Владимир Набоков: русские годы - Брайан Бойд

Фактическим преемником Владимира Дмитриевича как автора передовых статей в «Руле» стал философ Григорий Ландау, чей ум Набоков глубоко уважал. Еще одним сотрудником «Руля», которому пришлось сменить много занятий, был Савелий Шерман (псевдоним А.А. Савельев), инженер до революции, офицер Белой армии в Крыму, критик — в эмиграции. Набокову нравился этот блестящий, независимо мыслящий человек, который так никогда и не оправдал возлагавшихся на него надежд, но, по крайней мере, написал несколько наиболее глубоких из ранних критических статей о Сирине35.

Самым известным из первых рецензентов Сирина был Юлий Айхенвальд, который стал видным критиком еще до революции, главным образом благодаря неоднократно переиздававшимся «Силуэтам русских писателей» в трех книгах. В 1910-е годы он вел еженедельный литературный отдел в «Речи», а после высылки в 1922 году из Москвы и вплоть до самой смерти — в «Руле». Мягкий, смелый и добрый человек, он принадлежал к тем редким критикам, в которых восхищает способность словно бы изнутри почувствовать неповторимые извивы писательского интеллекта. Он был известен тем, что сочетал непредвзятость с благожелательностью и смелостью суждений. Он бережно относился к начинающим или слабым писателям, если обнаруживал у них хоть какой-то проблеск таланта, но беспощадно сокрушал такие раздутые авторитеты, как Максим Горький; правда, иногда он оставался безразличен к некоторым новым литературным веяниям, например к Брюсову, к Цветаевой. В эмиграции он неустанно писал рецензии, регулярно публиковал свои литературные заметки, читал на немецком и русском языках бесконечные лекции на любую тему, касающуюся вопросов русской или западной литературы и философии. Они близко подружились с Набоковым36.

Эту галерею завершают еще два портрета. Владимир Татаринов, корреспондент «Руля», который часто писал по вопросам науки и техники и изредка публиковал рассказы. Его жена Раиса была намного более сильной личностью. Одна из первых женщин в России, изучавшая право, она закончила свое юридическое образование в Сорбонне в 1900-е годы. Теперь она работала во французском посольстве в Берлине. Позднее под именем Раисы Тарр она станет хорошо известна во французских литературных кругах, и ее близким другом будет Эжен Ионеско. Широко эрудированная, общительная, гостеприимная, она обладала способностью объединять русскую интеллигенцию — людей разных взглядов и вкусов37.

X

В конце 1925 года Раиса Татаринова и Юлий Айхенвальд основали неофициальный литературный кружок: он просуществовал дольше всех других объединений, в которых когда-либо участвовал Владимир Сирин, и гораздо сильнее прочих втянул его в свою орбиту. Он начинался скромно, но вскоре стал наращивать темп, который сохранил вплоть до 1933 года, когда с приходом Гитлера к власти еще одна волна русских эмигрантов устремилась прочь из Германии. К тому времени состоялось уже сто восемьдесят заседаний кружка — в среднем по два в месяц. Члены его собирались на квартирах или в небольших кафе, чтобы побеседовать на литературные, философские, политические и научные темы или послушать поэтов и писателей, читавших свои новые произведения, после чего, за чаем, обсуждали прочитанное38. Раиса Татаринова и Юлий Айхенвальд уже много лет следили за работами Сирина и давно поняли, что перед ними отнюдь не очередной юный стихоплет. К моменту образования кружка уже не оставалось никакого сомнения в том, что Сирин — самый выдающийся литературный талант русского Берлина. Набоков активно участвовал в работе кружка — он не только читал свои стихи и прозу, но и готовил выступления о Пушкине, Гоголе, Блоке, об ужасах советской литературы, которую он однажды откровенно разгромил, а однажды иронически похвалил, о Фрейде, о Конраде, об ощущениях и о «человеке и вещи»39.

Тема его первого выступления была самая неожиданная. Посмотрев бой между «баскским лесорубом» Паолино Ушкудуном, чемпионом Европы в тяжелом весе 1926–1929 годов, и местным любимцем Гансом Брайтенштретером, чемпионом Германии 1920–1924 и 1925–1926 годов, Набоков в декабре 1925 года выступил с докладом о красоте спорта и, в частности, об искусстве бокса. Радость от игры нашими мускулами, заявил он, несомненно, напоминает тот постоянный восторг, который должен испытывать дивный жонглер планет. Спустившись на землю, он описывает боксеров, которых он видел, приятное ощущение, которое испытываешь от сокрушительного удара в челюсть, бодрость мышц и духа, ощутимую в толпе зрителей, наблюдающих за хорошим поединком: «И это играющее чувство, пожалуй, важнее и чище многих так называемых „возвышенных наслаждений“»40.

23 января 1926 года Сирин прочел «Машеньку» от начала до конца на собрании кружка. Чтение продолжалось три часа с одним перерывом и имело колоссальный успех. «У нас появился новый Тургенев», — воскликнул Айхенвальд и стал уговаривать Сирина послать роман Бунину для публикации в «Современных записках»[94]. Айхенвальд признался, что он вырезал все попадавшиеся ему сиринские публикации и у него уже скопилась «целая кипа» вырезок. Чтение, успех которого даже несколько смутил автора, принесло ему еще и неожиданную радость, с литературой не связанную. Один из слушателей, профессор Макаров, который всего пять месяцев назад побывал в районе Рождествено, сразу узнал его в воспоминаниях Ганина, несмотря даже на то, что в романе село названо Воскресенским. Он смог сообщить Набокову, что в Выре теперь школа, а в Рождествено — сиротский приют и что фамильная усыпальница в Рождественской церкви не только содержится в полном порядке, но там по-прежнему горит лампада41.

Набоков стал искать издателя для «Машеньки». Между тем он перевел несколько песен для хора донских казаков под управлением Жарова и 11–12 февраля набросал небольшой рассказ «Бритва». Парикмахер-эмигрант узнает в клиенте, которого он бреет, человека, допрашивавшего его во время Гражданской войны. В то время как парикмахер проводит лезвием по намыленной шее клиента, тот, парализованный ужасом, ожидает, когда свершится месть. Однако, покарав своего врага смертельным страхом, парикмахер отпускает его, и тот уходит прочь, обезумев от испуга и неожиданного избавления42.

14 февраля Союз русских писателей и журналистов устроил ежегодный Бал русской прессы, который был главным событием сезона для русских эмигрантов и основным источником доходов Союза, распределявшихся в течение года в качестве стипендий и субсидий среди нуждающихся членов. В тот год была выпущена специальная иллюстрированная «Хроника Бала прессы» с набоковским стихотворением «Рояль» — ныне одно из редчайших изданий набоковианы, за которым охотятся коллекционеры. На балу присутствовали послы и видные представители немецкой культуры — издатели, художники, писатели. До избрания «Королевы русской колонии 1926 года», кульминации бала, состоялось состязание в остроумии: жюри из пяти человек, включая Татаринова и Сирина, должно было определить лучший ответ на вопрос: «Что такое современная женщина?»43