Милый Каин - Игнасио Гарсиа-Валиньо

Хулио удивленно посмотрел на него.

Николаса просто трясло. Чтобы скрыть эту дрожь, он крепко сжал челюсти и напряг все лицевые мышцы. При этом мальчик смотрел в глаза психологу, не отводя взгляда.

— Скажи, Нико, ты так сердишься из-за того, что проиграл партию, или по какой-то другой причине?

— Слышишь ты, псих, я требую реванша.

— Игра окончена.

— Немедленно!

Хулио наклонился над столом, посмотрел в глаза мальчику и сказал:

— Нико, я тебе не враг и даже не соперник на соревнованиях. Не нужно на меня сердиться за то, что мне удалось выиграть у тебя эту партию. В конце концов, почему для тебя так важно обязательно победить? Или спрошу по-другому. Почему тебе принципиально важно не проиграть?

— Слушай, ты меня разозлил, причем всерьез. Я хочу отыграться.

В этот момент на пороге комнаты появились Карлос и его супруга Кораль, привлеченные шумом упавшей доски. Увидев эту женщину, Хулио побледнел как полотно. У него закружилась голова, как если бы пол под ним разошелся. Он будто стоял на узеньком карнизе над многометровым провалом. Сосуды в его висках могли вот-вот разорваться от бешено пульсирующей крови. Кораль также явно была взволнована этой встречей. Карлос, похоже, ничего не заметил, потому что его внимание было привлечено к шахматным фигурам, разбросанным по всему полу.

— Эй, ребята, что тут у вас происходит?

Николас Альберт ничего не ответил. Он внимательно наблюдал за тем, как смотрели друг на друга его мать и Хулио. Кораль потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Даже когда она оглядела комнату и предложила сыну привести все в порядок, неровный, срывающийся голос выдавал ее волнение.

Карлос обратил внимание на неловкое молчание, воцарившееся в комнате, и списал его на то, что сам забыл представить психологу свою жену. Он поспешил исправить эту ошибку. Гость и Кораль пожали друг другу руки. При этом каждый вытянул ладонь далеко вперед, словно они оба боялись подойти ближе. На мгновение в комнате Нико снова стало так тихо, что щелчок флажка, упавшего на часах по истечении времени, отведенного на партию, прозвучал громко и грозно — как лязг затвора.

Раздвижную дверь, отделяющую столовую от террасы, он благоразумно оставил приоткрытой. Теперь мальчик мог незаметно наблюдать за взрослыми и слушать их разговоры.

Отец и Хулио сидели в бамбуковых плетеных креслах за овальным столом, на котором Арасели сервировала аперитив и подходящие к случаю бокалы, а Кораль заняла место чуть поодаль. Она заметно нервничала, постоянно курила и всячески боялась встречаться взглядом с гостем.

Нико подглядывал за взрослыми из-за плотной шторы, фактически дублировавшей тяжелую стеклянную дверь. Он немало удивился тому, что мать практически не участвовала в разговоре отца с психологом, хотя речь шла не о ком-нибудь, а о ее сыне. Неприятным сюрпризом для мальчишки стали слова отца, который сослался на рассуждения психолога и высказал Кораль предположение, что Аргос мог погибнуть вовсе не в результате неудачного стечения обстоятельств. Даже эта новость не заставила мать встряхнуться и принять более активное участие в столь важном разговоре.

«Кто же такой этот психолог? Что он за человек? Судя по манере одеваться, весьма потертым джинсам и простой рубашке с закатанными рукавами, он явно не живет в нашем квартале и не принадлежит к кругу типичных друзей отца. Ведь те никогда не снимают свои безупречно отутюженные костюмы и яркие галстуки с замысловатым узором. Приехал этот Хулио на маленькой дешевой машине, чисто вымытом белом „ниссане микро“, и припарковал свой автомобиль прямо напротив нашего дома. Интересно, — размышлял про себя Нико. — С психологами мне встречаться еще не приходилось».

Кораль Арсе и гость по-прежнему старались не смотреть друг на друга. Нико с интересом наблюдал за ними и прислушивался к разговору, идущему на террасе.

Неожиданно там появилась Диана. Она вышла со стороны кухни, держа в руках большой кусок поджаренного в тостере хлеба с толстым слоем джема. Такими вот бутербродами ее щедро одаряла Арасели, которая просто не могла ни в чем отказать этой маленькой сладкоежке. Губы Дианы были перепачканы ежевикой. Кораль, действуя совершенно машинально, вытерла их бумажным носовым платком. Затем она наклонилась к Диане и что-то сказала ей на ухо. Судя по всему, речь шла о том, что мама с папой говорят о серьезных вещах и беспокоить их сейчас не надо. Диана, как и подобало послушной девочке, кивнула, молча обогнув стол, кресла, спустилась с террасы в сад и направилась в дальний его угол, туда, где стояла пустая собачья будка.

Воспользовавшись тем, что взрослые отвлеклись на его сестру, Нико осторожно приоткрыл стеклянную дверь чуть шире, чтобы лучше слышать их разговоры. Ему достался далеко не идеальный наблюдательный пункт. Например, стоило Кораль чуть откинуться на спинку кресла, как Нико терял ее из виду. Однако он предпочел не менять дислокацию, потому что этот маневр мог быть замечен отцовским гостем, психологом. Этот человек был явно внимательным, наблюдательным, умел держаться скромно и незаметно. Мальчишке он чем-то очень понравился.

В течение некоторого времени разговор в основном сводился к монологу Карлоса. Отец даже начал повторяться и все никак не мог взять в толк, почему ни Хулио, ни мама не торопились прокомментировать его слова, поддержать доводы или, наоборот, опровергнуть их. Время от времени он бросал на Кораль умоляющие взгляды, но та словно не замечала ничего вокруг.

«Интересно, почему она сегодня сама не своя?» — размышлял Нико.

Обычно Кораль не устраивала роль пассивной слушательницы мужских разговоров. Она всегда имела собственное мнение и запросто его высказывала. Стесняться гостей Карлоса — такого за ней тоже не водилось. Нико никак не мог взять в толк, то ли его мама и Хулио сразу резко не понравились друг другу, то ли… все было совсем не так. Отец же, похоже, не замечал в их поведении никаких странностей. Впрочем, с точки зрения Нико, он вообще мало что понимал и замечал в этой жизни. Хулио потягивал аперитив и время от времени рассеянно поддакивал Карлосу. В какой-то момент он с готовностью переключил свое внимание на дрозда, появившегося посреди лужайки. Тот весьма потешно передвигался по траве, подпрыгивая сразу на обеих лапках.

Кораль Арсе украдкой поглядывала на Хулио.

«Ну да, конечно, это он».

Женщина с трудом верила своим глазам. Они так и сидели в разных углах террасы, старались не встречаться взглядами и слушали Карлоса, который упорно не замечал, насколько неестественно напряженная обстановка сложилась здесь, на террасе его дома.

— Он очень ревностно относится к своему праву на уединение и на неприкосновенность своей частной жизни. Правда, Кораль? Сын никого не впускает к себе в комнату. Даже Арасели убирается там, когда его нет дома. А ведь он знает ее с пяти лет. Вот почему я считаю добрым знаком уже сам тот факт, что он пригласил тебя к себе. Но это все не так важно. Ты, главное, скажи, как он тебе? Что ты о нем думаешь?

Хулио никак не удавалось взять себя в руки. Он понимал, что долго так не продержится. У него кружилась голова. Время от времени Омедас даже специально покрепче брался за подлокотники кресла, чтобы убедиться в том, что мир по-прежнему стоит на месте. Больше всего на свете он сейчас хотел как можно скорее свернуть разговор и уйти из этого дома подобру-поздорову, как можно незаметнее. Думать о чем-то, вести сколько-нибудь осмысленный разговор в присутствии Кораль было выше его сил.

— Если честно, случай не самый простой, гораздо сложнее, чем я предполагал по твоим словам. В общем, есть чем заняться, над чем поработать, — осторожно подбирал слова Хулио, стараясь не сказать чего-нибудь лишнего или двусмысленного. — Я, наверное, порекомендую вам хорошего специалиста, который проведет комплексное психологическое обследование Николаса и попробует профессионально подкорректировать его поведение.

Этого Карлос явно не ожидал.

— Что-то я тебя не понимаю, — удивленно сказал он. — Мы не так договаривались.

Хулио беспокойно поерзал в кресле и ответил:

— Да, ты прав. Просто я думал, что речь идет о чем-то ином, о проблемах другого типа. В общем, я поначалу предположил, что этот случай окажется ближе к области моих профессиональных интересов. Теперь, пообщавшись с твоим сыном, я понял, что это не совсем так.

Карлос Альберт чувствовал, что Хулио чего-то недоговаривает. Наверное, по каким-то причинам он просто не хотел откровенно высказывать свое мнение о психологических проблемах Николаса. Отцу оставалось только надеяться, что гость действительно затруднялся дать им точное определение, а не пытался скрыть от родителей дурные вести.

Впрочем, такое поведение Хулио все равно выглядело странным. Карлос успел привыкнуть к тому, что этот человек вполне уверен в себе с профессиональной точки зрения, рассуждает о психологических проблемах не без апломба и, пожалуй, даже слегка рисуясь перед слушателями-непрофессионалами. Сейчас же он явно смущался и почему-то стремился не называть вещи своими именами. Отец вновь заподозрил, что такое поведение Хулио связано с тем, что тот не знал, как высказать в глаза родителям самые худшие предположения, касающиеся их сына.