Братья - Михаэль Бар-Зохар

Стюард принес ему бокал охлажденной водки со льдом, тем самым нарушив ход мыслей Алекса. Он огляделся по сторонам и увидел, что через проход от него сидит миловидная блондинка в белом платьице-мини с длинными льняными волосами и хрупкими плечами. Девушка нежно прижималась к сидевшему рядом с ней парню. У того тоже были длинные светлые волосы, узкое, нервное лицо мечтателя и страстный рот. Девушке было примерно столько же лет, сколько и Татьяне в день ее гибели. И она, и ее парень, казалось, были без памяти влюблены друг в друга.

Эта парочка странным образом взволновала Алекса; он пристально уставился на обоих, не в силах отвести в сторону глаза. Почувствовав его взгляд, девушка обернулась к нему, напряглась, затем неуверенно улыбнулась и опустила глаза. Алекс же почувствовал приступ черной зависти. Они были так счастливы, черт побери, и так любили друг друга! Ему они казались пришельцами из другого мира, живущими совсем иной, непохожей жизнью. “Что же со мной случилось? – неожиданно подумал Алекс. – Ведь и я был таким, как этот белокурый парень. Совсем недавно и я был страстным, романтичным, я умел любить до отчаяния сильно, не был безразличен к поэзии и музыке, я доверял людям, и жизнь приносила мне удовольствие. Теперь у меня ничего этого не осталось.

Что за жизнью я живу? Эта жизнь принадлежит не мне, она принадлежит моему брату. Он один полностью заполняет мои мысли и пробуждает мои чувства. Его портрет висит у меня в кабинете, а подробное описание всех его склонностей и привычек заполняет толстые папки досье, собранные в моем сейфе. Я знаю его лучше, чем себя самого; я знаю, что он любит есть и пить, какие сигареты предпочитает. Его случайные любовницы возбуждают меня больше, чем собственная жена. С ним одним я провожу мои дни и ночи, я иду по его следам, стараюсь проникнуть в его разум и угадать его мысли. Мы были вместе, когда он совещался с Октябрем, вместе безжалостно вторгались в мягкие лона женщин, вместе ломали шеи эмигрантским лидерам, вместе убивали афганского президента и вместе приканчивали украинских националистов...”

Алекс закрыл глаза и прижал к щеке холодный бокал. Татьяна стала причиной их кровной вражды, однако она ушла из жизни очень давно. Только месть, порожденная воспоминанием об утерянной любви, задержалась в его душе, превратившись в единственную цель жизни.

Когда Алекс был еще маленьким мальчиком, Нина рассказывала ему историю индийского храма Тадж-Махал. У могущественного индийского царя умерла любимая жена, и он решил увековечить ее память, воздвигнув вокруг ее гроба величественный мавзолей. Архитекторы и каменщики, которых он созвал со всех концов страны, трудились несколько лет, и построили вокруг черного каменного гроба почившей царицы воздушный и светлый дворец из белого мрамора, поражавший воображение всякого, кто бы его ни увидел. Но как только царь вступил под своды этого седьмого чуда света, он сразу понял, что маленький и черный саркофаг его возлюбленной стал лишним среди великолепия белого мрамора стен и потолков. И тогда царь повернулся к своим рабам и молвил, указывая на гроб:

– Унесите его отсюда, ему здесь не место.

“Так и я, – печально заключил Алекс. – Я построил свой мрачный мавзолей на могиле своей возлюбленной и превратил себя в машину мести. Всю свою жизнь я посвятил одной цели: отомстить за ее смерть. Теперь же не память о Татьяне, а кровная вражда живет в моем сердце. Татьяна больше не имеет для меня никакого значения, я вынес ее тело из своего Тадж-Махала давным-давно. Бесконечная вражда с братом стала самоцелью, смыслом моего существования, и в ее огне уже сгорели моя молодость и любовь Клаудии”.

Когда Алекс подъехал к своему дому, уже наступила ночь, и окна были темны. Дети, судя по всему, были у Сандры, подруги Клаудии, которая жила в паре кварталов отсюда. Отправляясь в командировку, Клаудия частенько оставляла у нее Тоню и Виктора, так как у Сандры были две девочки примерно того же возраста. И все же что-то было не так. Алекс помнил, что Клаудия не должна была никуда уезжать до конца недели.

Его телохранитель включил свет и отправился в обход первого этажа, как ему и полагалось, внимательно обследуя комнаты. Алекс тем временем прошел в гостиную, чтобы налить себе выпить. Письмо, лежащее на серебряном подносе рядом с графином коньяка, он заметил сразу. Еще до того, как он разорвал конверт и развернул вложенный внутрь листок бумаги, Алекс догадался, что за скверные новости его ожидают. Он давно предвидел такой конец, но решение Клаудии не было от этого менее жестоким.

“Я ухожу от тебя”, – писала Клаудия.

Клаудия прилагала неимоверные усилия, стараясь спасти свой брак. Она перешагнула через свою гордость, после того как Алекс предал ее в Париже. Когда в Балтиморе он снова сделал ей предложение, она решила дать ему еще один шанс. Забросив свою карьеру, она родила ему двоих детей и старалась быть рядом, когда он в ней нуждался.

Но Алекс вовсе не нуждался в ней. Возможно, в первый год после их свадьбы, пока он проходил свою подготовку в ЦРУ, она не была ему абсолютно безразлична. Это был их лучший год, и Клаудия наивно полагала, что все кошмары остались позади. В этот год у нее появилось много новых друзей, в основном – жены молодых коллег Алекса. Тогда он и Клаудия еще проводили вместе много времени, у них появился первый ребенок, а потом они переехали в этот уютный домик на Чеви Чейз. О Татьяне они никогда больше не разговаривали.

Но потом Алекс закончил свой курс подготовки и начал много ездить. Он никогда не говорил ей, куда отправляется и что будет делать. Наверное, это было продиктовано соображениями безопасности, однако в Вашингтоне были и другие средства сообщения.

Каждая сплетня, каждый намек или обрывок информации, касающейся мрачного ремесла Алекса и его коллег, с поразительной скоростью распространялись среди жен сотрудников ЦРУ как по беспроволочному телеграфу. Именно этим путем Клаудия узнала, что мужа Сандры переводят в Управление секретных операций, что муж Каролины чуть не погорел на афере “Иран-контрас” и что ее собственный супруг пытался убить в Париже важную шишку КГБ по фамилии Морозов.

Узнав об этом, Клаудия почувствовала нарастающие в душе горечь и обиду. Значит, Алекс на самом деле ничего не забыл. Первым же шагом, который он сделал, едва выйдя за стены тренировочного центра, была попытка свести счеты с Дмитрием. Из-за Татьяны.

И для Клаудии все началось сначала.

“Время лечит любые раны”, – сказала она Алексу в полутемном баре в Балтиморе. Но его раны, видимо, оказались слишком глубоки. Вместо того, чтобы попытаться забыть, он вступил на путь яростной и бескомпромиссной вендетты. О ней он даже не думал, все его мысли были заняты воспоминаниями о Татьяне. Она, Клаудия, была для него всего лишь удобной, привязанной к домашнему очагу женщиной, к которой он иногда возвращался. Она готовила ему еду, гладила его рубашки и воспитывала его Детей, пока он путешествовал по всему земному шару в плаще и с кинжалом, сражаясь со своим неистовым безумцем-братом из-за женщины, которую оба безвозвратно потеряли.

Сводящее с ума разочарование не отпускало ее ни на одно мгновение. Неужели Алекс действительно любит ее, или она просто заменила ему его русскую принцессу? Она подозревала, что, разговаривая с ней, улыбаясь ей, Алекс продолжает думать о Татьяне, продолжает видеть ее перед собой. Когда они занимались любовью, Алекс закрывал глаза и, наверное, представлял на ее месте свою белокурую красавицу. Случалось, Клаудия ревновала даже к маленькой Тоне. Ей казалось, что, прижимая девочку к себе, гладя ее по светлым кудряшкам и нежным щекам, он обнимает и ласкает свою Татьяну.

На глазах Клаудии ее Алекс совершенно преобразился. Чувствительный, порядочный и нежный молодой человек, за которого она сражалась столь отчаянно и самоотверженно, постепенно исчезал, замыкаясь в себе. Его природная любознательность угасла, чувство юмора пропало, приветливая улыбка превратилась в холодную сдержанность. Небрежный стиль одежды, который он предпочитал прежде, был вытеснен глухими строгими костюмами мрачных тонов и узкими галстуками. Неуловимо быстро Алекс преобразился внешне и переродился внутренне, превратившись в матерого шпиона, фанатически преданного своей тайной войне. От Клаудии он отгородился глухой стеной и никогда больше не подпускал ее к себе. Даже вернувшись из заграничных поездок и оказываясь в Вашингтоне, он приходил домой поздно. Очень мало времени оставалось у Алекса для детей и никогда – для нее. Несмотря на то, что соперница Клаудии была мертва, ее тень продолжала властвовать над телом и душой Алекса.

На протяжении нескольких лет Клаудия пыталась подавить в себе эту боль, избегая столкновения. Ей казалось, что во всем виновата ее дурацкая гордость, которая не позволяет ей пройти еще через одно унижение. Обсуждать то, что ее тревожило, с Алексом она боялась; он стал бы все отрицать, а ее обвинил бы в беспочвенной ревности. Тогда Клаудия попыталась отвлечься, снова вернувшись к живописи и моделированию одежды. Она много курила и стала пить в одиночку, но в конце концов, уже после смерти Нины, Клаудия почувствовала, что не в силах больше притворяться.