Та, которая видит. Запах зла - Гленда Ларк

Приближаясь к столу, я споткнулся о разноцветную плетеную циновку. Образец веры, маленький чисто выбритый человечек, терпеливо ждал, пока я восстановлю равновесие и подойду к его столу. В соответствии с требованиями религии мантия окутывала его от шеи до запястий, оставляя голыми только ноги ниже колен. Синий цвет мантии должен был символизировать небеса, так же как котурны — поднимать его над земной скверной. До смешного высокая шляпа выражала стремление вверх, к царству владыки Фелли. Шляпу удерживала на голове лента, завязанная большим черным бантом под подбородком.

— Меня зовут Образец веры Ди Пеллидри, — с холодной вежливостью сказал феллианин. — Присядь. Ты хотел меня видеть?

Клерк уже сообщил ему мое имя, поэтому я сказал:

— Истинно так. Дело в женщине, которая когда-то была моей женой, — Джастриакин Лонгпит из Вина. — Я сел, едва не опрокинув стул: так меня смутило его равнодушие, запах которого я ни с чем не мог спутать. Он хотел, чтобы я поскорее ушел. Он видел во мне досадную помеху.

— Ах да, мне принесли бумаги. Так что там с ней? — Образец веры вытащил из стопки на столе папку и начал перелистывать бумаги в ней.

— Сир-жрец, я ж ничегошеньки не знаю. Она здесь? Это твое ведомство пожелало, чтоб я явился к тебе.

— Ах да, теперь я вспоминаю. Она здесь, в камере в подвале. — Он сложил руки перед собой. — Мой печальный долг заставляет меня сообщить тебе, горец, что ее осудили за грех прелюбодеяния.

— Осудили? — заикаясь, выдавил я, отчаянно стараясь понять, о чем он говорит: я не был уверен, что правильно понял жреца.

— Да, ее осудил суд веры.

— Так ее собираются наказать?

— Ее вынесли смертный приговор: побивание камнями.

Я задохнулся.

— Смертный приговор? За прелюбодеяние?

— Верно. За такое преступление полагается смерть.

Он не мог бы поразить меня сильнее. Я чувствовал себя так, словно получил пинок в живот. Я начал судорожно искать слова, пытаясь найти какой-то смысл в ситуации, в основе своей смысла не имеющей.

Жрец ждал, все такой же вежливый и равнодушный. Я втянул воздух в надежде, что какой-нибудь запах подскажет мне, что делать, о чем спрашивать, что говорить. Не получив никакой помощи, я заставил себя думать.

— Прелюбодеяние? — наконец выдавил я из себя. — Раз так, то пострадать-то от этого мог только ее супруг. Какое отношение это имеет ко мне?

Глаза Образца веры сверкнули.

— Владыке Фелли, да святится имя его, было нанесено оскорбление. Владыка ненавидит любое осквернение закона, и разврат в его глазах — смертный грех. Твоя жена понесет положенное наказание.

Такого просто не могло быть! Я попытался успокоиться, найти какой-то логический путь положить конец немыслимому.

— Джастрия — из народа Небесной равнины. Она не из твоих единоверцев. Как же тогда можно говорить, что она согрешила против твоего бога?

Глаза жреца снова сверкнули, но он сдержал свои чувства: я даже ничего не учуял.

— Когда язычники вмешиваются в нашу жизнь, он или она должны подчиняться нашим законам. Таково наше право, дарованное нам повелителем Мекате и самим владыкой Фелли.

Все, что я сумел ошарашенно пробормотать, было:

— Джастрия вмешалась в вашу жизнь? — Я просто представить себе не мог, чтобы она связалась с кем-то из феллиан. Она всегда презирала их бредовую веру.

— Она соблазнила одного из правоверных.

У меня оборвалось сердце.

Ох, Джастрия, что же ты натворила?

Я сглотнул, все еще пытаясь найти какие-то доводы, которые остановили бы это безумие.

Думай, думай же! Разве не гласит поговорка: «Говори с ткачом о шерсти, с флейтистом — о музыке, с женой — о любви»?

Придется играть в их игры, раз нет другого выхода…

— Джастрия мне больше не жена, так что она не могла совершить прелюбодеяние.

— Ты с ней развелся? А где бумаги?

— Мы на Крыше Мекате не пользуемся бумагами, Образец веры. Я уже несколько лет не… э-э… не имел сношений с Джастрией. По нашим обычаям это означает, что мы развелись.

— Этого недостаточно с точки зрения феллианского закона.

— Вы не признаете наши обычаи? Ладно. Мы и в брак вступили по своим обычаям. Тут тоже никаких бумаг не было. Значит, с вашей точки зрения, мы не были женаты. Ты не можешь обвинить в прелюбодеянии женщину, которая не выходила замуж.

— Ты играешь словами, пастух! И с истиной ты тоже играешь. Твоя жена развратничала и будет наказана. Да и вообще то, что она, возможно, не была замужем, значения не имеет: она соблазнила одного из правоверных! Ее поймали на месте преступления, даже не в помещении, как полагалось бы любой приличной женщине, но под деревом, где она совокуплялась на траве, подобно дикому животному! Ее любовник — женатый человек, даже если она сама — незамужняя. Ее судили и вынесли приговор, и изменить этого нельзя. — Тон Образца веры ясно показывал, что его судьба Джастрии не трогает, а мое отношение удивляет — теперь, когда он все мне объяснил. Мой нос уловил намек на негодование, но и только. — У нее остается мало времени, — продолжал Образец веры. — Казнь состоится на закате на площади.

— На закате? Сегодня?

— Сегодня.

— О Сотворение! — Я сидел на стуле напротив этого ханжи-жреца, чувствуя себя так, словно меня выпотрошили… Наконец мне удалось достаточно спокойно сказать: — Ты никогда не умеряешь своих решений милосердием, Образец веры? Вы зовете своего бога, владыку Фелли, милосердным. Это и есть его милосердие?

— Не тебе подвергать сомнению решения владыки Фелли, язычник. — И поза жреца, и его запах содержали предостережение.

— А как насчет любовника Джастрии? Его тоже убьют?

— Мне не нравятся слова, которые ты выбираешь, пастух. Мужчина уже понес наказание за свой грех. Его осудили и казнили за незаконную связь с язычницей.

Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бурю мучительных переживаний.

— Нет ли способа, которым я мог бы помешать казни Джастрии? Или по крайней мере задержать приведение приговора в исполнение?

— Нет. Решения суда веры никогда не отменяются. Да и как такое было бы возможно? Они принимаются только после того, как судьи помолятся о том, чтобы владыка Фелли их просветил, а потому никогда не могут оказаться ошибочными. Единственная причина, по которой твоя жена еще жива, заключалась в необходимости уведомить тебя, поскольку ты — пострадавшая сторона и дело твоей жены тебя касается.

Я почувствовал, как вся кровь отхлынула от моего лица.

— Ты хочешь сказать, что, явившись сюда, я ускорил смерть Джастрии?