На скамейке возле Нотр-Дам - Ирина Степановская

– А не приходит тебе в твою голову, дурочка, что он назвал тебя «мадам», потому что ты с дороги выглядишь на двадцать лет старше, чем есть на самом деле? – ОН обожал дразнить меня, мой друг, и наблюдать за моей реакцией. Естественно, что я тут же схватилась за пудреницу. ОН расхохотался. Он так и думал, что я это сделаю. Я с ним не мыслила самостоятельно, я жила по шаблону.

Однако этот шаблон появлялся во мне, только когда я была с НИМ. Любого другого человека я могла бы искалечить за такие слова. Но мой спутник был не «любой другой». В панике я стала рассматривать свое лицо. У меня был комплекс – из-за нежной кожи у меня рано появились под глазами морщинки. Есть ли они у меня сейчас – не знаю. Наверное, есть, но они меня не волнуют. Впрочем, я и в зеркало теперь практически не смотрюсь. Но тогда я не знала, как мне поступить – то ли убрать пудреницу, то ли нарочно продолжать в нее смотреться.

– Приехали, мадам-месье! – Тогда водитель выручил меня этими словами. Он вопросительно смотрел на нас из-за своей загородки, отделявшей его от салона. Я делано помахала ему.

– Мадам очень хорошо говорит по-французски. – Он даже вылез и открыл передо мной дверцу. И я снова готова была его расцеловать.

– Он похвалил меня! – я похвасталась специально.

Но мой друг опять посмотрел на меня так, что мне снова должно было бы стать стыдно. Совсем с ума сошла – принимать за чистую монету похвалу какого-то негра, к тому же таксиста! Однако теперь я не поддалась ему и поперлась в отель.

– Танька, бери чемодан! – Таксист составил наши вещи у порога. Я обернулась. Мой друг стоял и смотрел на меня, на вывеску отеля, на, откровенно говоря, не самую красивую парижскую улочку с такой красивой, открытой и даже ласковой улыбкой, что я поняла – он ощущает то же, что и я – восторг и удивление. Какая же я глупая, что приставала к нему со своими комплексами! Я тут же схватила свой чемодан, он приобнял меня свободной рукой, и мы вместе вошли в отель – как мне хотелось бы думать, дружной супружеской парой.

Я вдруг опомнилась. Наш туристический автобус чуть резче затормозил у перекрестка. Я огляделась по сторонам, будто спала и вдруг проснулась. Я видела чудесный сон. Что-то холодило мне руку. Я посмотрела. Моя старая пудреница, неизвестно с какого времени завалявшаяся на дне кармашка моей дорожной сумки, была сейчас у меня в руке. Я машинально открыла ее и посмотрелась. На меня смотрело ничего не выражающее черепашье лицо с мутными серыми глазами. Я защелкнула крышку, швырнула пудреницу назад и вдруг заплакала. Беззвучно и горько. Плечи мои даже не согрогнулись, и я не издала ни единого звука. Просто слезы в несколько ручьев текли по щекам, и я не могла и не хотела пошевелиться, чтобы их остановить. Я даже не удосужилаь вытащить платок, чтобы их вытереть.

Наш автобус рванулся со светофора и вдруг круто завернул на Большие бульвары. Я вдруг узнала здание Оперы, зады его с крутыми лесенками оказались справа от моего окна. Сердце у меня запрыгало так, будто в моей груди метались сто испуганных молний: все то, что давно было похоронено в моей памяти, запрятано в темные тайники, закрыто тяжелыми замками действительности, теперь всколыхнулось, взорвалось и расцветило мою жизнь яркими красками. И весь мой мир, который уже много лет для меня представал в однообразном сером цвете, теперь заиграл, заискрился и запел в моей душе. Я поняла, что приехала не зря. Дождь, который прошел в Париже несколько лет назад, вдруг окончился, выглянуло солнце. На платанах снова желтели листья. В проулке на секунду мелькнул светлый купол Сакре-Кер. Автобус стал останавливаться возле отелей. Туристы с сумками поочереди пробирались к выходу. Мы проехали бульвар Бонн-Нувель, и я узнала нашу станцию метро. Лена, Мари и я остались в салоне последними. Автобус остановился, не доезжая до арки Сен-Дени. Крошечная улочка Мазагра, я точно это вспомнила, была налево.

– Гостиница «Королевская опера», – объявил нам наш трансферист. – Автобусу туда ехать нельзя. Но здесь два шага пешком. Пойдемте, я провожу.

Лена и Мари пошли к дверям. Я поковыляла за ними.

– Что с вами? – спросила Мари, случайно обернувшись.

– Ничего.

Теперь они все смотрели на меня.

– Мадмуазель, могу я чем-нибудь помочь? – участливо спросил трансферист, когда я вышла. Он даже взял у меня мою сумку.

– Ты плакала? – спросила Лена.

– Нет. Это дождь. – Я сама не понимала, чего я несла.

– Дождь? – Они взглянули на безоблачное небо.

– Пустяки, – заверила я.

Мари на меня внимательно посмотрела. Я сделала вид, что инцидент исчерпан, и храбро вошла в те же гостиничные двери, в которые уже входила раньше. Трансферист отнес наши ваучеры за стойку регистрации. Лена вытащила свой паспорт. Мари присела в сторонке. Холл не показался мне знакомым, и это позволило мне без эксцессов тоже отдать свой паспорт вежливой девушке-администратору. Трансферист, попрощавшись с Мари и не обращая больше внимания на нас, ушел. Мы с Леной получили ключи и потащили вещи к лифту. Мари пошла с нами. В лифте зеркало отражало нашу группу в полный рост. Я хотела отвернуться, но не удержалась. В зеркале стояли Лена, Мари и еще какая-то женщина. Я даже сразу не поняла, что это – я. Хотя пример с пудреницей мог бы послужить мне уроком. Как же они должны воспринимать меня? Во мне снова поднялся тот страх, который приходил ко мне по ночам. Все сбылось. Так и есть. Я больше не тот человек, которого я в себе знала. Эта тусклая, злая, больная тетка – это была и я, и не я. Я просто устала с дороги! Пришли на ум спасительные слова из тех дней. Нет, врешь. Дорога тут ни при чем, – расхохотался мой страх. Теперь эта женщина – это ты. И такой, какой ты была, ты больше никогда не будешь. Я закрыла глаза. Бывают же в жизни совпадения! Зачем я приехала в эту же самую гостиницу! Как глупо было с моей стороны во всем довериться Лене. Почему я не посмотрела ваучер с названием отеля, еще когда мы были в Москве? Я не смогу, не смогу здесь жить!

– Приехали! – Лена толкнула меня под локоть. Двери лифта раскрылись, мы подтащили вещи к своему номеру, Лена вставила карточку-ключ…

И вот тут меня и прорвало. Желтые шторы, шкафчик без дверок и что-то похожее на козетку… От козетки мне стало по-настоящему плохо. Я впомнила, что ОН обожал меня любить именно на этой (а может быть, на такой же точно, но я решила, что на ЭТОЙ) козетке. Я вдруг завыла. Завыла, бросилась на эту довольно шаткую вещицу грудью и стала обливать ее слезами. Лена и Маша остолбенело стояли посреди крошечного номера.

– Таня, ты что? – Лена неуверенно погладила меня по спине. Я только дернула ногой и зарычала:

– Отстань!

Лена отошла и испуганно посмотрела на Мари. Та выглянула в коридор. Кругом было пусто. Маша решительно закрыла дверь нашего номера.

– Ну-ка, перестаньте и выпейте воды! – Она прошла в ванную и принесла воды из-под крана. Лена перехватила у нее стакан и поднесла ко мне.

– Уйдите от меня! – рыдала я, теперь перевернувшись на спину. Голова моя лежала на сиденье этой треклятой козетки, смотрела я в потолок, а ноги мои нелепо протянулись по полу, заняв собой почти все пространство до противоположной стены. Перед моими глазами стояло в тумане слез ЕГО лицо – почти всегда насмешливое его выражение сменялось детским, почти испуганным в момент наслаждения. Как будто он боялся, что что-то недополучит от меня. Я отчетливо видела на потолке, как в зеркале, наши тела – мое, обнаженное, гибкое. Молодое. И его – уже со складочками и ямками, но такое теплое, родное, желанное… Я рыдала вслух, горько и глухо, как ухает филин.

– Да прекратите же вы истерику! Что случилось? – Мари была раздосадованна, а Лена испуганна.

– Может быть, вызвать врача?

Я только бессмысленно размахивала в воздухе руками.

Мари вздохнула, присела на корточки и крепко, внезапно, обняла меня, не давая мне вырваться.

– Все будет хорошо, слышите? Все будет хорошо! – уговаривала она меня тем же голосом, каким уговаривала Лулу.

И вдруг под влиянием ее голоса я внезапно обмякла, замолчала и провалилась то ли в обморок, то ли в кратковременный сон. Во всяком случае, на какое-то время действительность совершенно перестала для меня существовать.

– Ну-ка, подхватывай ее, – сказала Лене Мари, и вдвоем не без труда они взвалили меня на кровать. – Как ты думаешь, у нее есть с собой халат или по крайней мере ночная сорочка? Хорошо бы ее переодеть во что-нибудь, что не мешало бы дышать.

– Надо посмотреть в ее сумке. – Лена решительно открыла замок и выложила мои вещи на соседнюю кровать. – Смотрите! – Из моих скудных тряпок выскользнул пакет. Три старые фотографии просвечивали сквозь прозрачную полиэтиленовую пленку.

Я и ОН на берегу Сены возле «Консьержери», я и ОН на острове Святого Людовика, я и ОН на той самой скамейке на задах Нотр-Дам…

– Ты знала, что она уже раньше бывала в Париже? – спросила у Лены Мари, бегло просмотрев фотографии.