Россия солдатская - Василий Алексеев

— Что же, укрепления строить будете?

— Линию Сталина, — ответил иронически Александр Владимирович.

— Вы кто же такие будете, инженеры или по партийной линии?

— Самые обыкновенные рабочие: позавчера мобилизовали, а сегодня уже у вас, — ответил Розанов.

— Вот как… — неопределенно протянул хозяин и лукавые искорки в его глазах погасли.

— А давно Новгород взяли? — спросил Александр Владимирович.

Хозяин стал серьезным.

— Всего несколько дней. Спервоначала у нас тут паника была: комсомольцы хотели деревню жечь, но старики не дали. Хватит нам этого! — вдруг закончил хозяин решительно и посмотрел на Григория и Розанова странным, диким взглядом.

— Старик с характером, настоящий кулак, — подумал Григорий. — Как такой уцелел?

— Хватит с нас! — сказал еще раз хозяин. — Один раз сделали революцию и довольно!

— Помещиков в 17-ом году громили? — не без ехидства спросил Александр Владимирович.

— Нет, — дико-злобное выражение лица крестьянина сменилось неуверенно самодовольным. — Нет, самую эту что ни на есть настоящую революцию я начинал в феврале 1917 года, в Петрограде в Волынском полку был.

Григорий насторожился. Глядя на бородача-старообрядца, трудно было представить себе солдата Волынского полка, начинавшего революцию. Александр Владимирович сразу ощетинился и молча жевал хлеб. Хозяин не заметил этого и сидел, поглощенный воспоминаниями.

Понял, что сделал тогда глупость, но не может не гордиться своей исторической ролью, — сообразил Григорий и спросил с интересом и участием: — А страшно было поднимать восстание?

Старик сразу размяк:

— Как думаешь? Первые ведь мы поднялись… жутко… вся страна неизвестно за кого, а мы начали. Потом все просто оказалось, — добавил он почти разочарованно.

— Ну, а теперь что думаешь? — не выдержал Александр Владимирович.

— Что думать-то! — посмотрел на него, приходя в себя хозяин, — Деревню жечь не дадим — и все. Лицо его опять стало жестким.

— Что про немцев слышно? — спросил Григорий. — Новгород ведь от вас совсем близко.

— Близко… только болота тут, Я так думаю, что укрепления в нашей местности и строить незачем, — в глазах забегали давешние лукавые искорки. — Немец больше по открытой местности наступает. Сначала авиацией разобьет, а потом танки пустит. Незачем им в болота лезть.

— Похоже на то, — улыбнулся Григорий, — но наше дело маленькое: велят копать, мы и копаем.

— Постойте, я вам медку вынесу.

Хозяин вышел из комнаты.

— Кулак настоящий, — недовольно пробурчал Александр Владимирович. — Как во время коллективизации уцелел!

Хозяин вернулся с глиняной миской, полной сотового меда.

— Пчел водите? — осведомился Розанов.

— Несколько ульев, для себя, — ответил старик. — Нет у вас баночки какой? Я вам к чаю отложу.

Григорий достал из мешка эмалированную кружку. Хозяин наполнил ее медом и опять скрылся с миской.

— Вот вам и революционер! — подмигнул Александр Владимирович, кладя на хлеб кусок сота. — Посуду свою не дает потому, что он старообрядец, а мы никониане поганые и миску после нас придется выбросить.

— Потому и бабы из-за котлов для рабочих спорили, — понял Григорий.

— Вот именно, — проворчал Александр Владимирович, — а еще Февральскую народную революцию делали!

Поляну пересекала черно-желтая полоса противотанкового рва. Вдоль рва, на расстоянии двух метров друг от друга, были расставлены девушки-работницы. Копали медленно и неохотно. Каждая бригада имела свой участок работы, каждая работница — свои два погонных метра рва, но это не влияло на медленный ход работы. Григорий числился старшим десятником. В его распоряжении было пять бригад с сотней рабочих. Почти каждое утро он докладывал прорабу Зускину, что за ночь вновь исчезли две-три девушки. Зускин каждый раз переживал это как личный удар; он не сердился, не возмущался уже, но съеживался и опускал глаза. Время от времени прибывали свежие пополнения; если бы их не было, работа давно остановилась бы совсем. Григорий с интересом наблюдал за происходящим. Из пяти подчиненных ему бригад одна состояла из подростков, привезенных из-под самого Новгорода, с одного завода. Ребята рассказывали, что при приближении немцев вся партийная администрация завода сбежала, захватив автомобили, продовольствие из заводского кооператива и кассу. Часть рабочих разбежалась по домам, часть не успела этого сделать и была мобилизована. Поведение властей в момент кризиса совершенно подорвало в глазах ребят престиж советской власти. Потеря связи с родными выбила из колеи, но бежать им было некуда и поэтому их бригада была одной из тех, на которую, казалось, можно бы было опереться в работе. Однако, работать подростки не хотели. Три бригады из калининских и подмосковных таяли на глазах. В итоге опорой строительства укрепленной полосы оставались «торфушки», которые не могли бежать на родину, не получив расчета и документов.

Григорий закурил и пошел вдоль рва. Результаты работы на двухметровых отрезках были очень разные: кое-где ров был почти закончен, в других местах рытье только начато. Из глубины ямы почти законченного отрезка выглянула грязная курносая физиономия пензенской торфушки. Серые глаза с мучительным беспокойством посмотрели на Григория. Григорий остановился.

— Кончаю, Григорь Павлович, — просипел хриплый, почти мужского тембра, голос. Бабенка воткнула лопату в землю, вытерла мозолистые руки о черную телогрейку и с трудом вылезла наверх. — Как там, не слышно когда нас до дому отправят?

Это был вопрос, на который не было ответа и который бабенка задавала Григорию каждый день.

— Вы уж за нас похлопочите, ведь, мы не как другие… работаем.

Бабенка посмотрела в сторону леса, где кругом громадного костра расположились новгородские малолетки.

— Я-то тут при чем? — ответил Григорий. — Сама понимаешь, мобилизован, как и все вы.

— Вот, ироды! — вдруг озлобилась бабенка, — и на кой чорт им эти ямы нужны? — бабенка смачно, по-мужски выругалась, — все равно, как немцы подойдут, вся красная армия разбежится.

Работавшая рядом смазливая девушка лет 18-ти поправила платок и сделала Григорию глазки. Из леса, где около костра сидели малолетки, доносились звонкие голоса, смех и матерная ругань.

— Так вы уж, Григорь Павлович, за нас похлопочите: вы человек образованный и сочувственный, — бабенка опять перешла на жалостливый тон, — детишки ведь дома остались махонькие… с бабкой старой. Как она одна там справляется?

Григорий пошел дальше. На участке, занятом подмосковными, было много незанятых никем мест и в общем было сделано втрое меньше, чем у пензенских.

— А где Шура? — спросил Григорий у высокой худенькой блондинки, приехавшей с ним в одном вагоне.

В глазах девушки забегали искорки.

— Не знаю, — пожала она плечами.

— Домой убежала? — равнодушно спросил Григорий.

— Не знаю. С утра не видно… — озорные огоньки в глазах девушки забегали сильнее.

— Эх, дамочки, вы не ройте ямочки, - донеслось из леса. — Придут наши таночки…

Григорий сделал еще несколько шагов. Между двух еле начатых ям виднелась глубоко ушедшая в землю щель. Крепкая коренастая девица при приближении Григория оперлась на лопату и посмотрела на него решительно и смело.

— Скоро кончу, — сказала она.

— Молодец! — похвалил Григорий.

— А как кончу, домой пустите? — в тоне девушки почувствовался напор и вызов.

— А я что ли пускаю? — улыбнулся Григорий.

Девушка нахмурила густые брови:

— А не пустите, так я свою норму сделаю и убегу.

— Только меня об этом не предупреждай, — еще раз улыбнулся Григорий.

— Кончу яму и убегу! — упрямо повторила девушка тоном обиженного ребенка и опять начала упорно копать.

Вдали замаячила фигура Зускина. Григорий пошел ему навстречу. Прораб шел быстрой нервной походкой, черное пальто развевалось на ветру, кепка сдвинулась на бок. За прорабом вяло следовал курчавый блондин с мясистым лицом и свиными глазками — инженер из Твери, заместитель производителя работ.

— Как у вас дела? — остановился Зускин.

— Неважно, — ответил Григорий. — Определенно убежало за ночь две и одной нет на работе. Наверное тоже убежала…

— А какая была вчера выработка?

— Как всегда, около 50%.

— Это невозможно, с этим надо бороться! — измученные глаза прораба посмотрели на Григория.

Григорий пожал плечами.

— А это что? — Зускин повернулся в сторону леса.

Новгородские малолетки положили в костер сразу несколько охапок хвороста и пламя взметнулось чуть ли не до верхушек деревьев.

— Новгородская бригада, — ответил Григорий.

Зускин рванулся к лесу. Григорий и заместитель прораба последовали за ним. При приближении Зускина, смех и крики у костра несколько стихли, но никто из ребят не двинулся с места.