Восхитительные женщины. Неподвластные времени - Серафима Чеботарь

Татьяна Яковлева и Кристиан Диор, 1950 г.

Татьяна Яковлева и Алекандр Либерман, 80-е гг.

В «Саксе» Татьяна проработала двадцать три года – пока в один прекрасный день мода на шляпки не прошла. Лишившись любимой работы, Татьяна всецело отдалась светской жизни: ее роскошные приемы, изысканные вечеринки и обеды собирали самый избранный круг. В доме Либерманов (они с Алексом поженились в 1942 году), обставленном белой мебелью и украшенном картинами самых знаменитых мастеров XX века – в основном подаренными авторами, – бывали художники и писатели, политики и киноактеры, Артур Миллер и Франсуаза Саган, Ив Сен-Лоран, Оскар де ля Рента и Диана фон Фюрстенберг, Генри Киссинджер и Сальвадор Дали. К этому времени Алекс Либерман не только стал арт-директором крупнейшего издательства Conde Nast, но и признанным художником и скульптором: его огромные конструкции из труб, окрашенные – по предложению Татьяны – в ярко-красный цвет, стояли во многих городах США.

Когда в 1981 году Татьяна серьезно заболела и врачи запретили ей длительные поездки, ее светская жизнь перенеслась в коннектикутское поместье Либерманов, прозванное их русскими друзьями Либерманией. В старости Татьяна все чаще возвращалась мыслями к родине, ее притягивало все русское – еда, книги, люди… Частыми гостями в Либермании стали русские: от Иосифа Бродского, которому Татьяна при первом же знакомстве предсказала Нобелевскую премию, до Андрея Вознесенского и Михаила Барышникова. До последних дней Татьяна Алексеевна поражала всех своей энергией, обаянием и силой духа.

Ее не стало 28 апреля 1991 года. После ее смерти у Алекса случился инфаркт, от которого, как думали, он не оправится. Его спасла Мелинда, работавшая медсестрой еще у Татьяны, – ко всеобщему удивлению, вскоре Алекс женился на ней. Он скончался в ноябре 1999 года, завещав развеять свой прах над Филиппинами.

Дочь Татьяны Франсин вышла замуж за художника Клива Грея и родила двух сыновей. Она стала известной писательницей – и по ее собственному признанию, на многие произведения ее вдохновила мать, загадочная и непостижимая Татьяна Яковлева…

Эди Седжвик

Королева Манхэттена

Ее история начиналась как сказка: Эдит Минтерн Седжвик родилась 20 апреля 1943 года на роскошном ранчо своих родителей, принадлежавших к самой верхушке американского общества: среди ее предков было немало прославленных юристов, политиков, предпринимателей, и даже один из тех, кто подписал Декларацию независимости. У Френсиса Минтерна Седжвика и его жены Элис Делано Де Форест было все, о чем можно только мечтать, а с тех пор, как на их ранчо нашли нефть, еще больше: для своих восьми детей Седжвики даже организовали собственную школу и больницу, растя их в роскоши и неге золотой клетки вдали от реальной жизни.

Впрочем, родители Эди, помимо земли и славных предков, передали детям еще одно наследство: расшатанную психику. И Френсис, и Элис страдали психозами – так что паре в свое время даже настоятельно советовали не обзаводиться детьми. Двое из братьев Эди сошли с ума – да и сама она не была образцом нормальности: с детства девочка демонстрировала полное отсутствие инстинкта самосохранения и прочие странности. Она обожала носиться на лошади в грозу, никогда ничего не читала (хотя, по воспоминаниям, всегда носила с собой «Историю двух городов» Диккенса), ненавидела собственное тело и в девятнадцать лет попала в психиатрическую больницу с анорексией – в то время излишняя худоба была признаком не красоты, а болезни. Находясь в нью-йоркской клинике Бельвью, она умудрилась забеременеть неизвестно от кого и сделала аборт. Так началась взрослая жизнь Эди Седжвик.

Выписавшись из клиники, Эди по настоянию родителей отправилась в Гарвардский университет. Правда, время и силы она тратила не на учебу, а на тусовки: ее проводником в мир веселой жизни стал недавний выпускник Гарварда Чак Уэйн, завзятый тусовщик и завсегдатай нью-йоркских вечеринок, про которого говорили, что его заветной мечтой было прославиться за счет какой-нибудь знаменитости. Познакомившись с Эди, Чак понял, что нашел свой золотой билет: ее странное обаяние приманивало людей, как свеча – мотыльков.

Когда Эди исполнился двадцать один год, она получила право распоряжаться наследством, которое оставила ей бабушка: кроме денежной суммы, ей отошла огромная квартира на Парк-авеню. Эди немедленно бросила Гарвард и переехала в Нью-Йорк, где пустилась во все тяжкие: тратила огромные суммы на наряды из роскошных бутиков (легкомысленно и вызывающе комбинируя их с вещами, купленными на блошином рынке или оставленными в ее квартире нетрезвыми друзьями), выпивку, наркотики и бесконечные вечеринки. А после того, как она, сидя за рулем собственного «мерседеса» не совсем в трезвом уме, попала в аварию, Эди передвигалась по городу исключительно на лимузинах с шоферами. Верный Чак был рядом: не без его участия Эди быстро превратилась в одну из самых знаменитых богемных девчонок Нью-Йорка – хотя до истинной славы было еще далеко.

В январе 1965 года на вечеринке у одного из друзей Эди познакомилась с Энди Уорхолом – художником, режиссером, иконой поп-арта и великим тусовщиком, – который был немедленно очарован Эди. Ее необычное обаяние, свежесть и оригинальность произвели на него впечатление: уже весной Эди стала завсегдатаем знаменитой Фабрики – мастерской Уорхола, которая в то же время была местом самых шумных вечеринок, притоном, очагом культурной жизни и символом современного искусства. Серебристые стены Фабрики вмещали необыкновенное число сумасшедших, гениев, фриков и просто любопытных, которые пили, творили, принимали наркотики, молились, снимали кино или просто ходили по пятам за Энди, пытаясь раскрыть секрет его таланта.

Для начала Уорхол снял Эди в своем фильме «Винил» (хотя все роли там были мужские, Энди не мог упустить случая заманить Эди в кадр), затем еще в нескольких андеграундных лентах. Хотя ее роли были маленькими, Эди трудно было не заметить. Вскоре Уорхол уже не мог без нее обходиться: он всюду таскал Эди за собой, взахлеб рассказывая о том вдохновении, которое она дарит ему. «В ней была поразительная пустота и ранимость, которые делали ее отражением интимных фантазий любого, – позже вспоминал Уорхол. – Она могла быть всем, чем захотите, – девочкой, женщиной, умной, глупой, богатой, бедной – всем, чем угодно. Она была чудесным, прекрасным чистым листом».

Вернувшись из Парижа, куда он ездил вместе с Эди и Чаком на открытие своей выставки, Уорхол заявил, что хочет сделать из Эди королеву Фабрики. Он придумал ей образ «бедной богатой девочки» (как вариант – богатой бедняжки) и задумал снять целый цикл кинофильмов с Эди в главной роли: в первом таком фильме с говорящим названием «Бедная богатая девочка» зрители могли видеть, как Эди просыпается, курит, красится, одевается и рассказывает о себе. Этот фильм, целиком снятый в квартире Эди, должен был стать частью целого цикла – «Саги о Бедной богатой девочке», но по неясным причинам сага так и осталась незаконченной. Зато Эди снялась в знаменитой «Кухне», «Девочках из Челси» и десятке других картин. Фильмы Уорхола всегда были «вещью для своих» – их почти не демонстрировали за пределами Фабрики, но критики, всегда следившие за тем, что происходит в ее серебристых стенах, заметили Эди. Очень скоро ее имя уже знал весь Нью-Йорк.