Игра Джералда - Стивен Кинг

Доносились и другие запахи; пес улавливал слабое веяние каждый раз, когда ветер рывками приоткрывал заднюю дверь дома. Эти запахи были гораздо слабее того, который шел из ведра, их источник был в доме, однако они были слишком аппетитны, чтобы их игнорировать. Пес знал, что его могут прогнать хозяева, которые почему-то орут и больно могут наподдать своими странными твердыми ногами, однако запахи были сильнее страха побоев. Все могло измениться, если бы он дожил тут до сезона охоты, но пока что орущие хозяева с их твердыми ногами и палками были самым худшим в этом мире, что он мог вообразить…

Он проскользнул в дом, когда ветер приоткрыл дверь, и прошел по коридорчику.., недалеко. Он готов был броситься прочь, как только возникнет опасность.

Хозяином этого дома, он чувствовал, была самка, и она знала о его приближении, потому что он слышал ее крики. Но бродячий пес услышал в ее голосе не угрозу, а страх, и после некоторых колебаний осторожно продолжил путь. Он ждал, что главный Хозяин поддержит ее крик или прибежит сюда, однако этого не произошло. Тогда он вытянул нос и стал принюхиваться.

Сначала он двинулся в направлении кухни. Именно оттуда сквозь приоткрытую дверь доносились эти слабые запахи. Запахи были приятные: кокосовое масло, крекеры, мука (этот последний исходил от коробки в нижнем ящике, в котором голодная мышь проделала дыру).

Перед кухней пес остановился, чтобы прислушаться, не идет ли Хозяин: люди обычно шумят, но они умеют и тихо подкрадываться… В зале не было видно никого, но оттуда шел гораздо более сильный запах, от которого желудок пса сжался в голодной судороге.

Принц осматривал комнату глазами, блестящими от голода и страха, его морда в напряжении дрожала, верхняя губа поднималась и опускалась в нервном спазме, обнажая острые белые клыки. Струя горячей мочи брызнула на пол, помечая комнату – и весь дом – как его территорию.

Он почувствовал запах крови и мяса. Запах сильный, но странный. Наконец, голод подавил все прочее: он должен поесть или подохнет с голоду. Принц медленно пересек зал по направлению к спальне. Запах становился все сильнее… Это кровь, да, но совсем не та кровь! Это кровь Хозяина. И тем не менее запах был слишком богат и сочен, чтобы голодное животное могло отвергнуть его. Пес продолжал красться и, приблизившись к двери спальни, зарычал.

Глава 7

Джесси услышала клацанье когтей по полу и поняла, что собака идет к ней. Она начала кричать. Она знала, что, вероятно, самое худшее, что может сделать человек при виде опасного животного, – показать, что его боится, – но ничего не могла поделать. Она понимала, что именно привлекло пса в комнату.

Джесси подтянула ноги, используя цепочки, и заняла полусидячее положение. Ее глаза ни на миг не отрывались от двери в зал. Теперь она услышала рычание пса. От этого звука что-то оборвалось у нее внутри…

Пес остановился в дверях. Там уже собирались тени. Собака была небольшая, но сильная. Две оранжевые искры от заходящего солнца мелькнули в ее глазах.

– Вон отсюда! – закричала Джесси в испуге. – Вон! Вон! Пошел! Тебя никто не звал сюда! – Она говорила смешные слова.., но в данных обстоятельствах любое слово было бы смешным. «Сейчас я попрошу его достать ключи с полки», – подумала она вдруг ни с того ни с сего.

Она заметила какое-то шевеление тени у двери: хвост пса пришел в движение. В какой-нибудь сентиментальной книжке это могло бы означать, что пес перепутал голос женщины с кровати с голосом любимой и потерянной хозяйки. Но Джесси знала, что дело не в этом. Собаки виляют хвостом не только тогда, когда демонстрируют дружелюбие, как кошки; они делают это также, когда принимают решение. Пес не обратил особого внимания на ее крик: он просто не доверял этому дому. Пока.

Принц еще ничего не знал о ружьях, но за эти шесть недель он получил уже много жестоких уроков. Например, когда мистер Чарльз Сатлин, адвокат из Брэйнтри, Массачусетс, предпочел оставить его в лесу умирать, чем держать дома и заплатить комбинированный (городской и штату) налог на собак в размере семидесяти долларов. Семьдесят долларов за беспородную тварь было слишком много, полагал мистер Сатлин. Правда, он только что приобрел моторку, и, если сравнить цену на лодку и налог, конечно, он мог бы заплатить его, однако дело было не в том. Моторка была запланированной покупкой, он о ней два года мечтал, а собака – случайным приобретением, совершенным под влиянием чувств, так сказать: он купил ее по дороге в Харлоу у овощной лавки. Он никогда бы не взял ее, если бы его дочка не была с ним и не полюбила вдруг этого щенка.

– Этого, папа! – указала она пальчиком. – Вот этого с белым пятнышком на носу – он стоит сам по себе, как Маленький Принц.

Ну, он и купил ей этого щенка – никто не может сказать, что он отказывает в удовольствии дочке, – но семьдесят баксов (а то и все сто, если Принца отнесут к разряду Б – больших собак), – нет, это слишком большая сумма, если речь идет о беспородной твари, которая появилась без всякой бумажки. Он явно лишний, решил мистер Сатлин, когда пришло время уезжать с дачи на озере.

Принц будет счастлив бегать по дикому лесу, который станет его королевством. Да, именно так, сказал себе мистер Сатлин в тот последний день августа, когда он съехал с Бэй-Лэйн на узкую лесную дорогу, остановил машину на пустынном берегу и, отойдя от нее на десяток шагов, свистнул собаке, лежавшей на заднем сиденье. А у Принца сердце дрожало от предвкушения странствий – это было видно, стоило только бросить на него взгляд. Сатлин понимал, что тешит себя чушью, усыпляя угрызения совести, но когда он залез в машину и оставил Принца на обочине наблюдающим за его отъездом, он насвистывал мотивчик из «Рожденных свободными» весьма лирично: «Рожденные-е свобо-о-одными.., идут на се-е-ердца зо-о-ов…» В ту ночь он спал спокойно, не думая о Принце, который в одно мгновение стал Нищим и провел ночь под упавшим деревом, дрожа от голода и холода и трепеща каждый раз, когда раздавался крик совы или в лесу пробегал зверь.

Теперь пес, с которым Чарльз Сатлин попрощался мелодией из «Рожденных свободными», стоял в дверях спальни летнего коттеджа четы Бюлингейм (дача Сатлина находилась на противоположном берегу озера, и эти две семьи никогда не были накоротке, хотя обычно обменивались кивками на разных городских собраниях в последние два-три года). Его голова была опущена, глаза широко раскрыты, а хвост качался в нерешительности.

Все его внимание было сосредоточено на комнате. Он инстинктивно чувствовал, что запах крови вскоре переборет осторожность. И прежде чем это случится, он должен удостовериться вполне, что тут нет ловушки. Он вовсе не желал оказаться во власти жестоких двуногих.

– Пошел вон! – вновь крикнула Джесси, но из ее рта выходил только жалобный писк. Она не могла заставить собаку уйти таким криком: бродяга каким-то чутьем угадал, что она не сможет встать с кровати и причинить ему вред.

«Какие превратности судьбы, – думала она. – Еще три часа назад я сидела в „мерседесе“ с пристегнутым ремнем, слушала пленку с записью „Рейнмейкерс“ и пыталась вспомнить, что идет в ближайшем кинотеатре. Как мой муж может лежать тут мертвым, если мы по дороге подпевали Бобу Уолкенхорсту? Мы пели: „Еще одно лето, еще один шанс, еще один незабвенный романс…“, мы оба знаем слова этой чудной песни, и как это возможно, что теперь Джералд мертв? Как могла произойти такая перемена? Нет, это какой-то сон. Этого не может быть на самом деле, так не бывает…» Пес начал медленное продвижение внутрь комнаты – ноги напряжены, хвост поджат, глаза широко раскрыты, зубы оскалены. Он ничего не понимал в этом абсурде.

Бывший Принц, с которым когда-то восьмилетняя Кэтрин Сатлин беззаботно играла (во всяком случае, пока она не получила фирменную куклу по имени Марни на день рождения и временно потеряла интерес к псу), был наполовину Лабрадор, наполовину колли.., да, помесь, но далеко не дворняга. Когда Сатлин бросил его на берегу у Бэй-Лэйн в конце августа, он весил сорок фунтов, шерсть его лоснилась и дышала здоровьем, теперь же это была странная смесь черных и бурых клочьев (с характерным признаком колли – белыми пятнами на груди). Он весил теперь вполовину меньше, и ребра его торчали. Одно ухо было разорвано. Полузаживший бурый шрам, память о встрече с колючей проволокой, зигзагом пересекал бедро, репьи впились в шерсть. Несколько дней назад он нашел убитого кабана, но оставил его после первой порции щетины. Он был голоден, но еще не до такой степени, чтобы терзать шкуру кабана.

Теперь он очень хотел есть, и отчаяние охватило его. Его последней пищей были червивые мясные объедки из старого мусорного бака на обочине шоссе 117 два дня назад. Пес, который быстро научился приносить Кэтрин Сатлин ее красный мячик, когда она бросала его на лужайке, теперь умирал от голода.