Жестокие игры - Мэгги Стивотер

Но мне трудно забыть о том, как быстра водяная кобылка.

— Ну, разве я тебе не говорил, что она быстрее всех, на ком ты скакал? — спрашивает Горри.

Я соскальзываю на землю и передаю ему поводья. Он берет их с выражением недоумения на и так уже озадаченном лице.

Я говорю:

— Эта лошадь обязательно кого-нибудь убьет.

— Эх, вот новость! — возражает Горри. — Они все кого-нибудь убивают!

— Я не желаю иметь с ней дела, — говорю я, хотя меня так и тянет к ней.

— Ну, кто-нибудь другой ее купит, — пожимает плечами Горри. — А ты об этом пожалеешь.

— Этот кто-нибудь будет покойником, — замечаю я. — Отпусти ее!

И отворачиваюсь от него.

А Горри негромко произносит мне в спину:

— Она быстрее твоего красного жеребца!

— Отпусти ее, — повторяю я, не оборачиваясь.

Но я знаю, что он этого не сделает.

Глава седьмая

Пак

Я и не предполагала, что это будет так ужасно.

Но на пляже, кажется, столпились разом все жители острова. Финн убедил меня отправиться на «моррисе», который, конечно, тут же сломался, так что мы приехали едва ли не самыми последними. Перед нами волновались два моря: темно-синий океан вдали и бурная масса лошадей и людей. И все это были мужчины — ни единой девушки, если не считать, конечно, Томми Фалька, потому что у него такие красивые губки! Мужчины шумели в тысячу раз громче океана. Я вообще не понимаю, как можно тренироваться, или двигаться, или дышать в такой толпе. Все разом кричат на своих лошадей и друг на друга. Это похоже на великий спор, но невозможно понять, кто на кого нападает, кто с кем ссорится.

Мы с Финном замешкались на длинной тропе, что спускается к пляжу. Земля под нашими ногами неровная, она изрыта копытами лошадей, которых уже свели вниз. Финн хмурится, глядя на все это сборище людей и животных. Но мои глаза уже замечают вдали лошадь, мчащуюся галопом по краю отступающей воды. Она ярко-красная, как свежая кровь, и на ее спине низко пригнулась маленькая темная фигурка. Копыта лошади с каждым ударом поднимают фонтаны воды.

Вид этой стремительно несущейся лошади, невообразимо быстрой, вытягивающейся в воздухе, настолько прекрасен, что у меня перехватывает дыхание.

— А вон ту как будто слепили из двух разных лошадей, — говорит Финн.

Его замечание вынуждает меня оторвать взгляд от красной лошади и перевести его ближе к утесам.

— Она просто пегая, — говорю я Финну.

Кобыла, на которую он показывает, снежно-белая с большими черными пятнами. Возле холки у нее черное пятно поменьше, очертаниями оно напоминает кровоточащее сердце. Коротышка в шляпе-котелке, похожий на гнома, водит ее в сторонке от остальных.

— Она просто пегая, — передразнивает меня Финн.

Я шлепаю его по затылку и снова поворачиваюсь в сторону красной лошади и ее всадника, но они уже исчезли.

Я почему-то огорчаюсь.

— Давай спустимся на берег, — говорю я.

— А что, сегодня все там, внизу? — спрашивает Финн.

— Похоже на то.

— А как ты собираешься раздобыть лошадь?

Поскольку у меня нет убедительного ответа, вопрос меня раздражает. И я еще сильнее раздражаюсь, когда замечаю, что мы с Финном стоим в абсолютно одинаковой позе. Непонятно, то ли это я стою так, как он, то ли он — так, как я. Я вытаскиваю руки из карманов и рявкаю:

— Сегодня что, день загадок? Ты собираешься без конца задавать мне вопросы?

Финн растягивает губы, его брови сдвигаются к переносице, соединяясь в сплошную линию. Он очень мило выглядит с этим выражением, хотя я и не слишком понимаю, что оно означает. Когда он был маленьким, мама называла его лягушонком как раз из-за этой гримасы. Но теперь, когда ему уже время от времени приходится бриться, он не слишком похож на амфибию.

Как бы то ни было, он строит лягушачью гримасу и бочком-бочком подбирается к толпе. Я еще секунду сомневаюсь, следовать ли мне за ним, но тут вдруг меня прижимает к земле пронзительный вопль.

Это пегая кобыла. Она отделилась от остальных и оглядывается — то ли на других лошадей, то ли на море. Ее голова закинута назад, но она не ржет. Она кричит.

Ее оглушительный крик несется по ветру, заглушая шум волн, шум толпы. Это вой древнего хищника. И это не имеет ничего общего с теми звуками, которые способны издавать обыкновенные лошади.

Этот звук ужасен.

У меня в голове остается только одно: «Неужели вот такое было последним, что слышали мои родители?»

Мои нервы просто лопнут, если я не спущусь на пляж прямо сейчас. Я это знаю. Я это чувствую. Но ноги становятся мягкими, как водоросли. Я так шатаюсь, что чуть не подворачиваю лодыжку, угодив ногой в одну из ям, оставленных конскими копытами. И меня охватывает облегчение, когда пегая кобыла наконец умолкает, но я уже не могу игнорировать то, что кабилл-ушти не только пахнут непохоже на настоящих лошадей. У моей Дав запах мягкий, он отдает сеном, травой, черной патокой. А кабилл-ушти пахнут солью, и мясом, и отбросами, и рыбой…

Я стараюсь дышать ртом и не думать об этом. Под ногами путаются собаки, никто не смотрит, куда идет. Лошади щелкают зубами, и мужчины предупреждающе кричат. Они куда более раздражены, чем терьеры в лавке мясника. Я рада, что Финн куда-то умчался, мне невыносима мысль о том, что он может увидеть меня совершенно растерянной.

По правде говоря, я весьма смутно представляю, как можно раздобыть лошадь для бегов, не заплатив за нее вперед, но кое-какие идеи у меня есть, и они в основном строятся на тех разговорах, которые я слышала в школе. Мальчишки там напропалую хвастали, что обязательно будут участвовать в бегах, когда вырастут. На самом деле ничего подобного не происходило; большинство из них либо уезжали на материк, либо становились фермерами, но их великие планы являлись неплохим источником информации. В особенности потому, что моя семья принадлежала к тем немногим, которые не посещали бега.

— Девчонка! — рявкает на меня мужчина, держащий в поводу чалую водяную лошадь, которая перебирает ногами и пританцовывает, как бы галопируя на месте. — Смотри под ноги, черт бы тебя побрал!

Я таращусь на собственные ноги, и мне требуется целая секунда, чтобы осознать: на песке вычерчен круг, а мои ботинки стерли часть линии. Я нервно отпрыгиваю от круга.

— Да не дергайся ты! — кричит мужчина, когда я пытаюсь восстановить нарушенную линию.

Чалая водяная лошадь тянется к бреши в круге. Я отступаю назад — и тут же на меня снова кричат, потому что я оказываюсь на пути двух мужчин, несущих парня. Его голова залита кровью, и он жутко ругается. Я шарахаюсь в сторону — и чуть не спотыкаюсь о грязного пса, перемазанного песком.