В команде Горбачева - Вадим Медведев

Горбачев: «Вопрос поставлен в плоскость ответственности ЦК, а значит и нас, тех кто здесь сидит».

Долгих: «С личностной, человеческой точки зрения может быть и не стоило бы ворошить прошлое».

Ельцин: «За положение дел в 70-х годах виновно Политбюро того состава».

Шеварднадзе: «В Политбюро в те годы не было коллегиальности, решения часто принимались узкой группой лиц, минуя Политбюро».

Выступление Ельцина тогда воспринималось просто как несколько более критичное, чем другие, а не как выражение особой позиции. Лишь потом стало ясно, что за ним скрывается и нечто большее. Это были суждения и по очень важным, существенным вопросам, но и мелкие замечания, чисто терминологического характера, в духе распространенных в то время понятий и догм. Он, например, возразил против термина «производственная демократия», сославшись на то, что в свое время его критиковал Ленин. Предложил более твердо сказать о восстановление веры в партию, убедительно раскрыть вопрос о роли местных Советов.

Ельцин выразил несогласие с завышенной оценкой перестройки: «Большой контраст в оценке доапрельского и послеапрельского периодов. Во многих эшелонах не произошло ни оздоровления, ни перестройки. Критика идет пока в основном сверху вниз. Мы никак не можем уйти от нажимного стиля в работе и что это идет от отделов ЦК».

Ельцин предложил пополнить перечень территорий, пораженных застоем, и вместе с тем дать оценку перестройки по крупным организациям. Тут явно содержался намек на Москву. В докладе, действительно, отсутствовали ссылки на московскую и ленинградскую партийные организации, традиционные в прошлом, когда считалось, что они всегда были впереди.

Между тем в Москве шли очень сложные процессы. Приход Ельцина к руководству в столице кардинально изменил обстановку в ней. Москва превратилась из зоны, свободной от критики в зону насыщенной, концентрированной критики, и тон в ней задавал первый секретарь. Началась яростная борьба с застоем, привилегиями, с нарушениями дисциплины, массовая замена кадров. Но положение дел в городе в жилищно-коммунальном хозяйстве, на транспорте, в торговле, в поддержании порядка менялось очень медленно. Начали сказываться и перехлесты в кадровой политике.

Такая информация доходила до руководства ЦК, вызывая определенную озабоченность – ведь столица есть столица. Какое-то внутреннее беспокойство и настороженность проявилась у московского руководителя.

Должен сказать, что критический настрой Ельцина, его динамизм на фоне инертности многих руководителей мне импонировали. Случайно сохранился листок бумаги, на котором мы с Яковлевым обменялись репликами по поводу выступления Ельцина на этом заседании Политбюро:

– Я – А. Н.: «Оказывается, есть и левее нас, это хорошо».

– А. Н. – мне: «Хорошо, но я почувствовал какое-то позерство, чего не люблю».

– Я – А. Н.: «Может быть, но такова роль».

– А. Н. – мне: «Отставать – ужасно, забегать – разрушительно».

В заключительном слове Горбачев, поблагодарив за анализ и оценки, подчеркнул, что через Пленум мы выходим на новые рубежи теории, политики, новые подходы ко многим вопросам. Всем нам надо учиться работать в условиях демократии.

Кратко, но довольно весомо докладчик ответил на замечания Ельцина в том смысле, что, конечно, нельзя впадать в самоуспокоение и тем более в самовосхваление, но в то же время было бы неправильно и принижать значение того перелома, который происходит в стране. Он подчеркнул, что нам нужна перестройка, а не перетряска, как это иногда понимают некоторые горячие головы.

Все это не выходило за пределы нормальных дискуссий в Политбюро. Борис Николаевич воспринял эту реакцию болезненно. Все разошлись, а он остался сидеть в своем кресле, не скрывая своих тяжелых переживаний. Пришлось вызывать врача, но его помощь, кажется, не потребовалась.

27 – 28 января состоялся Пленум ЦК. Выступили 34 оратора из 77 записавшихся. Надо прямо сказать, что уровень выступлений на Пленуме был значительно ниже доклада, несмотря на то, что члены ЦК заранее были ознакомлены с его основными идеями. К сожалению, в дальнейшем это стало дурной традицией. Естественно, постановление Пленума было принято в духе доклада. В основном одобрен также проект Закона о государственном предприятии для вынесения его на всенародное обсуждение.

Решены и персональные вопросы. От обязанностей члена Политбюро был освобожден Кунаев, а от обязанностей секретаря ЦК Зимянин. Яковлев был избран кандидатом в члены Политбюро, а Лукьянов – секретарем ЦК КПСС. Место Лукьянова как заведующего Общим отделом ЦК занял Болдин.

М. С. Горбачев пригласил меня с Яковлевым и Болдиным на дружеский ужин, на котором присутствовала и Раиса Максимовна. Он проходил в комнате рядом со служебным кабинетом Горбачева в Кремле, как принято было называть «на высоте». Шел непринужденный товарищеский разговор. Настроение у всех приподнятое, ведь пройден очень важный начальный рубеж перестройки.

Пленум действительно дал мощный стимул к усилению процессов демократизации в стране и в партии. Его решения, помимо того, что они подготовили политическую, психологическую почву для коренной реформы политической системы, имели и прямое действие. На них стали ориентироваться прогрессивные силы в партии, беря на практическое вооружение его идеи, установки, не дожидаясь формальных постановлений. Демократические начала стали все полнее входить в жизнь трудовых коллективов, регионов, в весь механизм общественного управления.

В 1986 году экономическая ситуация в стране несколько улучшилась, что естественно, связывалось с позитивным влиянием перестройки, и это было, по-видимому, действительно так. Сказались общественный подъем, повышение дисциплины и организованности. В результате удалось в полтора раза, с 2,4 до 3,3 процента увеличить прирост валового национального продукта, с 3,4 до 4,4 – продукции промышленности, с 0,2 до 5,3 – сельского хозяйства.

Я думаю, это расхолаживающе подействовало на руководство, усыпило в какой-то мере бдительность и снизило решительность в проведении экономической реформы.

И вдруг в январе произошел сбой. Возникли трудности с топливом и энергией, с некоторыми видами проката и шарикоподшипников, а также с продуктами химической промышленности. Наступил спад производства, который, впрочем, в дальнейшем удалось локализовать и нейтрализовать. Он был воспринят тогда как результат стечения некоторых неблагоприятных обстоятельств. Но в действительности это был первый признак серьезной болезни, звонок глубокого экономического кризиса, в полную силу развернувшегося через два – три года. Именно такой срок был отведен жизнью для проведения радикальной реформы, хотя в полной мере мы тогда этого еще не осознавали.

Январский сбой стимулировал возвращение к радикальной экономической реформе, работа над которой до этого шла вяло, вразброс, без должной концентрации внимания и сил. Уже в начале марта, находясь в кратковременном отпуске в Пицунде, Горбачев вел интенсивные переговоры по этим вопросам с руководителями правительства, учеными. По его поручению и я подготовил и направил ему свои соображения.

Вернувшись из отпуска Горбачев пригласил к себе Рыжкова, Слюнькова, Яковлева, меня, Болдина, Можина, Биккенина, Аганбегяна, Ситаряна и Абалкина. Состоялся развернутый четырехчасовой разговор по концепции очередного Пленума и подготовке необходимых для него материалов. Разговор до предела откровенный. Все сходились на том, что должна быть разработана целостная система управления экономикой. Об этом говорили и Рыжков, и Аганбегян, и Абалкин. Только комплексный подход мог дать шанс на успех.

Но уже на этой стадии обнаружились серьезные различия в подходах. Особенно острая дискуссия развернулась по вопросу об объемных показателях. Как заметил Горбачев, представители государственных органов управления – за то, чтобы объемные показатели держать в руках планирующих органов, а ученые – за то, чтобы обеспечивать регулирование производства через экономические методы и нормативы.

Рыжков сетовал, что правительство начинает терять нити управления материально-техническим снабжением, что цены тоже нельзя упускать и т. д. Делались ссылки на ситуацию в легкой промышленности, которая заключила договора с торговлей на 3 млрд. меньше, чем предусматривалось планом, и этим мотивировалась необходимость директивных заданий для предприятий отрасли. Но возник резонный вопрос – зачем же задания на эти 3 млрд. продукции, если на них торговля не предъявляет спроса?

Об остроте дискуссии можно судить по замечанию Абалкина: «Нельзя предложения по перестройке поручать тем, кого она касается». Справедливость его слов была подтверждена всем последующим ходом событий.

В дальнейшем подготовка Пленума шла как бы по двум руслам. В Волынском силами ученых и работников ЦК КПСС – Анчишкина, Аганбегяна, Абалкина, Ситаряна, Можина, Биккенина, Ожерельева – развернулась подготовка общей концепции реформы в виде тезисов, а затем и самого текста доклада. С этой группой постоянно работал я, привлекая и других товарищей, в том числе Павлова, Попова, Белоусова. Впервые был приглашен к работе группы Петраков, ставший впоследствии помощником Горбачева.