Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

КГБ ознаменовал начало новой эры в советско-кубинских отношениях изменением шифра кодового наименования по Кубе: с 1958 по июль 1960 года его кодом были «Юнцы», с августа 1960 года это стал «Аванпост». Отныне у Советского Союза появился союзник в Западном полушарии.

Глава 4. «Куба — да, янки — нет!»

2 сентября произошла необычная сцена: харизматический Кастро, выступая на миллионном митинге перед Сивика Плаза, открыто провозгласил внешнеполитический курс Кубы «Сан-Хосе, — сказал он, имея в виду заседание министров иностранных дел Организации американских государств (ОАГ), — был Пирровой победой империализма»{1}. Он обратился к своему другу по борьбе в горах редактору коммунистической газеты «Ой» Карлосу Рафаэлю Родригесу с предложением составить проект того, что вошло в историю как Гаванская декларация. Подобно Мао Цзедуну, который пресек все сомнения в нейтралитете декларацией 1949 года «Опора на собственные силы», Кастро решил подтвердить куре внешней политики, одобренный компартией Кубы.

Фидель грозил США кулаком. «Мы национализировали многие североамериканские компании, но некоторые держим в резерве. Если они продолжат экономическую агрессию против нас, мы национализируем все их предприятия»{2}. Затем он упомянул маоцзедуновский коммунистический Китай, что для Вашингтона было более неприятно, чем любой другой дипломатический демарш «США говорят, что красный Китай вмешивается в дела Латинской Америки Правительства же стран Южной Америки имеют дипломатические отношения с режимом Формозы Мы спрашиваем, хотели бы люди установить дипломатические отношения с КНР» Толпа ответила ревом одобрения{3}.

Назвав слушающих его «Генеральной ассамблеей», Фидель придал большей части речи форму устного референдума по принципам следующего этапа революции. Он обратился к аудитории с просьбой одобрить зачитанную им декларацию о намерениях Кубы. «Мы провозглашаем перед всей Америкой

Право компенсации за землю,

Право рабочих на результаты своего труда,

Право детей на образование,

Право на медицинское обслуживание,

Право на Труд,

Право на равенство рас,

Право на равные права мужчин и женщин,

Право интеллигенции на свободу творчества,

Право провинций на национализацию монополий,

Право на суверенитет,

Право на превращение военных баз в школы,

Право вооружать народ для защиты своих прав и судьбы,

Право угнетенных наций бороться за независимость». Революционный долг, заявил Кастро, бороться за провозглашение права как в своей стране, так и за рубежом. «Мы подтверждаем веру в то, что Латинская Америка освободится от ига империализма янки, несмотря на решения карманных министров иностранных дел» По словам Кастро, Куба слышит голоса угнетенных латиноамериканцев «Мы здесь! — воскликнул Кастро. — Куба вас никогда не оставит!»{4} Снова одобрительный рев толпы «Куба — да, янки — нет, Куба — да, янки — нет»{5} Че описывает завораживающую картину, когда Кастро призвал высказаться по предложенной декларации, «более миллиона рук взметнулись ввысь, 1/6 часть населения страны»{6}.

Кубинские коммунисты рассматривали Гаванскую Декларацию как главную идеологическую победу. Спустя два дня после этого события Карлос Рафаэль Родригес и исполнительный секретарь НСП Анибал Эскаланте доложили Алексееву о своем успехе По их словам, основная идея 4-часовой речи Фиделя была детищем Карлоса Рафаэля Родригеса; они также подтвердили, что теперь Фидель в большей степени готов продвигаться по пути социалистической революции. Он говорил некоторым членам НСП, что «настало время для идеологической подготовки народа к строительству социализма на Кубе и руководящей роли в этом процессе партии»{7}.

Во всей этой информации была лишь одна действительно важная новость для Москвы. В марте — апреле 1960 года после инцидента с «Ля Кубр» в частной беседе Фидель Кастро уже сообщил советскому представителю, что другого пути, кроме социалистического, для Кубы нет. Правда, затем он заявил, что потребуется некоторое время для того, чтобы кубинский народ был готов принять коммунизм. Теперь Кастро, похоже, был готов рискнуть и ускорить этот процесс. Тем временем новая политика вселяла уверенность в руководство НСП, которому не терпелось устранить некоммунистов из ближайшего окружения Кастро.

Спустя три недели после провозглашения Гаванской декларации Фидель Кастро и Никита Хрущев наконец встретились. Постоянно опаздывающий Кастро целый час держал Хрущева в ожидании на ступенях советского представительства в Нью-Йорке. Нисколько не обидевшийся Хрущев сердечно обнял человека, которого многие месяцы прикрывал издалека. Это было в начале 35-дневного беспрецедентного отсутствия Хрущева в СССР, 25 дней из них он намеревался провести в Нью-Йорке, приветствуя с трибуны ООН 14 новых африканских государств{8}.

Посмеявшись над несколькими анекдотами про эпоху Ленина, лица, сопровождающие Кастро, спросили советского лидера, знает ли он анекдоты про себя. «Я знаю даже больше, — ответил он. — Кубинцы, организуйте революционный трибунал и вынесите приговор Громыко. Он был единственным, кто признал Батисту». Подобный юмор мог бы вызвать улыбку, но оставил кубинцев равнодушными. Они восхищались советским министром иностранных дел хотя бы потому, что он единственный в советской делегации умел обращаться с сигарой{9}.

Во время шутливого разговора Фидель разозлил некоторых членов своей делегации. Старые революционеры чувствовали железную хватку Рамиро Вальдеса, который настаивал, чтобы служба безопасности отбирала кубинских корреспондентов для работы заграницей. Карлос Франки — революционер-социалист, ненавидевший Сталина и отождествлявший Москву со сталинизмом, отмечал усиление промосковского окружения Кастро и его стремление использовать полицейские методы для установления режима личной власти{10}.

Госдепартамент США также отмечал сближение Кастро и Хрущева. В ООН Куба принадлежала к группе неприсоединившихся стран, однако практически всегда голосовала солидарно с СССР. Единственная страна третьего мира, Куба, поддерживала резолюцию Хрущева по проведению расследования ООН «агрессивных действий США». Хрущев использовал свой визит в Нью-Йорк для подтверждения своих июльских 1960 года обязательств защищать Кубу. Наиболее драматический эпизод произошел во время выступления Кастро на Генеральной ассамблее ООН 26 сентября. Кастро обвинил командующего ВМС США адмирала Арли Берка в недооценке решимости Хрущева использовать советское ядерное оружие для защиты Кубы в случае агрессии США в ответ на захват Кубой американской военной базы Гуантанамо.

«Посмотрите только, как делается оценка, оценка чрезвычайно опасная, так как он (Берк) намекает, что в случае нападения на нас мы должны выстоять в одиночку. Адмирал Берк чего-то не учитывает. Предположим на минуту, что адмирал Берк ошибается. Давайте представим, что адмирал Берк, хотя и адмирал, не прав. Если он не прав, он ведет слишком рискованную игру с мощнейшей силой в мире»{11}.

Со своего места Хрущев крикнул — «Он ошибается!» — и махнул кулаком{12}. Советский лидер хотел, чтобы ни у кого не возникало сомнений по поводу военной поддержки Кубы

Уверенное в поддержке СССР, кубинское руководство начало публиковать свои планы проведения социалистической революции на Кубе. В начале октября кубинцы собирались завершить национализацию ключевых отраслей экономики. 12 октября Москва получила информацию, что на Кубе закончена работа над проектом нового закона о «частичной национализации всех иностранных и кубинских банков и некоторых американских предприятий» «С принятием этого закона, — сообщал Алексеев, — все основные отрасли промышленности окажутся в руках государства»{13}.

Спустя два дня кубинское правительство объявило об экспроприации 382 компаний и всех кубинских и иностранных банков, за исключением канадских После 16-часового заседания, продолжавшегося до 4 часов утра, кабинет Фиделя одобрил радикальные меры по ликвидации частной собственности в сахарной и текстильной промышленности Эта мера была предпринята не в пику американцам. Кубинское руководство объяснило, что основной причиной экспроприации явилась политика этих компаний, противоречащая интересам революции и экономическому развитию страны. Из 400 национализированных фирм только 20 были американскими. Правительство также приняло закон о городской реформе, согласно которой жильцы становились собственниками своих квартир. Это была единственная акция, не заимствованная из советского опыта{14}.