Москва-Лондон - Ефим Лехерзак

Крестьяне мечтали о возврате своих земель. Ради этого они готовы были служить не только любому королю, но и самому дьяволу…

Купцы же, напротив, не хотели служить вообще никакому королю. Они хотели, чтобы короли служили им, и немалого уже добились в этом непростом деле…

Томас Грешем вел очень крупную, с размахом и фантазией, чрезвычайно тонкую, но вместе с тем необычайно азартную политическую игру.

Ему нужна была власть. Но такая, границы которой были бы размыты до невидимости. Только такая власть, полагал он, способна принести подлинное богатство, Правящее Богатство, такое, которое в конечном счете породит новую, его собственную Власть, но уже вовсе без каких-либо границ…

Однако для осуществления головокружительных планов ему следовало прежде всего научиться править правителями. Для этого сам Бог, казалось, создал сейчас в Англии все необходимые условия. Король Эдуард еще ребенок, но уже вполне созревший для сошествия в мир иной. Все ближние

и дальние придворные вместе с королевским опекуном-протектором закуплены Грешемом на корню и являются крупнейшими и постоянными его должниками. Следовательно, существующее сейчас правительство надежно находится в его руках и, естественно, смотрит на мир его глазами и, главное, из его же кармана…

Что касается принцессы Елизаветы, то она едва ли когда-нибудь забудет о том, что с самого раннего детства она могла чувствовать себя настоящей принцессой лишь во многом благодаря неизменной щедрости своего друга и почитателя ее бесчисленных талантов сэра Томаса Грешема. И она всегда относилась к Грешему с подчеркнутым вниманием, уважением и откровенной симпатией, а однажды, растроганная очередным, поистине королевским подарком Грешема, бросилась к нему на шею и прошептала:

— Ах, сэр Томас, как бы я хотела, чтобы вы были бы моим… моим…

— Другом? — решил помочь совсем еще юной принцессе Грешем. —

Но я и так ваш верный друг, дорогая принцесса!

— Да, это так… Но я совсем не это хотела сказать, сэр Томас.

— Так скажите. Я думаю, мне было бы приятно это услышать.

— Ммм… Нет… Не скажу… Разве что потом, когда-нибудь…

— И когда же, милая принцесса? Вы полагаете, у меня хватит времени

и терпения дождаться вашего ответа?

— Угу… Когда я стану такой же старой, как моя сестрица Мэри или…

— Я?

Вместо ответа веселая и шаловливая девочка-принцесса засмеялась

и убежала от него…

Этой очаровательной и пылкой принцессой, полагал Грешем, можно было управлять безбоязненно. По крайней мере, до поры, когда она станет королевой.

Принцесса Мария Тюдор…

Недавно во время очередной встречи со своим единственным советником она сказала ему с мягкой и грустной улыбкой:

— Не скрою, я давно прониклась к вам доверием и уважением, сэр Томас, чего никак не могу сказать о придворных моего брата. Вы много раз давали мне советы, и, следуя им, я неизменно поступала наилучшим образом. Поверьте, я очень благодарна вам, сэр Томас.

Но такое признание принцессы, примечательное само по себе, не давало еще никаких оснований полагать, что она находится в его власти. На-

против, Грешем усматривал в нем лишь весьма прозрачный намек на то, что принцесса и впредь намерена использовать его в качестве своего советника, но отнюдь не более того.

Принцесса Мария Тюдор была вдвое старше своего брата, короля Эдуарда, и более чем на десять лет старше своей сестры Елизаветы.

Несколько выше среднего роста, с худым продолговатым лицом, с густыми, длинными и блестящими черными волосами, убранными на голове высоким и красивым венком, она всегда была одета в черное полумонашеское платье, наглухо скрывавшее формы ее тела. Поэтому все и всегда видели только черную бесформенную фигуру с отрешенным от всего земного худым и бледным лицом и с полуприкрытыми глазами. Именно эта маска принцессы Марии Тюдор и пережила века, хотя и не была зеркально похожей на внешний облик королевы Марии Тюдор.

При дворе она появлялась только в случаях неизбежной необходимости, почти никого, кроме лиц духовных, не принимала, никогда ни к кому в гости не ездила, и ее сегодняшний визит к Томасу Грешему потряс и совершенно выбил из колеи всех больших и малых обитателей королевского дворца. Впрочем, всех лондонцев тоже…

Сам Грешем, неделю назад пригласивший принцессу нанести визит в его новый дом, был абсолютно убежден в ее насмешливом отказе. Но она вдруг весело и даже ласково, как показалось Грешему, улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:

— Скажите, сэр Томас, я не слишком удивлю вас, если дам согласие быть вашей гостьей?

— Ах, ваше высочество, вы осчастливите меня! — совершенно потрясенный таким оборотом дел, Грешем опустился перед принцессой на колено. — Это будет…

— Но вы в самом деле доставили для меня письмо его святейшества папы римского?

— Да, ваше высочество.

— Кто знает об этом?

— Его святейшество, ваше высочество и я, ваш верный и искренний друг.

— Прекрасно. Вы очень предусмотрительны, сэр Томас. Кого еще вы пригласили на свой раут?

— Мне бы очень помогли советы вашего высочества по этому поводу.

— Встаньте, пожалуйста, сэр Томас, — мягко улыбаясь, сказала Мария. — Так непривычно видеть вас коленопреклоненным… Благодарю вас… Мне кажется, мой брат и моя сестра могли бы с пониманием отнестись к вашему приглашению, если, к тому же, узнают, что его приняла я…

— О, ваше высочество! — Грешем снова пал на колено и прижал к губам край платья принцессы. — Вы одариваете меня божественной милостью!

— Ах, сэр Томас, — взволнованным полушепотом проговорила Мария, — вы сегодня слишком сентиментальны, право… И вовсе расслабилась… Встаньте, пожалуйста, прошу вас… Разве можно таким образом вести серьезный разговор?

Она смотрела на Грешема миндалевидными глазами, полными огня

и обжигающей страсти. Потрясенный, он, словно парализованный, замер, все еще опираясь на колено и упиваясь красотой и красноречием ее поразительных огненно-черных глаз…

— Немедленно встаньте! Вы слышите меня, сэр Томас?

Но это уже был обычный, резкий и весьма грубоватый голос принцессы Марии Тюдор. Она смотрела теперь на Томаса Грешема сквозь густые и пушистые черные ресницы, почти полностью спрятавшие слишком уж выразительные глаза этой загадочной женщины.

Грешем медленно поднялся. «Неужели все это мне лишь померещилось? Но готов поклясться, что в ее глазах я видел настоящую страсть! О Господи, спаси меня от неудержимого влечения к этой дивной женщине! Она… В ней кипят дьявольские страсти! Я жажду ее… Я боюсь ее… Я…»