Лунный зверь - Гарри Килворт

Приблизившись, лисий дух приказал О-ха встать и следовать за ним через долину.

— Что случилось? — спросила лисица. — Кто-то умер? Камио? Ты отведешь меня к нему, чтобы я призвала духов к его телу?

— Нет. Я не тот дух, что отводит живых к телам мертвых. Я провожаю мертвых в Дальний Лес. — Помолчав, он добавил: — Твой муж жив. Нашел твое тело в снегу. И проделал над ним все, что необходимо проделывать над мертвыми.

— О, — выдохнула она, поняв наконец, что произошло. — Он справил надо мной прощальные обряды?

— Да.

Вслед за духом О-ха двинулась по равнине. Вот она вступила в обитель мертвых, пронеслось у нее в голове. Сейчас она воочию увидит, каков он, Дальний Лес.

— Скажи, — осведомилась О-ха, взглянув в непроницаемые глаза своего провожатого, — а если бы никто из живых не нашел моего тела, ты бы не явился за мной?

— Тебе пришлось бы прождать несколько дольше, только и всего. Я отправился бы на поиски в бесконечные пространства между жизнью и смертью. Но в конце концов я непременно встретил бы тебя.

О-ха была поражена.

— Так, значит, все наши ритуалы и обряды на самом деле не имеют смысла? — разочарованно спросила она.

— Почему же? — возразил дух. — Они исполнены смысла для тех, кто их совершает.

— О да, — согласилась она. — Они всегда служили мне поддержкой и утешением.

Они вступили под своды Леса Трех Ветров. Все здесь было как прежде, старые звуки и запахи ожили, тропы, родники и источники заняли свои прежние места. А в дальнем конце долины, сияя в лучах солнца, виднелось сооружение из полых древесных стволов. То было настоящее чудо. Стволы разной длины и толщины образовали стену, не уступавшую в ширине долине. В каждом стволе зияло несколько дупел, все разного размера, и из этих отверстий беспрестанно вылетали ветры, могучие и слабые, холодные и теплые. Стена гудела, словно гигантская волынка.

— Обитель ветров, — пояснил лисий дух.

— О, так это Запределье, — обрадовалась О-ха. — И совсем рядом с моим родным лесом! Странно, почему же я не видела его раньше?

— Потому, что ты не хотела его видеть.

В этот момент из-за деревьев показался Гар и поспешил ей навстречу. Лисица испустила радостный крик:

— О, Гар! Я как раз хотела повидаться с тобой, а ты здесь!

— Да, я здесь, я здесь, я здесь, — пробурчал барсук.

— Но почему? — недоуменно спросила О-ха. — Почему ты среди лис?

— Я здесь, но одновременно я повсюду, — объяснил барсук. — Точно так же, как и ты. Душа не может оставаться на одном месте. О нет. Душа вездесуща. Ты скоро сама поймешь это. Но сейчас мы здесь, ты и я. И другие тоже…

Другие вышли из лесу, чтобы приветствовать О-ха, и между ними был тот, кого она так надеялась встретить.

Проделав над телом О-ха все необходимые ритуалы, убитый горем Камио вернулся в свою нору. Раньше он скептически относился к идее бессмертия души, но теперь, после того как он собственными глазами видел существо со сверкающим нимбом вокруг головы, приходилось изменить свое мнение. Но главное, Камио не мог примириться с мыслью, что никогда больше не увидит О-ха, а если душа умирает вместе с телом, вечная разлука неизбежна. Запах О-ха по-прежнему стоял в ноздрях у Камио, и лис знал — запах этот не исчезнет до конца его дней. Они с О-ха так много пережили вместе. Бессчетно зим и лет минуло с тех пор, как они повстречались. Неужели смерть одним касанием способна стереть то, что было между ними? Пусть недвижная плоть О-ха окоченела, он верит — душа ее жива и ждет встречи с ним.

Да, но где? Неужели в обители душ, которую О-ха называла Дальний Лес? Если это так, О-ха уже соединилась там с А-хо, своим покойным мужем. Наверное, ему следует ревновать, подумал Камио. Но при мысли, что в пристанище мертвых О-ха не одинока, он испытывал лишь радость. Доведись ему самому встретиться с А-хо, они скорее всего понравились бы друг другу. Это здесь, на земле, без ревности не обойтись, но там, где душа избавляется от бренной плоти, в подобных чувствах нет нужды.

В тот же день, позднее, Камио пустился вдоль по насыпи, к дочери. Он не стал заходить в нору, чтобы домочадцы Миц не вообразили, что он претендует на их владения. Остановившись у входа, Камио окликнул дочь.

Миц высунулась из норы.

— Камио? — удивилась она. — Что случилось?

— Я думаю, тебе следует знать — твоя мать умерла.

Некоторое время Миц молчала, потупившись.

— Возвращайся быстрее домой, Камио, — произнесла она наконец. — Не стой на снегу. День сегодня морозный.

— Я не заметил, — сказал Камио. — Должно быть, ты права.

Он повернулся, чтобы уйти, когда Миц окликнула его:

— Отец!

Камио вздрогнул. Лисы обычно обращаются к родителям по имени, и Миц звала его так с тех пор, как была совсем крошкой.

— Да?

— Знай, ты не одинок. Я разделяю твою печаль. Мне будет не хватать О-ха. Но она ушла туда, где ей хорошо.

— Надеюсь, — откликнулся Камио. — Я все время твержу себе об этом.

Он поспешил расстаться с дочерью. Она слишком походила на мать, и ему больно было глядеть на нее. Чем же он будет теперь заполнять бесконечные пустые дни, думал он, двигаясь вдоль насыпи по направлению к дому. Он поднял взор к белому зимнему небу, но не нашел ответа среди растрепанных облаков.

Добравшись до норы — их с О-ха норы, — он с удивлением увидел, какая она большая и пустая. Когда О-ха была жива, стоило одному шевельнуться, и он касался другого. Теперь каждый звук эхом разносился в гулкой тишине. Ему необходимо оставить эту нору и подыскать себе новую, решил Камио. Поменьше, чтобы хватало места лишь для него одного и для воспоминаний.

Миц сказала, что разделяет его печаль. И все же она ошибалась. Его печаль не мог разделить никто. Конечно, Миц горевала о матери, однако и без О-ха жизнь будет идти для нее своим чередом.

Но для Камио со смертью О-ха время остановилось.

Примечания

1

Это верно, да! (нем.)

2

От лат. «mustela» — семейство куньих.