Планируемая история (Сборник) - Александр Зиновьев

Переход к «теплой» войне был постепенный и до поры до времени скрытный, растянувшийся на несколько лет. Он начался уже в конце «холодной войны». А отдельные его идеи возникали в мозгу западных стратегов и ранее. Но они приобрели актуально действенное значение позднее. На мой взгляд, первой крупной операцией перехода к «теплой» войне послужило проведение на «советский престол» (так выразился один из сотрудников секретных служб Запада) Горбачева. А события августа 1991 года были уже в полной мере операцией «теплой» войны.

Что нового внесла «теплая» война западного сверхобщества против Советского Союза и затем России в цели и методы «холодной войны»? Углубились и расширились ее цели. Целями войны стали следующие:

1) разрушить коммунистический социальный строй в России – осуществить антикоммунистический переворот; 2) навязать России социальный строй западного образца – западнизировать Россию; 3) превратить Россию в зависимую от западного сверхобщества территорию, использовать ее в своих интересах – осуществить ее глобализацию. Для достижения этих целей методы «холодной войны» оказались недостаточными. Потребовались дополнительные средства. Основные из них суть следующие: 1) создавать агентуру не только влияния на умонастроения людей, но и агентуру действия, – создавать «пятую колонну» Запада из российских граждан, занимающих достаточно важное положение в системе власти, в хозяйстве, в культуре и других сферах России; 2) объединять большие массы людей на активные действия, неподконтрольные властям и направляемые в интересах Запада; 3) осуществлять крупномасштабные диверсионные операции руками российских граждан, но управляемые западной агентурой или манипулируемые со стороны служб Запада; 4) создавать очаги «горячих» войн внутри страны, поддерживая их всеми необходимыми средствами, а в случае надобности не останавливаться перед военным вмешательством.

Доказывать сказанное ссылками на какие-то секретные или опубликованные документы на этот счет нет надобности, поскольку все это можно с полной очевидностью наблюдать в практической деятельности Запада в конкретной России. Возведение Горбачева на вершину власти в Советском Союзе, деятельность горбачевцев по разрушению аппарата КПСС, перестройка, августовская революция 1991 года, расстрел Белого дома в октябре 1993 года, развал Советского Союза, разгром советской социальной организации, грабительская приватизация, чеченские события и т. д. – все это было эпизодами «теплой» войны. И она еще далеко не закончилась.

Будущее России уже родилось. Основные события, предопределившие его, уже произошли в горбачевско-ельцинские годы. Основные факторы социальной эволюции России в наступившую эпоху уже сформировались в главных чертах. И чтобы прогнозировать будущее России, надо исследовать суммарный эффект этих факторов на уровне научного подхода к социальным явлениям, а не на уровне обывательского мышления, идеологических и пропагандистских концепций и бредовых измышлений всякого рода гадателей.

Будущее России родилось в том (и только в этом!) смысле, что определились социальные (описываемые в понятиях социологии) рамки дальнейшего исторического пути России, направление, характер ее социальной эволюции. А в этих рамках, в этом направлении возможны, конечно, различные варианты, непредвиденные явления, случайности, зигзаги, попятные движения.

Можно констатировать как факт, что реальной угрозы реставрации коммунистического социального строя в России нет. То, что в средствах массовой информации преподносится как угроза и даже как попытки реставрации коммунизма, суть чисто пропагандистские измышления или идеологическая интерпретация как коммунистических таких явлений, которые свойственны и некоммунистическим социальным системам, включая западнистскую. Коммунистический социальный строй в современной России не может быть восстановлен парламентским путем, поскольку парламент слишком слаб, а большинство парламентариев суть продукт постсоветской системы. Что бы они ни говорили по поводу существующего строя, он их уже устраивает лично. Они голосовать за коммунизм не будут. А для революционного коммунистического переворота никаких условий нет. И вряд ли они появятся в обозримом будущем. Даже самая значительная коммунистическая партия (КПРФ) этот путь исключает. К тому же не следует забывать о Западе. В случае реальной угрозы коммунистического переворота Запад поддержит неизбежную контрреволюцию со стороны правящего режима, а если потребуется – пойдет на прямую военную интервенцию. Поколение, ностальгирующее по советскому периоду, вымирает. А новое поколение, пришедшее на арену активной социальной жизни после антикоммунистического переворота, о коммунизме даже не думает вообще.

И ожидания реставрации коммунистической социальной организации в России по воле власти лишены каких бы то ни было оснований. Можно за несколько лет сконструировать систему власти, подобную советской. Можно лет за пять – десять экономике придать подобие советской. Но для реального коммунизма этого мало. Нужно еще менталитетный аспект российского человейника привести в коммунистическое состояние и создать коммунистическую сферу, способную поддерживать менталитет миллионов людей в этом состоянии. А на это нужны условия, которые сейчас в мире немыслимы, и усилия миллионов людей, находящихся у власти и верящих в идеалы коммунизма, причем усилия в ряде поколений.

В 2000 году начался новый период постсоветской истории, который, по всей вероятности, будет назван по имени нового президента путинским. Я неоднократно высказывался на эту тему. Не буду повторяться. Замечу лишь следующее. Историческая роль нового президента В.В. Путина заключается не в том, чтобы осуществить какие-то радикальные социальные преобразования – такие преобразования просто невозможны в силу сложившихся в России и в мире условий, – а в том, чтобы укрепить (легитимировать) результаты горбачевско-ельцинского периода, нормализовать жизнь России на этой основе, сделать что-то в интересах России, улучшить положение населения страны и повысить статус России в мировом сообществе. Похоже на то, что это соответствует личным намерениям президента и его пониманию реальности. Это соответствует также интересам большинства граждан России. Исполнение этой роли – не такое уж легкое дело. На этом пути неизбежны острая социальная борьба, конфликты, протесты, одним словом, рутинная историческая жизнь России в сложнейших условиях российской и мировой эволюции. На этом пути возможны варианты, о которых я упомянул выше. Какой вариант реализуется фактически, трудно предсказать. Но можно назвать (не предсказать, а констатировать как факт!) границы, за которые он не может выйти.

Россия, как и всякое человеческое образование большого масштаба (скажем, человейник), есть социальный организм, тело которого на микроуровне состоит из деловых ячеек (клеточек). Они разнообразны. Их можно классифицировать по множеству признаков. Здесь для нас важно отметить то, что их варианты заключены в пределах между частными и государственными. Почти все теоретики и политические мыслители склоняются к тому, что в России должна сохраняться «многоукладная экономика» (обобщая – деловая сфера вообще). Но при этом многоукладность понимается абстрактно. Специфические условия рождения и существования «многоукладности» в России игнорируются. А между тем есть разные типы многоукладности. Одно дело – многоукладность в западной социальной системе (а она там имеет место!), и другое – в коммунистической (и в ней она имела место!). И третье дело – многоукладность в постсоветской системе в том ее виде, как она складывается реально. Тут один уклад существует и может существовать лишь как нечто подобное клеточкам коммунизма, а другой – клеточкам западнизма. И соединение их в одном организме противоестественно. Оно тут подобно тому, как если бы вы попытались скрестить акулу с дельфином. В природе такое исключено. В социальной жизни возможно насильственным образом соединять их в едином человейнике. Но может ли такой человейник рассчитывать на эволюционный успех?!

Возьмем систему власти и управления. Она структурируется в нескольких измерениях одновременно. В одном из них имеет место разделение власти между парламентом и «Кремлем». Первый тяготеет к демократии такого типа, как в западных странах, второй – к диктатуре такого типа, какая была в коммунистических странах. Первая тенденция есть явное подражание Западу и стремление укрепиться за счет услужения ему. Вторая тенденция вовсе не означает стремления вернуться к советской власти, она диктуется общими социальными законами организации власти в условиях социальной катастрофы. Но независимо от субъективных умонастроений тут неизбежна тенденция к советизации, несовместимая с тенденцией к западнизации. Аналогично возникает противостояние тенденций к централизации власти (на федеративном уровне) и к сепаратизму (на региональном уровне). И как бы ни договаривались стороны, устранение одних конфликтов будет порождать другие, ибо и в этих разрезах имеет место ситуация скрещивания акулы и дельфина. И еще более острая ситуация складывается в третьем измерении – в борьбе за то, какой вид примет сверхвласть российского человейника. Тут точно так же имеют место две тенденции – к политической власти сверхгосударства во главе с «Кремлем» и к власти денежного тоталитаризма во главе со сверхэкономическим механизмом.