Затерянная земля - Артур Дойль

Это был длинный плот из скрепленных березовыми прутьями древесных стволов, но не с плоским, а с углубленным днищем, в котором все щели были замазаны салом и законопачены звериной шерстью, так что плот не только держался на воде, но и обеспечивал сухое помещение пловцам. Величина судна была порядочная, оно могло поднять нескольких человек, и ход у него был хороший. Шесты же были снабжены плоскими концами или лопастями, с помощью которых можно было двигать судно по глубокой воде, где шестом до дна было не достать. Белый Медведь испробовал вместе с сыновьями свое судно на озерах и остался им очень доволен. Если ветер был попутный, они поднимали кверху густолиственные ветви; ветер упирался в них и гнал судно, так что пловцам не приходилось и браться за весла; шкура, распяленная на березовых палках, ловила ветер и везла еще лучше.

Приставив к глазам руку щитком, Белый Медведь смотрел на юг, где на горизонте небо сливалось с морем; теперь уж скоро они отправятся в путь! Но сначала надо было сделать судно побольше или выстроить их несколько, чтобы захватить всю семью.

Весна молчала и смущенно смотрела на своего господина, когда тот, радостно сверкая голубыми глазами и напоминая всеми своими движениями готового взлететь орла, объявлял ей, что пришла пора им отправляться в путь. Муж повторял это уже столько лет, что дети Весны успели за это время стать такими же большими и — не в обиду им будь сказано — такими же сумасшедшими, как отец. Весна с глубоким изумлением взирала на своего супруга, который мог оставаться все таким же сияющим и полным надежд, как в дни их беспечной юности, даром что оба они были уже немолоды. Но его планы пугали ее и, когда он заводил свою песню о дальнем пути, она окидывала свой дом взглядом человека, сраженного ударом и бессильного подняться вновь. Весне было о чем жалеть.

Она не оставалась праздной те долгие годы, в течение которых Белый Медведь, так сказать, каждый день собирался сниматься с места; она жила, день за днем строя свой Дом. Для Весны не существовало ни будущего, ни многообъемлющих мечтаний, но зато она была верна в малом. Пока Белый Медведь до самозабвенья увлекался постройкой своих многообещающих судов, Весна, верная своему призванию, занималась делом насущным, и под ее руками оно постепенно росло и расширялось. Она никогда не увлекалась, никогда не меняла своих привычек; чисто по-женски, забывая хорошее для лучшего, она ввела с годами в обиход много новых и необходимых вещей.

Белый Медведь, пожалуй, мало обращал внимания на ее мелкие повседневные заботы, — он был занят охотой или увлечен своими мореходными мечтами; но он видел ее такой, какой она была: сдержанной, вечно деятельной, как сама доброжелательная судьба, и ставшей как бы добрым гением Белого Медведя, его вторым, приземленным «я». Весна всегда была тут пышная и кроткая — даже в проливной дождь — с длинными светлыми волосами, распущенными по плечам, и вечно с малюткой, вечно на ходу туда и сюда по недалеким путям домашнего очага, то кормя, то охраняя и защищая. Редко можно было увидеть ее на таком расстоянии от дома, чтобы нельзя было окликнуть, и в таких случаях за обедом уж непременно появлялось угощенье в виде добавочного блюда из зелени.

В эти годы грозы бывали особенно часты, и раз-другой Белому Медведю случилось при свете молнии видеть Весну, стоящую под проливным дождем в кругу прижавшихся к ней детей и домашних животных. Она спокойно смотрела на непогоду, которая загоняла всех под ее крылышко; гром был не ее ума делом, как и все, чем ведали Великие там, наверху, и вообще мужчины; вот она и оставалась спокойной, а дети и боязливые животные жались к ней, находя в ней успокоение и защиту.

Такой она осталась в памяти Белого Медведя и тогда, когда молодость давно уже прошла: солоноватый вкус дождя на языке, сернистый запах близко ударившей молнии и — Весна, юная, цветущая, с мокрыми распущенными волосами, благоуханная, как дикая бузина, простирающая отягченные цветами руки-ветви навстречу солнцу и дождю.

Теперь Весна превратилась в коренастую, крепко вросшую в свою семью мать, всегда готовую защищать свое добро, вооруженную молчанием и наученную опытом не торопиться и не жертвовать сгоряча хорошим ради лучшего. Она чистосердечно улыбалась каждый раз, когда Белый Медведь с торжеством объявлял ей, что готов новый плот и что скоро — в путь! Весна была уверена, что судно придется поправлять и перестраивать еще не раз. Только, когда муж очень уж твердо и уверенно говорил о поездке, так что она начинала казаться неизбежною и близкою, Весна терялась и недоумевающе оглядывала свой дом, с которым так сжилась. А как же быть с коровами? Разве и их повезут по воде? Кроме того, у Весны было поле с ячменем и другое со льном, да целый огород с грядками гороха, тмина, лука и свеклы; что же, она и поля возьмет с собой? Что такое он говорит?

Да, Весне жаль было расстаться со многим. Она держала домашних животных, и у нее было полевое хозяйство. Вышло все это само собою. Сначала у семьи не было огня, и нужда заставляла Весну перебиваться всякими способами; потом же, когда огонь был добыт, ей и вовсе удержу не стало; чего только она ни предпринимала! Коровы были дороги ее сердцу; их она завела, когда ее очаг не был еще согрет огнем, и они спасали жизнь ей и детям; ни за что бы им не пережить тех холодных дней, не будь у нее коров.

Дикие рогатые животные стали появляться в долине после того, как Ледник начал отступать; это были стройные, легконогие похожие на оленей животные, с большими влажными глазами, и любопытные, как в первый день творения. Маленькие новорожденные телята, еще нетвердо стоящие на ногах и ковыляющие вслед за матерями, сразу овладели девически ненасытным сердцем Весны, и она, присаживаясь на корточки, простирала к ним руки и манила к себе.

Вначале животные даже не были пугливы; они начали бояться только после того, как Белый Медведь стал охотиться на них. Но и тогда коровы, по простоте своей, часто останавливались совсем близко, располагались полукругом и, повернув рогатые головы мордой к неведомому им существу, спокойно смотрели на него, пережевывая пищу. Если он подходил слишком близко, они немного отбегали и опять оборачивались, останавливались и, осев на задние ноги, смотрели своими темными, как ночь, глазами и осторожно пофыркивали влажными ноздрями. Случалось так, что некоторые из них выступали из круга, движимые непреодолимым любопытством, приближались и даже пробовали принять угрожающее положение, взбрыкивая передними ногами и весьма зловеще посапывая; только кроткие глаза совсем не соответствовали этой воинственной осанке, и скоро корова, успокоившись, склоняла голову набок, моргала дрожащими веками и поворачивала обратно.

Улучив подходящий момент, Белый Медведь метал копье, и одно из животных оставалось лежать на месте с копьем в теле, а стадо галопом пускалось прочь. Охотнее всего Белый Медведь убивал больших быков; на них охотиться было интереснее, и порою они даже волновали в нем кровь — когда сами переходили в наступление.

Теперь низменность изобиловала стадами животных; в солнечные дни с вершины холма открывались тянувшиеся на многие мили болота и луга, испещренные тенями бегущих облаков вперемежку с кучками животных. Тут бродили не одни дикие быки да коровы, но и олени, и туры, а сквозь заросли пробирались стада кабанов; на холмах в черничнике обитали медведи; у ручья лисицы ловили лапой форелей; в молодом березняке ходили стада лосей, а у карликовой сосны вдруг неожиданно появлялись крылья, и она выпускала в воздух огромного глухаря; вереск казался живым от множества птиц.

Вблизи все пространство кишело зверьем, а вдали стада сливались уже туманными полосами, уходившими за горизонт. Таким образом, в мясной пище недостатка не было и добывать ее было легко; это-то изобилие и позволяло Белому Медведю спокойно заниматься постройкой судов, способных переплыть через море.

Но Весна в первый же год попросила Белого Медведя поймать ей несколько коров, которых она хотела приручить; олени здесь не прижились, захирели, тоскуя по своей родине на Леднике, и перестали давать молоко. Просьба ее была исполнена, и в первый же день коровы послушно улеглись на привязи, жуя свою жвачку и поглядывая вокруг сытыми глазами. Они давали гораздо больше молока, чем олени, были кротки, и скоро стали лучшими друзьями детей. Весна любила их, — они были ее сокровищем, ее подругами. Она возилась с ними и вела с ними дружеские беседы; теплота их насыщенных кровью рогов передавалась ее рукам и доходила ей до сердца. От них приятно пахло травой, которую они ели, и той пищей, которой они делились с другими.

Щедрые материнские руки Весны необычайно искусно справлялись с коровьим молоком. Она приготовляла из него творожный сыр. Это сделалось само собой, — молоко держали в сычугах, и у Весны всегда был запас круглых сырных лепешек. Когда мужчины возвращались домой со своих мокрых трудов — с кораблестроения, с рыбной ловли или с плаванья по озерам, — они не знали, как и благодарить мать за ломтик сыра.