец его — коммунист.

С 1926 по 1930 год 286 итальянских коммунистов получили до 20 лет тюрьмы и 158 — по 30 лет.

При этом безработица, свирепствующая за стенами буржуазной тюрьмы, проникает и внутрь их. Заключенные не должны конкурировать со свободными.

В Пруссии люди, заключенные в сумме на 30 091 год, 14 000 лет проводили без всякого труда. Сто сорок веков безделья! Во Франции из каждой сотни заключенных не работают 28 человек, а заработок работающих равен 4 копейкам в день.

В Польше 203 тюрьмы совсем без мастерских. В Италии только 22 процента заключенных заняты работой. Что же они делают? Может быть, гуляют? Да, гуляют. Вот двор одной из тюрем. Заключенные ходят ленточкой. Расстояние друг от друга пять шагов. Мир состоит из неба над головой, стен вокруг и спины — перед глазами. Но нельзя смотреть ни вверх ни вниз. Смотри только вперед, в спину товарища. Нельзя говорить. Полчаса прошли — марш в камеру!

Библиотеки нет. Письменных принадлежностей нет.

Все тюрьмы буржуазного мира похожи одна на другую. Есть легкие вариации. В Италии тюремный паек — 600 граммов хлеба и похлебка. В Польше — гнилой горох и сырая вода. Зато щедро угощают религией. При этом в тюремных церквах заключенным шептать молитвы запрещено, чтобы под видом шептания молитв не переговариваться.

В Венгрии арестовали немецкую писательницу Изольду Рейтер. Неосторожный поступок! Это была буржуазная писательница. Она принадлежала к привилегированному слою общества и рассказала все, что с ней было в тюрьме. Ее сковали по рукам и ногам, потом продели меж рук и колен железную палку и били по обнаженным ступням резиновым хлыстом.

Легко вообразить, что проделывают с непривилегированными лицами — с рабочими, с коммунистами!

В Югославии за два года фашистской диктатуры было подвергнуто пыткам 932 революционера. Греция дает свои варианты. Здесь ноги допрашиваемого стягивают сыромятными ремнями. С ними соединен рычаг. Движение рычага — и ремни прорезают тело до кости. Румыния привносит в методы испанской инквизиции достижения цивилизации: гипноз, электрический ток.

В известной буржуазной тюрьме существуют камеры пыток. Заключенный подвязывается ремнями к лежанке. Он не может пошевельнуться. Специальные приспособления на голове и ногах растягивают его тело. Заключенного бросают в таком положении. Он остается так дни, недели. Он постепенно загнивает.

Понятен поэтому возглас Террачини, который крикнул после приговора в лицо судьям: «У вас не хватит мужества открыто приговорить нас к смерти, но вам известно, что, посылая в подвальные одиночки, вы осуждаете нас на смерть!»

Да, это та же смерть, только разверстанная на годы. Подсчитано число сосланных в Гвиану до 1875 года — 21248 человек. Подсчитано и число вернувшихся из Гвианы — 3 637 человек. Разность — 17 611 человек. Они — в могиле.

Вот острова Липари в Средиземном море. Маленький вулканический остров, откуда нельзя убежать. Сюда свозят политических. За год сюда привезли 500 политических.

Проследим их судьбы.

Один заколот ударом штыка в горло.

Двое застрелены.

Четверо покончили самоубийством.

37 сошли с ума.

43 ранены жандармами.

107 брошены в местную тюрьму, ужасный липарский застенок.

118 заболели чахоткой.

Перенесемся в Индонезию. Это голландская колония. Танмалако, туземный автор, пишет:

«Если европейские заключенные могут еще похвастаться пищей, приближающейся к человеческому питанию, то арестованные туземцы получают еду, которую европейский буржуа постеснялся бы дать своей собаке. Если арестованные европейцы могут похвастаться тем, что получают камеры (хотя и очень маленькие), но все-таки с постелью (хотя бы и не мягкой) и пологом для защиты от малярийных комаров, то арестованные туземцы ничего этого не получают и запираются в крохотные каморки от 10 до 20 человек, которых оставляют в жертву малярийным комарам и гомосексуализму…»

Люди состоятельные попадают в тюрьму редко.

От тюрьмы можно откупиться.

В 1931 году 1 833 английских юноши и 119 английских девушек попали в тюрьму. 50 процентов из них получили тюремное заключение взамен штрафа. Они не были в состоянии внести штраф. В тюрьму их отправили, приковав ручными кандалами к закоренелым рецидивистам.

В Италии по кодексу 1930 года дозволяется вносить штраф взамен заключения на три-четыре года. Штраф равен пяти рублям в день. Обладая приличным состоянием, можно вести уголовный образ жизни.

Даже в тюрьме, обладая деньгами, можно устроиться с комфортом. Во французских тюрьмах можно получить хорошую комнату (она называется cellule de pistole) за два с половиной франка в день с отоплением и освещением и за полтора франка — без.

Вся сила классовой мстительности буржуазии обрушивается на бедняков, на трудящихся. В буржуазных государствах, кичливо называющих себя «правовыми», удел рабочего — фактическое бесправие. Права — привилегия имущих на воле или в тюрьме — все равно.

Старая царская каторга и ссылка широко применяли изощренное физическое и моральное угнетение заключенных.

С особой жестокостью обращались с заключенными в каторжных тюрьмах — так называемых «централах» — Орловском, Ярославском и других.

Вот как там встречали заключенных — по воспоминаниям бывших политических каторжан:

«Приходящие партии каторжан чаще всего принимались в бане. Подается команда раздеваться догола, после чего по одному гонят сквозь строй, где вас ожидают 60–70 тюремных надзирателей. Многие уходят из строя с поломанными ребрами, искалеченными членами, отбитыми легкими и печенью, с обезображенными лицами, выбитыми зубами и т. п., а некоторые просто остаются лежать на месте бойни… Лишившихся чувств обливают холодной водой и бьют снова, безжалостно, артистически… подымают вверх и бросают на пол. Кровь льется ручьями, ею обрызганы все стены, она виднеется повсюду…»

Далее следовала «каторжная наука»:

«…Богомолов, не говоря ни единого слова, берет меня за шиворот, ставит посредине камеры, затем также молча, словно обращаясь с неодушевленным предметом, носком сапога сбивает мои ноги вместе и говорит:

— Вот здесь и вот так — руки по швам — ты должен стоять, когда кто-нибудь к тебе входит… То же и на утренней и на вечерней поверке… То же всякий раз, когда надзиратель посмотрит в глазок… И только когда поверка пройдет и ты останешься один или когда глазок закроется, ты сможешь сойти с места. Понял?.. Когда к тебе захожу я или старший, или помощник, или сам господин начальник и с тобой поздороваются, ты должен отвечать громко и отчетливо: „Здравия желаю, господин отделенный“, или же „господин старший“, или „ваше высокоблагородие“. Только слов не растягивать, а отвечать быстро, вот так: „Здравжлав, господдленн“ или „Здравка в васкобродь…“ Ну, так запомни же… Стены, подоконник, пол — все должно блестеть, как зеркало… Медная посуда, чтобы — как огонь… И чтоб нигде ни пылинки… В параше и под парашей чтоб была чистота и порядок, а не то… На все вопросы отвечать так: „Так точно… Никак нет… Слушаюсь“. И чтобы не было никаких „да“ или „нет“… Понял?

Сделав маленькую паузу, Богомолов прибавил:

— Первый месяц ты будешь без книг, без переписки, без выписки. А потом посмотрим… А ежели не так поведешь себя, то и розги получишь…»

Поддержание чистоты в камере превращалось в новую пытку для заключенных:

— Я тебе говорил, чтоб пол блестел, как зеркало, — снова закричал отделенный. — Это что за пол? Возьми суконку. Три!

Я схватываю из стульчака парашки пару суконок, сажусь на корточки и изо всех сил тру асфальт. Но удар ключами по спине неожиданно прервал мою работу.