Нейромант. Трилогия «Киберпространство» - Уильям Форд Гибсон

плит пыльного белого пластика, скрывавшего плотные слои антижучковой микропроводки. По сравнению со складом белая комната казалась хирургически чистой. Несколько стальных треножников вокруг стола, ощетинившиеся сенсорами и сканирующим оборудованием, напоминали абстрактные скульптуры.

– Знаем что? – спросил Бобби.

С каждым новым пересказом своей истории он все меньше чувствовал себя вильсоном. Наоборот, кем-то значительным. Вот именно, это заставляло его чувствовать свою значимость.

– Не о тебе речь, засранец, – устало сказал Финн. – О нем, олдувом вуду. Он-то знает: что-то изменилось… И произошло это не сегодня. Я в деле уже целую вечность. Подумать только, сколько воды утекло. Я был тут еще до войны, еще до того, как появилась какая-то матрица, или, во всяком случае, до того, как люди осознали, что она существует. – Теперь он глядел на Бобби. – У меня есть пара ботинок, которым больше лет, чем тебе. Так чего, черт побери, мне от тебя ждать? Ковбои появились вместе с компьютерами. А первые компьютеры построили для того, чтобы взломать немецкий лед, так? Ковбоев тогда называли дешифровщиками[43]. Так что лед существовал еще до компьютеров, если взглянуть на это с такой стороны.

Он закурил пятнадцатую сигарету за вечер, и белая комната снова стала наполняться дымом.

– А вот Лукас, этот знает, да уж. Последние семь-восемь лет странные там творятся вещи, да-да, там, в ковбойских кругах – или, если хочешь, в цепях. Сегодняшние жокеи заключают сделки с какими-то тварями, верно, Лукас? Ну да, знаю я об этом, знаю. Но им все равно нужны железо и софт, и им все равно нужно быть проворней змей на льду, однако у всех, у всех тех, кто действительно знает, как рубить лед, теперь есть союзники, правда, Лукас?

Лукас вынул из кармана свою золотую зубочистку и начал обрабатывать верхний коренной. Его темное лицо оставалось предельно серьезным.

– Престолы и власти[44], – загадочно продолжал Финн. – Да, что-то там есть. Призраки, голоса. А почему бы и нет? В океанах есть русалки и прочая дребедень, а у нас тут море кремния, понимаешь? Ну да, это наше киберпространство – просто ручной выделки галлюцинация, которую мы все согласились разделить, но каждый, кто подключается, знает, печенкой, черт меня побери, чует, что это целая вселенная. И с каждым годом народу там вроде как прибывает…

– Для нас, – лениво вставил Лукас, – и здешний мир всегда на этом работал.

– Ага, – отозвался Финн, – чтобы вы, ребята, вписались как влитые и сказали всем: мол, те штуки, с которыми вы заключаете сделки, – это ж наши старые боги из буша…

– Божественные Наездники…

– Ну да, конечно. Вы в это, может, и верите. Но я довольно давно живу уже на этом свете и помню, что не всегда так было. Десять лет назад пусть бы кто попробовал зайти в «Джентльмен-неудачник» и втирать кому-нибудь из крутых жокеев, что разговаривал с призраком в матрице, – да они б решили, что он спятил.

– Что он вильсон, – вставил Бобби, чувствуя себя выключенным из разговора и уже не столь значительным.

Финн бросил на него безучастный взгляд:

– Что-что?

– Ну, вильсон. Козел. Это жаргон хотдоггеров, я думаю… – Ну вот, опять слажал. Блин.

Финн поглядел на него более чем странно.

– Господи. Вот как это называется, да? О боже. А ведь я знавал этого парня…

– Кого?

– Бодайна Вильсона, – сказал он. – Надо же: первый из моих знакомых, который кончил как фигура речи.

– Он был дурак? – спросил Бобби и тут же пожалел об этом.

– Дурак? Черта с два! Он был умен, хитер как бес. – Финн загасил сигарету в потрескавшейся керамической пепельнице с логотипом «Кампари». – Просто совершеннейший раздолбай, вот и все. Работал он как-то однажды с Дикси Флэтлайном… – Взгляд налитых кровью желтых глаз затуманился.

– Финн, – вмешался Лукас, – где ты взял этот ледоруб, который продал нам?

Финн сурово оглядел его с головы до ног:

– Сорок лет в деле, Лукас. Знаешь, сколько раз мне задавали этот вопрос? И знаешь, сколько раз я был бы уже мертв, если бы отвечал на него?

Лукас кивнул:

– Намек понял. Но тем не менее я задам его снова. – Он ткнул зубочисткой в сторону Финна, как игрушечным кинжалом. – Вот настоящая причина, по которой ты готов тут сидеть и трепаться: ты думаешь, что эти три жмурика наверху имеют отношение к тому ледорубу, который ты нам продал. Я же видел, как ты насторожился, когда Бобби рассказывал, как взорвали кондо его матери, да?

– Возможно, – оскалился Финн.

– Кто-то занес тебя в свой список, Финн. Эти три мертвых ниндзя наверху обошлись кому-то в немалые деньги. Когда они не вернутся, этот кто-то примет меры, Финн, и еще более решительные.

Обведенные красным желтые глаза прищурились.

– Железок у них было выше крыши, – сказал Финн, – стандартный киллерский набор, но у одного из них были и другие штучки. Штучки для задавания вопросов. – Желтые от никотина, почти цвета тараканьих крыльев, пальцы медленно потянулись помассировать короткую верхнюю губу. – Я получил его от Вигана Лудгейта, – сказал он. – По кличке Виг.

– Никогда о таком не слышал, – сказал Лукас.

– Этот долбанутый засранец, – сказал Финн, – был когда-то ковбоем.

Случилось так, начал Финн, и история поглотила Бобби целиком, это было даже лучше, чем слушать Бовуара и Лукаса, что Виган Лудгейт пять лет оттрубил крутым жоком, недурной пробег для киберковбоя. Да, пять лет… За такой срок ковбой кончает или с очень большими деньгами, или с выжженным мозгом, или тем, что набирает конюшню юных взломщиков, а сам выполняет уже чисто менеджерские функции. Виг, в первой горячке молодости и напора, рванул в затяжной поход по сравнительно редко заселенным секторам матрицы, представляющим те географические области, которые когда-то были известны как «третий мир».

Кремний не снашивается; микрочипы практически бессмертны. Виг этот факт подметил. Как всякое дитя своего века, он, однако, знал, что кремний на самом деле может устареть, и это гораздо хуже, чем просто отработать свое. Это было для Вига мрачной данностью, с которой приходилось смириться, как, скажем, со смертью или налогами. Впрочем, о том, чтобы его снаряжение соответствовало последнему слову техники, он обычно беспокоился больше, чем о смерти (ему было двадцать два) или о налогах (он не заполнял деклараций, хотя ежегодный процент, который он отдавал сингапурской отмывочной, грубо говоря, равнялся подоходному налогу, какой ему пришлось бы платить, заяви он о своих доходах). Виг достаточно здраво рассудил, что должен же куда-то уходить весь этот устаревший кремний. А уходил он, как выяснил Виг, в ряд очень бедных стран, отчаянно пытавшихся запустить с нуля какие-никакие