Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Дэн Абнетт

Балты продолжали их преследовать. Лерн, указывая за корму, оповестил их криком, как только заметил врагов. Драккары один за другим вылетали из-за отмели. Они несли черные паруса, поднятые для сегодняшней резни. Балты намеревались довести свое кровавое дело до конца. Фит надеялся, что они откажутся от погони, убив всех, кто оставался в этте.

Но нет. Балты сильно напуганы, раз решились погнаться за челном. Они не успокоятся, пока не перебьют всех.

Фит гадал: что же мог сказать им их годи? Что он увидел той ночью, когда в небе появилась хвостатая звезда и ее светящийся след указал точно на земли аскоманнов? Как он объяснил оглушительный грохот и падение звезды на лед?

Что он сказал изумленным хэрсирам, своему вождю, женщинам балтов и их детям, испуганно плакавшим от грохота?

Однажды Фит встречал годи балтов; это произошло три великих года назад, когда балты и аскоманны торговали между собой, когда могли переезжать из одного этта в другой, чтобы обменять партии шкур, плетеных коробов и копченого мяса на высушенные травы, ламповое масло, свечи из китового жира и чугунные болванки.

Тогда состоялась официальная встреча вождей, сопровождаемая обменом подарками, многочисленными поклонами и сагами скальдов, в которых перечислялись прославленные предки и их подвиги. И еще бесконечным ревом бронзовых рогов, чей звук напоминал одновременно и эхо в морских пещерах, и приглушенное пуканье.

Годи балтов оказался костлявым, «длинным, словно боевой лук, и таким же тощим», как про него говорили, с тяжелой челюстью, как у мула или идиота. В его ушах, носу и губах висело столько металлических колец, что казалось, будто ему досаждают фурункулы или лишай.

В руке у него был жезл из медвежьей лопатки, а на шее — серебряная гривна. В его длинные прямые волосы кто-то вплел перья морской птицы, и они рассыпались по плечам белой накидкой. Голос его звучал резко и пронзительно.

Его звали Хунур.

Но говорил он разумно. Во время обмена товарами Фит зашел в шатер годи, присоединился к сидящим у костра и послушал его речь. Годи балтов знал, как устроен мир. Он так подробно рассказывал о Вселенной и Подвселенной, как будто сами вигхты поведали ему свои тайны.

А годи аскоманнов был сумасшедшим дикарем. Он страдал припадками и вонял, как морская корова, и, видимо, поэтому и был избран годи. Но Фит не мог не признать, что он отлично разбирался в звездах. Можно было подумать, что он слышит, как скрипят их полозья по небесному стеклу. Во всех остальных отношениях он был существом буйным и злобным.

Его звали Йоло.

Во время торговли Йоло и Хунур кружили вокруг друг друга, принюхивались и ворчали, словно два тюленя во время гона, а потом только и делали, что пытались похитить чужие секреты.

И еще, похоже, каждый боялся другого. Пытаясь выведать секреты друг друга, они, казалось, опасались подхватить опасную заразу.

Но с магией всегда так. У нее есть оборотная сторона. Магия могла изменить жизнь человека, а могла и разрушить ее, особенно если не соблюдать осторожность, если не следить за ней внимательно, если не смягчать и не задабривать ее. Если человек невнимателен, магия может привести к самым отвратительным последствиям.

Магия может быть опасной. Она может обернуться даже против самого пунктуального и дотошного годи.

Но хуже всех видов магии магия небесная. А именно она сейчас лежала на дне их драккара.

Фит никак не мог предположить, что же годи сказал балтам, раз они так распалились.

Лерн, держась в тени прибрежных скал, вел драккар по зеркальной глади залива на запад, через узкий пролив к обширным просторам великого ледника.

Лед лучше, чем вода. При одной и той же площади парусов можно достичь вдесятеро большей скорости. Но езда требует значительных усилий. Фит понимал, что при таком напряжении рулевого надо сменить уже через час или остановиться, чтобы дать Лерну отдохнуть. Он и сейчас видел его усталые глаза поверх края воротника.

Они пересекли полосу ледяного поля цвета рыбьей чешуи и прошли сквозь кольцо, образованное ледниковой мореной из раздробленных скал, которые поднимались над стеклянной поверхностью льда, словно переломанные кости.

Лодки балтов неуклонно отставали. Хороший челн балтов, вырубленный топором из принесенного океаном дерева и китовой кости, это одно, но хороший драккар аскоманнов, особенно если это драккар вождя, — совсем другое.

Возможно, им удастся остаться в живых.

Надежда была слишком слабой, и Фит выругал себя за то, что допустил такую мысль, — так можно надежду сглазить. Но все же она была реальной. У них имелась возможность уйти от погони балтов и найти убежище.

Градчане — вот кто был их настоящей надеждой. Градчане — основная сила западных областей, и несколько их эттов стояли вдоль изломанного хребта ледяного поля меньше чем в дне пути. Что очень важно, между градчанами и аскоманнами на протяжении жизни шести последних вождей соблюдалось мирное соглашение. Но что еще важнее, градчане непрерывно ссорились с балтами и пропитывали снег кровью в течение десяти поколений.

Как только Гутокс разглядел впереди первые паруса градчан, душа Фита возрадовалась. Кто-то из дозорных увидел, как они несутся по ледяному полю, и сигналом рога передал известие по цепочке, а вождь градчан приказал своим драккарам выйти им на помощь.

Но затем он понял, что такое объяснение не годится, и упал духом.

— Мы слишком далеко, — пробормотал он.

— Что? — переспросил Бром.

Он пытался зашить рану костяной иглой и тонкой проволокой. В рукавицах это было сделать непросто, но суровый ветер леденил обнаженную кожу, и точностью приходилось пренебрегать. Работа почти не двигалась.

— Мы слишком далеко от наблюдательных пунктов градчан, чтобы они смогли нас заметить, — пояснил Фит. — Они вышли навстречу, потому что знали о нашем приближении.

— Чушь, — фыркнул Бром.

Фит присмотрелся к парусам градчанских лодок. Издали паруса были самой различимой деталью судов, и потому ими частенько пользовались, чтобы заявить о своих намерениях. Соломенно-желтые паруса приглашали к торговле и обмену. Фиолетовые полотнища свидетельствовали о скорби этта, об оборванной нити вождя или королевы. Белые паруса, такие как на драккаре Фита, говорили об открытом сближении и переговорах. Черный цвет, как на лодках балтов, был цветом предательства, поскольку сливался с мраком ночи и пренебрегал законами.

Красные паруса открыто заявляли о стремлении убивать.

Паруса градчан были красного цвета.

Фит уселся на подрагивающем носу драккара рядом с вышнеземцем.

— Что ты за существо? — спросил он.

— Что?

— Что ты натворил? Зачем навлек на нас эту беду?

— Я ничего не сделал.

Фит покачал головой:

— Красные паруса. Красные паруса. Годи договорились между собой через Подвселенную. Балты напали на нас, а теперь еще и градчане. Кто дальше? Неужели ты натравил на нас всю Вселенную? Или она ополчилась только против тебя?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал вышнеземец.

— Или ты решил, что тебе суждено здесь погибнуть?

— Нет!

— Что ж, — заметил хэрсир, — ты определенно приложил к этому немалые усилия.

Это место поражало своим величием.

Даже в этот беспокойный день, когда вдали грохотали раскатистые залпы орудий, означавшие окончание шестинедельной кампании по взятию Беотийской[129] цитадели, в святилище царило таинственное спокойствие.

Это ощущение было знакомо Касперу Хавсеру по другим местам, где человечество на протяжении многих поколений поклонялось своим божествам. Например, кафедральный собор в Силезии, от которого осталась лишь хрупкая, как бумага, оболочка, возвышавшаяся над заполненным пеплом и пылью ядерным кратером. Глубокие расписные ниши в Белуджистане, где монахи-отшельники хранили драгоценные свитки с описанием таинств, сберегая основы веры в Эру Раздора. Высокогорные монашеские убежища на Кавказе, где ученые спасались от погромов Нартана Дьюма. Эти уединенные аскетические жилища располагались на такой высоте, что на востоке можно было разглядеть расширяющиеся ульи Каспийского блока, на западе — нанотоксичные воды Понта Эвксинского, а в разреженном воздухе под ярко-голубым небом слышался голос какого-то давно забытого бога.

Ученые покидали царство Панпасифик, управляемое Дьюмом, и уносили с собой бесценный груз знаний, бережно сохраненных в период его информационных чисток. Некоторые материалы, по слухам, относились к периоду, предшествующему Золотой Эре Технологий.

К тому времени, когда Хавсер и его коллеги-хранители отыскали следы беженцев, те уже давным-давно умерли. А все книги и цифровые записи обратились в прах.