Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин - Михаил Мишин

взгляд на Тверскую служит навек предупреждением против всего, что есть на свете русского».

* * *

«Нет бога, кроме аллаха!»

Тогда зачем так настаивать?

* * *

В газете — мерзость, в телевизоре — мерзость. За окном — мерзость и слякоть.

Ну и что, по-вашему, должно быть в душе?

* * *

Мудрость: «Не каждый коммунист — тупой, не каждый скрипач — еврей, не каждый балетный — голубой».

Верно и обратное.

* * *

«Вот что делает с нами непосильный труд!» — сказала обезьяна, глядя на человека.

* * *

Приплыли, ребята. При слове «споры» думаешь не о поисках истины, а о бациллах сибирской язвы.

* * *

Вернулся домой через двое суток, сунулся к зеркалу — отражение еще там.

* * *

Но если Платон мне друг, неужто истина дороже?

* * *

Начал писать про пьяного в троллейбусе в двадцать пять, в пятьдесят поставил точку и пошел делать кардиограмму.

На что ухлопал?

* * *

«Драма — литературный род, принадлежащий театру и литературе.»

Драма — это сюжет. А сюжет — это конфликт.

При этом драма — не трагедия.

Трагедия — когда безысходность. Он любит ее. Но узнает, что она была с другим. И убивает ее. Потом убивает другого. Потом убивает себя. Потом открывается, что его подло надули. Но все уже непоправимо — финальный монолог, занавес, овация.

Из трагедии выхода нет — только в гардероб.

Драма оставляет выход.

Он приехал, потом увидел ее, потом свадьба.

Это сюжет.

Он приехал, увидел, но у нее муж.

Это конфликт.

Он приехал, увидел ее, потом увидел мужа, плюнул и уехал.

Это выход.

Драма — это драматургия. Следовательно, драматурги.

Эсхил. Еврипид. Шекспир. Лопе де Вега и несколько наших девушек с подлинным отсутствием стыда.

Не люблю малые сцены.

Не убеждают триумфы на двадцать персон, пятнадцать из которых — газетные критикессы обоего пола. Все против массовой культуры, все за идеалы, родники и — до чесотки! — за духовность.

Но уровень, потрясенный сам собой в чулане с партером из двух стульев?

Тайфун в пробирке.

Многим экспертам милы эти чуланы, и волнует запах серы. Возможно даже из пробирок вытечет страшная польза для великого будущего — ради бога, нюхайте… Одна просьба: не называть эту подпольную алхимию театром. Так перед входом в свою лабораторию и напишите:

«Тихо! Идет опыт. Вход только для персонала».

«Истоки театра в древних игрищах и обрядах».

Да, да, зрелище. Да, да, да. Игра. Да.

И поднимите с пола эту критикессу и дайте ей нашатыря.

О том-то и речь, что играли они. Урожай, там, охота. Один прыгал куропаткой, другой носился вокруг, потрясая копьем. А то изгнание духов. Факелы, дым, заклинания, завывания. Оттуда все и идет. По форме — игра.

По сути — утешение от Господа, давшего человеку всего одну жизнь.

Театр — единственное средство, позволяющее смертному проживать, не только душой, но и телом, маленькие кусочки не своих жизней. Назовите эти кусочки ролями. (Играют, конечно, еще шпионы — но там меньше зрителей и осуждаются крики «Браво!»)

Точно — весь мир.

Театры кукол, теней, зверей.

Театр военных действий, переходящий в анатомический.

Но театр — это часть культуры.

Но когда вы на льдине, которая тает…

* * *

— Есть ли на свете одно слово, руководствуясь которым, человек мог бы прожить всю жизнь? — спросили Конфуция.

— Есть, — сказал тот. — Снисходительность.

И объял необъятное.

Футурология

Анкета «МН» в канун 2000 года: Чего, мол, ждете от нового века? Вопросы дико умные, про ответы не говорю.

О ПРИРОДЕ БУДУЩИХ СТРАХОВ

Страх — в человеке, а человек не меняется. Эволюция неочевидна.

Останутся старые страхи.

Страх за тех, кого любишь.

Страх не любить — то есть страх одиночества. Страх бессилия. Но не в том смысле. В том — тоже, но тут враг будет разбит.

Хотя ужас перед медициной укрепится.

Природа страхов не изменяется — конкретика дополнится.

Новый вирус, жуткий выброс, в каждом подъезде пришельцы, в каждой подворотне — клонируют. Страх перед властью — как местный колорит. Страх неизвестности. То есть смерти.

Но, поскольку они там придумают вечное бессмертие, им будет еще страшней, чем нам.

О ВЛИЯНИИ НАУЧНЫХ ОТКРЫТИЙ НА ВЕРУЮЩИХ И НЕВЕРУЮЩИХ

Все открытия укрепляют позиции и тех, и этих. Абсолютная симметрия.

Что еще ни открой — тут ничего не изменится. Кто верит — будет веровать.

Остальным будет еще тяжелей.

О ЖЕСТОКОСТИ НОВОГО ВЕКА

Более жестоким, чем сейчас, мир не будет.

Но уж и не менее не будет точно.

Возможности дряни, конечно, возрастут.

Но и добро отрастит кулачищи.

То есть баланс — на новой высоте.

Труднее будет удержать.

О МАРКСИЗМЕ

Учение всесильно, потому что оно вечно.

Мечта не умирает.

В отличие от мечтателей.

Которым на смену будут приходить все новые.

Но массовых эпидемий уже не будет.

Прививка сделана.

ОТ КОГО БУДУТ ИСХОДИТЬ ПРОБЛЕМЫ ДЛЯ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА

Скажу, от кого не будут.

От Голландии неприятностей не ожидаю.

От Дании. От Швеции.

Финляндия не создаст проблем.

Разве захочет присоединить к себе Россию. Люксембург, как источник мирового зла, сомнителен. Лихтенштейн — тоже.

В XXI веке их по-прежнему будут путать.

За остальных не поручусь. Глобус крайне вздорный. Диктаторы возможны всюду, где желаемы.

Но уже, конечно, не глобальные, а мелкопоместные. Отчего не легче — мир сожмется настолько, что любой колокольчик будет звонить по всем.

ЕСЛИ…

«Если наступит время, когда невозможны войны…» Юмористическими прогнозами не занимаемся.

О НАУКЕ И НЕПОЗНАННОМ

И кому это в наше время кажется, что все поддается познанию?

С каждым частным озарением только виднее — утопаем в полной вселенской непостижимости.

О БРАКЕ И ДРУГИХ ЦЕННОСТЯХ

В XXI веке между мужчинами и женщинами сохранится граница.

Но число перебежчиков в первой половине века еще более возрастет.

Во второй — процесс стабилизируется и пойдет вспять.

Ревность усилится — мужья будут ревновать к достижениям жен.

Браки можно будет заключать без ограничения возраста.

Выплюнули соски, поползли на собственную свадьбу.

Сменили памперсы и снова поползли — на развод.

ОБ ОСНОВНЫХ ИСТОЧНИКАХ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ РАДОСТЕЙ (да еще в порядке значимости!)

Во-первых, ненавижу рейтинги.

Во-вторых, источники будут прежние.

Потому что истинно говорю вам: от века к веку люди не меняются.

Что видно хотя бы по этой неиссякаемой страсти — пытаться предсказать непредсказуемое.

1999

Гриша

Он был классик.

Классик — с самого