Эсхато. Бешеные - Даниил Корнаков

кладет на что-то мягкое. Он отошел от нее, откашливаясь. Затем в кромешной тьме загорелся огонек от спички, зажегший несколько масляных ламп. Теперь перед девушкой, пусть и блеклом свете открылся местный «интерьер», в виде грубо сделанного самодельного стола, полки, на которых лежали по всей видимости старые книги и прочая утварь. Матрас, один единственный, и она лежала прямо на нем. Стало быть Теодор, кем бы он не являлся, был и есть одиночка.

Саша наблюдала за ним не сводя глаз, ожидая от него любой неожиданности. Теодор стоял к ней спиной, перебирая что-то в одном из деревянных ящиков. Через несколько минут он нашел то, что хотел, подошел к Саше и протянул ей консервы с персиками.

– Вот, поешь, – сказал он, давая ей в руки закрытую банку. Саша, в недоумении смотрела на банку, первый раз в жизни видя столь необычную пищу – какие-то желтые кругляши.

Теодор заметил это, понял, что совершил глупости не открыв банку. Он достал нож, открыл банку и протянул ее Саше. Тут же по злачному подвалу запахло сладковатым запахом. Саша посмотрела внутрь, увидела этот загадочный фрукт и уже было потянула пальцы к нему, но Теодор тут же ударил по руке.

– Погоди, сейчас вилку дам.

Саша кивнула. Благо, что такое вилка она знала, у нее с отцом их было целых четыре штуки.

Теодор вручил ей вилку, и она принялась кушать нечто экзотическое в своем понимании.

– Вкусно, – сказала она.

– Да, вкусно, первые раз пять. – Теодор ухмыльнулся, и посмотрел на Сашу, ожидая ответной реакции. Но ее не последовало. —

– Местные вояки умудрились изобрести какие-то консервы, которые не портятся добрых пятьдесят лет. Их и жру уже хрен знает сколько, благо их тут достаточно.

Саша ела еду, осматривая окружение.

– Извини, что ударил тебя, – сказал Теодор. – Иногда на меня находит нехорошее. Да и иначе тебя бы я сюда не заволок.

Саша кивнула, как бы принимая извинения Теодора.

– Ты кстати спрашивала, почему я тебя «облачком» называл, да?

Значит все таки слышал подумала Саша.

Саша вновь безмолвно кивнула.

– Я тебя первый раз увидел, ты была бледной, как облачко. Вот так и назвал.

Саша проглотила один из желтых кругляшей, после чего сказала.

– Саша, меня так зовут.

– Рад знакомству, Александра, – Теодор протянул руку, и девушка пожала ее, однако быстро ее отпрянула и взялась за вилку, продолжая есть.

– Так что ты тут делаешь, Саша? Куда шла, а? – Поинтересовался Теодор.

Саша опустила взгляд. Ей не хотелось говорить о своих намерениях идти на юг, но с каждой минутой, проведенной с Теодором у нее появилось больше уверенности, что он не причинит ей вреда. Возможно она сильно ошибается, но что остается делать?

Все же он спас мне жизнь.

– Я иду на юг.

– Для чего?

Саша посмотрела в сторону, где на стене, должно быть на каком-то гвозде, за тетиву был подвешен лук.

– Чтобы начать все с самого начала.

– Вот как.

Теодор кашлянул, прижав кулак ко рту.

– Я не собираюсь причинять тебе вред, и уж тем более держать в плену. Ты вольна уйти, когда захочешь, но прежде позволь мне помочь с твоими ранами. Как только окрепнешь – можешь пойти на юг, к тому озеру, дело твое. Ты согласна на это?

Саша кивнула.

– Ты ешь, ешь, тебе нужны силы. Восстанавливаться придется месяц, если не больше.

Саша отложила пустую банку в сторону, аккуратно положила внутрь вилку.

– Спасибо вам еще раз, за то, что спасли меня.

– Будешь должна, облачко.

Теодор улыбнулся.

– А теперь, если ты не против, расскажи мне о себе.

И Саша, доедая последний загадочный фрукт в банке все же решилась рассказать незнакомцу все, что только знала.

Ее рассказ был очень и очень долгим.

32. Михаил Королев

Впервые за несколько месяцев Миша Королев почувствовал сытость в своем животе. Сытость это была настолько полной, что живот, казалось, существовал сам по себе. Овощи, рыба и мясо, что привез «этот многоуважаемый человек», были конечно не такими вкусными, что выращивала его жена в огороде за их домиком, но вполне сносными.

Все трое, он, жена и его маленький сын дожевывали остатки ужина. Миша проводил кончиком языка по зубам, пытаясь вытащить засевшие между десен кусочки пищи, пятилетний сынок и вовсе не стесняясь тянул в рот пальцы, пытаясь вытащить остатки самостоятельно, за что мать его тут же била по рукам, била, разумеется, не больно, а от чистого сердца.

– Сладкий, не делай так! Занесешь в ротик какую-нибудь инфекцию.

Миша наблюдал за довольными членами семейства, которые не знали, что такое набитые животы уже долгое время. Особенно это было заметно по его сыну. Когда он мыл мальчика, его ребра словно бы вот-вот и вылезли бы наружу, порвав тонкую кожу.

– Милый, иди спать, – сказала мать ребенку, который наелся так, что аж тяжело дышал. – Тебе нужно выспаться.

Мальчик (на удивление!) даже не возразил, как это он делал раньше постоянно. Молча встал из-за стола, поцеловал отца с матерью в щеку и пошел на кровать.

– Миш, – тон жены был взволнован. Он понял, что сейчас речь пойдет о чем-то нехорошем. Так оно и оказалось.

– Да?

Она начала не сразу, словно бы морально и психически себя подготавливая к предстоящему диалогу. Зная характер своего мужа, она уже давно привыкла ко всем его «замашкам».

– Как ты думаешь, все мы правильно сделали, что так поступили с Виктором? Ведь он скорее всего и не крал…

– Опять ты за свое? – произнес Миша громко, и посмотрев в соседнюю комнату, где его сын уже лежал на матрасе, продолжил более тише. – Мы кажется это уже обсудили сегодня.

– Да, но… Миш. Этот человек приютил нас здесь, помог строить тебе эту хижину, и…

– И не мог решить проблему нашего голода. К тому же что значит – «приютил»? Это земля принадлежала ему? А? Нет, не принадлежала. Мы могли поселиться где угодно и когда угодно независимо от его разрешения. Не стоит защищать его, Лен. Мы вчера прекрасно увидели всю правду в его подвале. Я лично видел, и я лично дал ему по башке за такое гнусное предательство по отношению к своим же людям.

Миша потянулся за кружкой, наполненной водой, и залпом осушил ее, жалея, что это не пиво. Ох, как же он мечтал о кружечке холодного темного.

– Просто, мне кажется, что можно было бы решить все иначе. Ведь мы знаем его уже не первый год, и ни разу он не делал ничего такого, что бы