Власть и наука - Валерий Сойфер

Общественная позиция Кольцова в досоветское и советское время

Вклад Кольцова в развитие русской биологии и русской науки в целом был бы очерчен неполно, если бы осталась в тени его гуманитарная деятельность. Он сделал очень много не только для женского образования в России. Он не раз вступался за честь и достоинство многих русских ученых, несправедливо обиженных, оклеветанных, арестованных. И в советское время он не изменил своим принципам. (Сергей Сергеевич Четвериков рассказывал мне на закате его дней, что Кольцов сразу же после распространения слухов об обвинении Четверикова в аполитичном поступке, не боясь ничего, бросил все свои дела и поехал защищать его в разных инстанциях, чем, видимо, сильно помог Четверикову: суда как такового вообще не было, его заменили административной ссылкой, а ссылали Четверикова тоже необычно -- друзья пришли проводить его на вокзал с шампанским и с цветами. Правда, в самом Свердловске, где Четвериков отбывал ссылку, ему пришлось не сладко).

Кольцов ярко и много писал. Он не замыкался рамками чисто научного творчества, владел захватывающим читателей слогом, хотя никогда не опускался до красивостей, нарочитой занимательности и упрощенчества. Ему был также несвойственен стиль, подгоняемый к принятым в данную пору политиканским веяниям и "политически корректным" фразеологическим вывертам. Написанные строго, не упрощенно, но с уважением к читателю статьи Кольцова всегда обращали на себя внимание, их читали и ими зачитывались. По сей день важный вклад в распространение научных знаний играет журнал "Природа". Его издание инициировали в 1912 году зоолог и психолог В.А.Вагнер и химик Л.В.Писаржевский, пригласившие Николая Константиновича стать главным редактором "Природы" (он оставался им до 1930 года). Именно благодаря усилиям Кольцова авторами "Природы" стали Вернадский, Мечников, Павлов, Чичибабин, Лазарев, Метальников, Комаров, Тарасевич, Кулагин и другие выдающиеся русские ученые. Им же была основана в качестве приложения к "Природе" серия "Классики естествознания", в которой появились книги, посвященные жизни Павлова, Мечникова, Сеченова и многих других ученых. В 1916 г. он редактирует "Труды Биологической лаборатории", выходившие в серии "Ученые записки Московского городского народного университета им. А.Л.Шанявского", затем организовал журналы "Известия экспериментальной биологии" (1921), "Успехи экспериментальной биологии" (начали выходить в 1922 г.), "Биологический журнал" и ряд других изданий. Принимал он также участие в издании журналов и альманахов "Научное слово", "Наши достижения", "Социалистическая реконструкция и наука". Он был редактором био� Была и еще одна сторона интересов Николая Константиновича, использованная для грязных политиканских нападок на него. Кольцов еще в начале века познакомился с первыми работами по наследованию умственных способностей у человека, планировал организовать у себя в институте отдел генетики человека и стал собирать литературу и сведения по этой проблеме. В начале века вслед за британским исследователем Гальтоном -- племянником Дарвина, биологи заинтересовались проблемой изменения наследственности человека, стали изучать генетику человека, назвав это направление евгеникой. В 1920 году Кольцов был избран председателем Русского евгенического общества (оставался им до момента прекращения работы Общества в 1929 году). С 1922 года он был редактором (с 1924 -- соредактором) "Русского евгенического журнала", в котором опубликовал свою речь "Улучшение человеческой породы" (20), произнесенную 20 октября 1921 года на годичном собрании Русского евгенического общества. В этом журнале в 1926 году появилось его исследование "Родословные наших выдвиженцев" (21).

Но, конечно, наибольшее признание и в СССР и за рубежом получили классические работы Кольцова по физико-химическим процессам в клетках. В последние десятилетия ученые пришли к кольцовскому принципу цитоскелета вторично, используя новую технику -- сверхмощные электронные просвечивающие и сканирующие микроскопы и другие приборы. Россия же утеряла свой приоритет в науке в этом вопросе в значительной мере потому, что коммунисты помешали работе Кольцова, запретили ему контакты с Западом при жизни, зачеркнули его имя в своей стране после внезапной смерти. А ведь" Природа вакуума не терпит", и, разгромив русскую школу Кольцова, большевики сделали всё возможное, чтобы по соображениям идейного противостояния с кольцовскими принципами охаять достижения великого ученого в СССР и способствовать их забвения в остальном мире. Без продолжения школы Кольцова, без появления соответствующих статей в западной литературе, в которых бы авторы продолжали упоминать имя автора исходных идей, его идеи и даже его имя остались знакомыми только историкам биологии. Поэтому и не было ничего удивительного в том, что западные экспериментаторы пришли к его же заключениям много десятилетий спустя, не зная ничего о первооткрывателе важных направлений науки.

Однако вплоть до кончины Кольцов оставался настоящим лидером генетики в СССР (не надо забывать, что у него в институте и после ареста Четверикова работала прекрасная генетическая лаборатория, что под его непосредственным руководством трудились такие ученые как Б.Л.Астауров, Н.П.Дубинин, И.А.Рапопорт, Д.Д.Ромашов и другие). Благодаря этому Кольцов стал неоспоримым главой экспериментальной биологии в СССР, а это, в свою очередь, не могло остаться незамеченным теми, кто начал атаку и на генетику и на биологию в целом.

Политиканские нападки лысенкоистов на Кольцова

Независимая позиция Кольцова не только в науке, но и в общественной деятельности вызывала раздражение коммунистов. Особенно злобно наскакивали на Кольцова деятели из Общества биологов-марксистов в марте 1931 года (об этом подробно рассказано в Приложении к основному тексту книги). Резким публичным нападкам Кольцов стал подвергаться весной 1937 года. Пример подал Я.А.Яковлев, который совершенно безосновательно квалифицировал Кольцова как "фашиствующего мракобеса..., пытающегося превратить генетику в орудие реакционной политической борьбы" (22).

Одной из причин такого отношения к Кольцову стало то, что во время дискуссии по генетике и селекции в декабре 1936 года (на IV-й сессии ВАСХНИЛ) Николай Константинович вел себя непримиримо по отношению к лысенкоистам. Понимая, может быть, лучше и яснее, чем все его коллеги, к чему клонят организаторы дискуссии, он перед закрытием сессии направил президенту ВАСХНИЛ письмо, в котором, не таясь, прямо и честно заявил, что организация ТАКОЙ дискуссии, покровительство врунам и демагогам, никакой пользы ни науке, ни стране не несет. Он остановился на недопустимом положении с преподаванием генетики в вузах, особенно в агрономических и животноводческих, заявив, что "генетика не менее важна для образованного агронома, чем химия, и что нельзя Советскому Союзу отстать хотя бы в одной области на 50 лет". Он сделал вывод: "нужно, чтобы студенты начали изучать генетику, так как невежество ближайших выпусков агрономов обойдется стране в миллионы тонн хлеба" (23).

Это письмо он показал многим участникам сессии, в том числе Вавилову, видимо, призывая их присоединиться к такой оценке. Большинство, включая Вавилова, на словах присоединилось, но лишь на словах, публично все предпочли отмолчаться.

Открыто отрицательное отношение Кольцова к лысенкоизму рождало не менее открытые нападки в его адрес. Особенно яростные нападки прозвучали 1 апреля 1937 года, когда был собран актив Президиума ВАСХНИЛ. Предлогом для срочного сбора актива послужил арест ряда сотрудников Президиума и сразу нескольких руководителей институтов этой академии (Антона Кузьмича Запорожца -- директора Всесоюзного института удобрений и агропочвоведения, Владимира Владимировича Станчинского -- директора института сельскохозяйственной гибридизации и акклиматизации животных "Аскания-Нова" и других).

Первые обвинения в адрес Кольцова прозвучали на этом активе из уст Президента академии Муралова уже в самом начале заседания (24). Говоря об идеологических упущениях, Муралов заявил:

"...на этом фронте мы не сделали всех выводов, обязательных для работников с.-х. науки, выводов, вытекающих из факта капиталистического окружения СССР и необходимости максимального усиления бдительности. Ярким примером этого может служить письмо акад. Кольцова, направленное президенту Академии после дискуссии, в котором говорится, что дискуссия не принесла никакой пользы или принесла только вред" (25).

Вообще говоря, этот партийный актив был организован странно. На него пригласили людей со стороны, вроде Презента (которого привез с собой Лысенко), не имевших никакого отношения к аппарату Президиума. Один из таких гостей -- А.А.Нуринов4, разыгрывая деланное возмущение, восклицал: