Войны и кампании Фридриха Великого - Юрий Ненахов

Но Фридрих смеялся сквозь слезы. «Потеря стольких полезных генералов, и особенно Кейта, глубоко взволновала его душу. К этому присоединилась новая скорбь: он получил известие о кончине любимой сестры своей, маркграфини Байрейтской. Эту женщину, после матери, любил он больше всех на свете. Она страдала вместе с ним в детстве, разделяла все его радости в жизни; она одна умела понимать его великую душу и внушать ему твердость в тяжкие минуты грусти и отчаяния. Несколько дней король был неутешен и по обыкновению изливал свои чувства на бумагу.

Но напоследок энергия его пробудилась с новой силой: еще в том же году решил он употребить все средства, чтобы очистить свое государство от всех неприятелей» (Кони. С. 340).

Совсем не то было у австрийцев. Предоставив неприятелю свободную ретираду, Даун поспешил привести свои полки в порядок, он снова возвратился в засаду и еще надежнее укрепил лагерь, как будто сам был испуган своей победой. Тотчас он начал изготовлять депеши с радостной вестью к императрице-королеве и ко всем союзным державам.

Мария Терезия была в восторге. Хохкирхская победа одержана в день ее именин. «Лучшего поздравительного букета вы не могли прислать мне!» — писала она к Дауну и благодарила его за успех в самых лестных выражениях. Императрица Елизавета прислала ему золотую шпагу, осыпанную бриллиантами; в Вене воздвигли в его честь колонну, а австрийские провинции поднесли ему 300 тысяч гульденов для уплаты долгов и на выкуп заложенного имения.

Даже Климент XVIII, который только за несколько месяцев до этого вступил на папский престол, остался неравнодушен к успеху Австрии. Он отправил Дауну освященный берет из красного бархата с горностаем и благословленную шпагу. «Любезный сын во Христе, — писал святейший отец, — с глубоким чувством удовольствия узнали мы о твоих геройских подвигах над еретиками. Как отче и глава единой душеспасительной церкви и всех истинноверующих, решил я подкрепить твою храбрость силою нашего апостолического благословения. Вручаю тебе сей священный меч: да вечно дымится десная твоя кровь отступников. Положи секиру к корню сего поганого древа, которое принесло в мир плоды проклятья, и по спасительному примеру святого и великого Карла, окрести Северную Германию мечом, огнем и кровью — в веру истинную и присносущую. Велика будет радость всех верующих на земле и св. угодников Божьих на небеси, когда ты мощью карающего меча и силою креста животворящего, возвратишь сие стадо заблудших в лоно истинной матери-церкви. Да будут над тобою покров пресвятой девы Марии Цельской и молитвы св. Непомука отныне и до века!»

Этим воззванием, напечатанным во всех газетах, папа хотел возродить фанатизм средних веков и воодушевить католиков на новый крестовый поход против протестантов. Но времена изменились. Поступок папы только вызвал раздражение протестантских наций, а Пруссии прямо указал на высокую честь быть отныне главой и покровительницей реформаторов.

Убаюканный наградами и похвалами, Даун праздновал свою победу в лагере и в упоении славы думал, что отнял у Фридриха все средства к продолжению войны. Поэтому он писал генералу Гаршу: «Приступайте смело к осаде Нейсе: со стороны прусского короля теперь уже бояться нечего». А Фридрих между тем не дремал: он переместил корпуса графа Дона и генерала Веделя из Померании в Саксонию, а брата своего Генриха вызвал к своей армии. Генрих привез с собой необходимое количество полевых запасов. В ночь 24 октября Фридрих тихо выступил из лагеря, обогнул стан Дауна и благополучно привел свою армию в Герлиц.

Вся Европа ожидала блестящих последствий Хохкирхской битвы: погибель Фридриха была решена. Даун в ней не сомневался. И вдруг все изменилось: прусский король является в Силезию, несмотря на то что все пути преграждены неприятелем; при одном его появлении генерал Гарш оставляет осаду Нейсе; в две недели вся Верхняя Силезия очищена от австрийцев и — погибавший герой опять торжествует.

Такой неожиданный оборот дела заставил Дауна опомниться. В досаде на свой промах он хотел, по крайней мере, освободить Саксонию. Поэтому приказал имперской армии атаковать пруссаков, которые укрепились на Эльбе, а сам намерен был ударить на них в тыл. Но это не удалось. Граф Дона прогнал имперцев от Лейпцига, а Ведель вытеснил Гаддика из Торгау. Тогда Даун пошел прямо на Дрезден. Но когда он расположился к правильной осаде города, комендант Шметтау послал ему сказать, что сожжет все предместья, даже весь город, и будет защищаться на улицах до самого дворца. Если же и это не поможет, то взорвет дворец со всем гарнизоном и с семейством польского короля, но города не сдаст.

«Это неслыханное насилие!» — воскликнул раздраженный Даун. «Что делать! — отвечал посланный. — Комендант исполняет приказания короля». — «Но он будет отвечать за нарушение народных прав». — «Оправданием ему послужит то, что вы принудили его на такую меру. Его величество, король польский союзник Австрии: если столица его погибнет от осады австрийцев, Пруссия не виновата!» Даун не обратил на это внимания и продолжал свои наступательные действия. Тогда, при первых выстрелах австрийцев, Шметтау действительно зажег одно из лучших и богатейших предместий. Королевские увеселительные дворцы и палаты его вельмож рассыпались в прах на глазах Дауна. Кроме того, во все дома были снесены горючие материалы, а под главный дворец подведены пороховые мины. Народ с ужасом спасал из жилищ самое ценное и спешил с воплями из города.

Такие решительные меры коменданта, а более известие о приближении прусского короля, заставили Дауна оставить свое предприятие и ретироваться в Богемию. Имперская армия отправилась во Франконию. Фридрих, прибыв в Дрезден, не нашел уже в Саксонии и следа неприятельского. Теперь он отправил снова Веделя и Дона в Померанию, против шведов. Вскоре шведский генерал Гамильтон был разбит, потерял почти всю свою артиллерию и был преследуем до самого Штральзунда.

Керсновский немало иронизировал над незадачливым Дауном, «не посмевшим воспользоваться своей победой, несмотря на двойное превосходство в силах». Интересно, что же говорить об Апраксине и Ферморе, сделавших это дважды в гораздо более «тяжелой форме» (если принять точку зрения, что Цорндорф — русская «моральная победа») и постоянно имевших двойное, а то и тройное превосходство?

Между тем герцог Фердинанд Брауншвейгский неусыпно действовал против французов на Рейне. После Крефельдской битвы Клермон был замещен опытным генералом Контадом, которому министр Бель-Иль дал предписание: «Проникнуть в Ганновер и Вестфалию и превратить обе провинции в степи». Несмотря на то что Фердинанд должен был прикрывать высадку англичан и удерживать свою переправу на Рейне, он успел, однако, овладеть Брабантом и Люттихом (Льежем) и, после мастерской ретирады, прикрыл Нижнюю Саксонию. Но Субиз все-таки прорвался в Гессенскую провинцию и с помощью саксонцев буквально исполнил в ней предписание своего министра.

Фердинанд Брауншвейгский.

«Так кончился третий год войны, богатый кровавыми битвами и блистательными подвигами! Фридрих снова мог вздохнуть свободнее: земли его были очищены от неприятелей, и сам он уцелел среди их грозных ополчений! Но тучи еще не рассеялись над его головой, и с новой весной гром битв опять должен был огласить встревоженную Европу».

Кампания 1759 года

Кунерсдорф

«К открытию кампании 1759 года качество прусской армии было уже не то, что в предыдущие годы. Много погибло боевых генералов и офицеров, старых, испытанных солдат. В ряды приходилось ставить пленных и перебежчиков наравне с необученными рекрутами».

До сих пор Фридрих вел войну наступательную. Он держался правила «не давать неприятелю опомниться и предупреждать его действия». Все предыдущие кампании открывались наступательными действиями пруссаков. Теперь, когда силы Фридриха были значительно истощены, а энергия врагов от его упорства усилилась, он решил принять систему оборонительную и, защищая свои земли, уничтожать замыслы противников. Поэтому до самого лета мы видим его в бездействии: спокойно выжидал он решительных предприятий со стороны Австрии и России.

В 1759 году, как и в предшествовавшем, кампания была открыта герцогом Фердинандом Брауншвейгским. Французы, предводительствуемые Субизом, еще зимой овладели предательски Франкфуртом-на-Майне, несмотря на то что этот город принадлежал имперскому союзу и, следовательно, должен был оставаться неприкосновенным. Обладание Франкфуртом и Везелем открыло французам сообщение с имперской и австрийской армиями и, сверх того, обеспечивало подвоз провианта и полевых припасов из главного лагеря Контада. Фердинанд должен был употребить все усилия, чтобы отнять у них этот важный пункт. Со своей армией, усиленной английскими войсками (всего около 30–40 тысяч человек), он перешел в наступление в направлении Мюнстера, Падерборна и Касселя с целью выбить врага как из Франкфурта, так и из Везеля, которые стали главными базами французов.