Кодекс Люцифера - Рихард Дюбель

– К… к… как?

– Как мы ее выманим? – Павел указал на тощую фигуру плетущуюся вдоль домов деревушки, исчезающую между крышами и снова показывающуюся на тропе, ведущей от домов к кромке леса и дальше, вдоль нее, пока не приведет к другой деревушке или не сольется с трактом. – Он нам поможет.

– Ну, если это так важно… – протянул юноша. Он грыз травинку и, наморщив лоб, разглядывал двух монахов.

– Это очень важно, – подтвердил Павел.

– Ну ладно, – согласился парень. – Но вы что-то напутали, это я вам точно говорю.

– Серьезно?

– Ага. Мама родилась здесь. Вовсе она не приходила сюда. Она всегда здесь жила.

– Хм, – задумался Павел. – А нам сказали, что речь идет именно о твоей матери.

– Не-не, точно не она.

– Мы преодолели такое расстояние – и все зря. Бог посылает нам испытание, брат Петр, ты слышал?

Бука, сначала не понявший, что Павел обращается к немке, и пребывавший в задумчивости, подпрыгнул от неожиданности и кивнул с важным видом. Юноша разглядывал его, как разглядывал бы медведя, ведомого бродячим артистом за кольцо в носу.

– Может, вам нужна старая Катька?

Павел не отреагировал. Брат Томаш ни разу не называл им имен двух человек, получивших задание обеспечить безопасность ребенка, которого он должен был убить по приказу приора Мартина. Слуга в результате проболтался – правда, после целых двух часов, в течение которых телосложение и физическая сила Буки были использованы таким не характерным для него образом. Катерина… Катька…

– А я думал, что твою мать зовут Катериной. – Павел решил идти до конца и отгадать загадку.

– Не-е! – засмеялся юноша. – Мою мать зовут… – он задумчиво почесал в затылке, стараясь выудить из памяти редко слышимое имя, – Барбара.

– Мы благодарны тебе за то, что ты разъяснил нам нашу ошибку, сын мой.

– Чего?

– И мы видим, что ты умный парнишка.

Бука широко улыбнулся и кивнул. Юноша недоверчиво уставился на него, а затем снова повернулся к Павлу.

– Вот что, – продолжал тот. – Мы не хотим поднимать шум и переворачивать твой мирный дом вверх дном. Но у нас очень важное сообщение для Катьки. И я считаю, что ты, как никто другой, подходишь для того, чтобы передать его ей.

– Но я должен…

– Разумеется, ты должен. И благодать Божья пребудет с тобой, если ты уделишь крошечную часть своего времени двум смиренным слугам Божьим.

– Правда?

Вынужденный обман причинял Павлу почти физическую боль. В этом тощем, слишком маленьком для своего возраста, жилистом коротышке с грязными босыми ногами и спутанными волосами он видел себя самого. Именно так он и выглядел, когда отправился в путь, который привел его в конце концов к воротам монастыря в Браунау. Он тоже был родом из крошечной деревушки. Единственная разница между ними состояла в том, что Павел в отличие от этого подростка обладал сообразительностью, а потому поспешил бы оказать услугу двум монахам; все его старания были направлены на то, чтобы хоть раз получить возможность поносить рясу в знак смирения, скромности и рвения пред лицом Господа.

– Правда.

– Но мне срочно надо…

– И благодать Божья пребудет с тобой.

Юноша уставился на него.

– А как насчет моей сестренки? – наконец спросил он.

Павел смутился. Юноша ткнул пальцем себе за спину.

– Моя сестренка. Она вот такого роста. – Он опустил ладонь так низко, что можно было подумать: речь идет о собачонке. – Ей всего пара дней. Отец говорит, она долго не протянет. Но мне жаль ее. Может, вы попросите Господа, чтобы Он немного присмотрел за ней? Я сейчас сбегаю узнаю, что вам нужно.

– Мы помолимся за нее, – согласился Павел и почувствовал себя чудовищем.

Это чудовище уловило, что необходимо сделать, и растянуло губы Павла в улыбке, от которой даже камень расплавился бы.

Юноша тут же улыбнулся в ответ.

– И что я должен сказать?

– У нас для нее сообщение. От одного молодого человека. Из Праги.

– Из Праги! – восхищенно выдохнул юноша.

– Ему приснились пеленки, в которые он был завернут младенцем. Ему приснилась женщина, которая несла его куда-то. Он хотел бы поблагодарить ее за то, что она спасшему жизнь.

– У старой Катьки есть сын?

– Нет. Это очень долгая история.

Юноша посмотрел на него с явным желанием немедленно услышать эту долгую историю.

– Если ты передашь это старой Катьке, мы сможем сразу же помолиться за твою сестренку.

– Ага! – понял ситуацию юноша и круто развернулся на месте.

– Секунду. Разве ты знаешь, что должен сказать?

Юноша повторил слова Павла с точностью человека, чье воображение слишком незначительно развито для того, чтобы вносить хоть какие-то изменения в предложенный текст.

– Хорошо. Скажи, что мы будем ждать ее в старом козлятнике у кромки леса. Она поймет, почему об этом может услышать далеко не каждый.

– Почему?

– Теперь мы хотим помолиться за твою сестру.

– Точно!

Юноша развернулся и побежал назад к зданиям. Павел тут же перестал обращать на него внимание.

– Давай, поторопись, – прошипел он Буке. – Она не должна нас заметить до того, как зайдет в козлятник. Иначе, увидев наши рясы, она тут же даст деру.

– Что в… что в… в-в-в… нихп-п-плохого? – с трудом произнес Бука.

– Ничего! – Павел махнул рукой и выдавил из себя улыбку. Бука пожал плечами и улыбнулся в ответ. Павел схватил его за руку. – Поторопись же!

Когда Катька наконец появилась – это произошло гораздо позже, чем рассчитывал Павел, – она почти бежала. У Павла было достаточно времени для того, чтобы осмотреться в маленьком, резко пахнущем козлятнике и найти место, где Бука смог если не укрыться, то по крайней мере не бросаться в глаза. Из-за сильной запущенности козлятник казался меньше чем был на самом деле. Он должен был вмещать всех коз и овец селения, а, судя по запаху, иногда давал приют двум-трем свиньям. В специально отведенном для них загоне копошились куры и поглядывали на вновь прибывших с недоверием, по мнению Павла, вполне заслуженным. Пока Бука сидел в тени копны сена и с надеждой поглядывал на кур, прикидывая, не проглядели ли сборщики сегодня утром хоть одно яйцо, Павлу не оставалось ничего иного, как сидеть сложа руки и ждать. Он нервно ходил из угла в угол и каждые несколько секунд осторожно выглядывал наружу. Сквозь редкую крышу в сарай проникали солнечные лучи, подсвечивали пляшущую пыль и образовывали столбы света, в которых беспокойно, как тень, сновал Павел, становясь незаметным, когда попадал в полумрак между ними. Ему самому казалось, что он совершает путешествие между небом и пеклом, и в мелькающем свете в его памяти всплыли воспоминания о таком же длительном путешествии, приведшем его в конце концов сюда, в этот сарай, с целями, представавшими перед ним в более мрачном цвете, потому что он знал их истинную причину. То путешествие привело его сначала к монастырским воротам в Браунау.