Королева Жанна. Книги 1-3 - Нид Олов

Они поднимали этот флаг на свой манер. Черный цвет — были оставляемые за ними пепелища, красный — пожары и пролитая кровь, а голубым отливали догола раздетые трупы, разбросанные по снегу и развешанные по деревьям «Волки» не разбирали ни правых, ни виноватых.

О том, что злодеяния вольных отрядов «позорят знамя», говорил Фраму не только маркиз Гриэльс, который был всего лишь экзальтированный мальчишка; говорил и епископ Дилионский, муж многоопытный и не страдающий излишней мягкостью. Фрам их слушал, но не прислушивался к ним.

Зло и насилие были неизбежны. Он отнюдь не был апологетом насилия и зла, он охотно обошелся бы без них, если бы это оказалось возможным. Это оказалось невозможным. Его принудили ко злу, и он решился на зло. И раз уж он решился, то сдерживать зло он считал пустой тратой времени.

«Волки» резали не только смердов и королевских чиновников. Дошло до того, что резали и дворян, и даже таких дворян, которые громко заявляли о своей приверженности Лиге Голубого сердца. Но у одного лицо не понравилось командиру вольного отряда, у другого оказалась красивая жена, добраться до которой можно было только через труп мужа… Все это мало трогало Принцепса.

Гораздо сильнее его трогало то, что «волки» пытались резать купцов. Он разрешил коммерц-коллегии в Дилионе завести собственную стражу. Он выдал охранные грамоты банкирам в Шлеме и Римле. Его действия вызывали сильное недоумение лигеров: именно купечество было объявлено в манифесте первейшим врагом. Фрам не пожелал снизойти до объяснений. «Вы отвечаете за порт и биржу в Ахтосе головой, — сказал он баронету Гразьенскому, — торговые сношения с заморскими странами не должны прерываться». Более того, он распорядился не пускать в Гразьен вольные отряды из Кайфолии; он даже не разрешил поднимать в Ахтосе флаг Лиги.

Итак, Фрам работал, делал политику и не обращал внимания на мелочи. Кейлембар тоже работал и тоже плевал на мелочи; он всецело поддерживал Принцепса, не входя в суть его распоряжений. У него было свое дело: армия. Мессир Контарини, которого Респиги преподнес как изрядного стратега, на поверку оказался только носителем изрядного гонора. Правда, гонор Кейлембар сбил ему в первый же день, но талантов это мессиру Контарини не прибавило. Он умел красиво вычертить план сражения в нескольких вариантах (вытверженных им намертво и не дающих фантазии никакого простора), а кроме этого, мало на что годился. «Ох уж это мне золотце миланское, — ругался Кейлембар в башне Дилионского замка, — претензии, как у Баярда, а простой капитан смыслит куда больше… Нет, пусть набирает себе полк из кого хочет, я ему своих солдат не доверю…»

Из Кельха продолжали поступать известия о поджогах, убийствах и пытках, то есть вещи, мало трогающие Принцепса. Но затем стали поступать известия иного рода. Города Прен и Агр закрыли ворота перед вольными отрядами, выкинули королевские флаги и стали даже делать вылазки и почесывать лигеров против шерсти «Голубые сердца» бежали сломя голову от королевских дружин. Это заставило Принцепса задуматься над гневными тирадами маркиза Гриэльса. Ему показалось, что в словах юноши была правда. Не человеческая, нет — эта в глазах Принцепса ничего не стоила, — но правда практическая. Итак, вот истинная цена его отрядов. Они волки, и это хорошо — на то они и волки, чтобы внушать страх. Но как только им покажут дубинку, они убегают — тоже как волки. Они только волки, и ничего более.

А ведь война еще не началась.

Он приказал Кейлембару собрать все вольные отряды в Мрежоле, ввести жесткую дисциплину, пресечь грабежи и насилия. Но было уже поздно. Стихия вышла из берегов.

В середине января баронет Гразьенский принес Фраму следующую прокламацию:

«Мы, собравшиеся в городе Торне под знаком Вифлеемской звезды,

Маркиз Дефлиен, комендант города и цитадели, барон Коф, кавалер Энер, кавалер Хлотль, кавалер анк-Чозен и другие,

говорим вам, жители Торна и Кельха:

Всецело признавая сюзереном и отцом всей Великой Виргинии и острова Ре сиятельного герцога и рыцаря Фрамфера, мы полагаем необходимым защитить вас и себя от самозванцев и разбойников, облыжно именующих себя воинами Лиги Голубого сердца. Мы, смиренные дети Вифлеемской звезды, сим созываем ополчение для войны с помянутыми негодяями, которые опустошают и заливают невинной кровью наш Кельх. Все дворяне, рыцари, мещане, купцы, горожане и черные люди, признающие безобманно власть Лиги Голубого сердца, идите к нам. Око за око, зуб за зуб. Жители Торна и Кельха! Дело идет о ваших женах, ваших детях, о самой вашей жизни. Все, кому дороги жизнь и честь, — идите к нам!»

Фрам внимательно прочел листовку.

— Этого надо было ждать, — сказал он. — Волки начали пожирать друг друга.

Баронет Гразьенский возбужденно заговорил:

— Ваше сиятельство, дружины «Детей Вифлеема» вышли из Торна вскоре после Рождества. Они бьют наших, там настоящая война!

— Вы так считаете? — усмехнулся Фрам.

Тяжело дыша, ворвался Кейлембар.

— Я прискакал из Мрежоля… Сат-тана, в Кельхе драчка между своими, пес их ешь вместе с навозом!

Фрам молча показал ему прокламацию.

— А! Вы уже знаете! Что ж, надо мирить этих сволочей!

— Баронет Гразьенский предлагает другое.

— Что? — запнулся Кейлембар. Перекатил бешеный взгляд на баронета Гразьенского. — А, так! Силой? Где нам ее взять, басамазенята? Вздор! Надо послать туда двоих побойчее…

— Я думаю послать Баркелона, — сказал Фрам.

— Отлично! Подойдет. Вторым — маркизика, мне сдается, он тоже подойдет. Что?

— Вы, как всегда, читаете в моих мыслях, Кейлембар. Пусть милый юноша поглядит на кровь своими глазами и призовет волков к добрым чувствам…

Глава XXXVIII

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

Motto: Никогда не приведешь столь гнусных и столь постыдных примеров, чтобы не осталось еще худших.

Вольный отряд хозяйничал на ферме. Вояки обшаривали погреба и кладовые, выкатывали во двор бочонки тащили окорока и мешки. Командир отряда со своим лейтенантом сидел в горнице перед пылающим камином, снимая пробу с местных напитков. Все было уже кончено. Хозяин фермы, переломленный пополам, висел с почерневшим лицом на воротах, подвешенный за половые органы. Его работники, порубленные в капусту, валялись по всему двору и на лестнице. Со двора доносились душераздирающие вопли женщин. Потом они смолкли.

Господа были настроены неважно. Капитан, морщась и трогая перевязанную голову, тупо рассматривал кровяную лужу посреди комнаты: здесь тюкнули старую хозяйку. Раз от разу им оказывали все более ощутимое сопротивление. Вот и здесь — эти остолопы открыли пальбу, убили у него двух стрелков, его самого оцарапали пулей… Проклятье, утром он был так добр, он собирался просто позавтракать тут со своими молодцами, может быть, даже заплатить… так нет же — это богатое мужичье вздумало отстреливаться! Ну, пусть пеняют на себя. Мерзавцы, ухлопали двух лучших бойцов… Если так пойдет и дальше…

Теперь, когда сделалось потише, стали явственно слышны однообразные животные стоны, которые доносились через выбитое окно из флигеля. Там вольные стрелки уже не первый час насиловали молодую хозяйку Женщина, видимо, была уже не в себе и стонала с механической регулярностью: a-a, а-а, о-оо. а-а, а-а, о-оо… Капитана несколько утешало сознание, что подвешенный хозяин еще жив и тоже слышит, как корячится его любезная…

Внезапный гвалт во дворе отвлек его. Из общего гула и металлического лязга выделились выкрики: «Оставь повод, собака!» — «С-стой, куда?» — «Схуатен, пистолеты!» — «Погодите же, маркиз, о merde!»

— Кого там черт принес? — пробурчал капитан, не меняя позы.

Лейтенант встал и пошел было к окну, но в комнату уже ворвались двое — в касках, в доспехах под черными плащами с эмблемами Лиги. Первый, бледный до зелени юноша с огромными невидящими глазами, пошел прямо на капитана с наведенным пистолетом.

— Вы — командир этой шайки?

— Какого дьявола? — поднялся капитан. — Я кавалер анк-Фтес, всецело к вашим услугам.

Он отвел книзу дуло пистолета и смотрел в расширенные глаза юноши. Тот принялся бешено тыкать стволом в столешницу:

— Что здесь?.. Разбой… насилие… Вы ответите… вы не дворянин… вы негодяй… как вы смеете…

Кавалер анк-Фтес постучал ногтями по эфесу меча.

— Я не знаю вас, но, будь вы хоть апостолом Павлом… — достойно начал он и не кончил: юноша бросил пистолет и резко согнулся. Его стошнило прямо в камин. Тогда второй приезжий смог наконец вмешаться:

— Мы эмиссары Лиги, посланные лично Принцепсом. Мое имя виконт Баркелон, а это маркиз Гриэльс, — указал он на юношу. — Извините его, капитан, он погорячился.