Медные монеты на алтарь предков - Mu Su Li

сил. Когда он не двигался, все было хорошо, но теперь, когда он…

Раздался звук, и вся рука Сюэ Сяня отделилась от его руки и упала на пол.

— Послушайте, у меня тоже чума, — сказал Сюэ Сянь. — Моя рука уже сгнила. Я наполовину парализован, поэтому я не могу ходить, и я замедлял всю мою группу. Если вы заставите нас вернуться сейчас, к тому времени, когда мы сможем добраться до в следующего города и пусть меня вылечит доктор, я бы, наверное, уже распылил свою гниль по всему его телу.

Его кость была видна из сломанного запястья, и он использовал ее, чтобы указать на Сюань Миня, почти размазав свою кровь по всему лицу монаха.

Сюань Минь закрыл глаза.

Он боялся, что если заставит глазные яблоки смотреть на этот беспорядок хоть на секунду дольше, то бросит надоедливого зверя на землю.

Сюэ Сянь одарил охранников ослепительной улыбкой.

— Разве вы не должны впустить меня сейчас, чтобы я мог обратиться к врачу? — сладко спросил он, а затем издал фальшиво-серьезный голос:

— Отвечай. Перестань стоять, если будешь стоять, то тоже начнешь гнить.

Охранник задрожал и отошел с их пути.

— Большое спасибо, — мягко сказал Сюань Минь. Он начал делать большие шаги к городу, и когда он это сделал, охранники перед ним автоматически разделились на два ряда, чтобы освободить для него место. А затем поспешили прижаться к городской стене, как если бы они подошли к нему, даже немного, они покончили бы так же, как рука Сюэ Сяня.

Охранники смотрели, как группа уходит, и продолжали стоять, ошеломленные. Наконец, один из охранников случайно взглянул вниз, когда внезапно закричал:

— Смотри!

Когда другие повернулись, они увидели, что охранник указывает на то место, где упала рука Сюэ Сяня.

— Рука только что… рука исчезла…

Действительно, руки больше не было, и вместо нее лежала заброшенная ветка белой сливы.

Потрясенные, охранники бросились в погоню за группой, но обнаружили, что они тоже бесследно исчезли.

Они подумали сообщить об инциденте своему начальнику, но заметили, что охранник Ли все еще стоит там. Они крикнули ему:

— Брат Ли! Брат Ли! Двигайся! Иди поищи доктора! А если в клинике много людей, то иди в аптеку семьи Фан, чтобы получить лекарства. Было так много людей, которые заказывали лекарства у Фана, что он теперь знает рецепт наизусть! Мы накроем твою смену. Торопись, хорошо?

— Да, — наконец сумел сказать стражник с квадратным лицом. Он прислонился мечом к городской стене и поплелся в город, направляясь к клинике на западе.

В восточном переулке, на другом конце города, Сюань Минь и остальные направлялись к сестре Цзян Шинина. Каменный Чжан все время поворачивал голову, чтобы оглянуться назад, боясь, что стража скоро их догонит.

— Перестань утомлять себе шею. Никто не придет, — сказал Сюэ Сянь. Он смог бы услышать, приближается ли кто-нибудь.

— Ты что параноик?

"Как ты мог такое сказать?" Подумала остальная часть группы.

В каждом городе, который они посетили, зверю приходилось делать что-то безумное на публике, как будто, если он этого не сделает, они бы явились зря.

Цзян Шинин был в Аньцине раньше — всего несколько раз, но достаточно, чтобы ознакомиться с маршрутом. Очень скоро они подошли к дверям.

Двери были очень маленькими и не походили на входные двери комплекса. Но у этой аллейной двери по обе стороны от нее стояли две круглые каменные скульптуры и к ней вели каменные ступени.

— Парадная дверь в аптеку. Поскольку они очень заняты, члены семьи обычно используют черный вход, который ведет в дом и задний двор, — объяснил Цзян Шинин.

— Лысый осел, опусти меня.

Увидев, что Цзян Шинин постучал в дверь, Сюэ Сянь велел Сюань Миню поставить его на вершину одной из статуй.

Он поднял гангренозное запястье и начал отращивать руку.

— Пожалуйста, — сказал он Сюань Миню, — Не мог бы ты сотворить заклинание, чтобы очистить мою одежду? У меня раньше была кровь на рукаве.

Цзян Шинин, Каменный Чжан и даже Лу Няньци, которые игнорировали обеих, с отвращением отводили глаза.

Сюань Минь взглянул на запястье Сюэ Сяня, затем быстро отвернулся — вероятно, это был крайний предел, который мог выдержать его взгляд. Его охватил ужас, и он не двинулся, чтобы нарисовать очищающий талисман для Сюэ Сяня, вероятно, сомневаясь, что даже талисман не сможет очистить всю эту кровь и мертвую плоть. Вместо этого, все еще с ледяным выражением лица, он поднял палец и провел им по рукаву Сюэ Сяня, а затем потянулся за него.

Как будто его порезали ножом, эта часть рукава отвалилась.

Затем, держа этот покрытый кровью кусок ткани, Сюань Минь зажег спичку и все это сжег.

Сюэ Сянь ахнул. Он, вероятно, никогда не ожидал, что кто-нибудь посмеет порвать его одежду или что первым, кто сделает это, станет лысый осел. Он в шоке уставился на свое предплечье, где теперь была только половина рукава. Затем он снова посмотрел вниз и схватил нижнюю часть мантии Сюань Миня, яростно потирая ее новой рукой. Затем он снова поднял к себе часть мантии Сюань Миня и сказал:

— Сожги и это тоже. Если у меня должны быть голые руки, тогда ты должен иметь голые ноги. Это единственное, что сейчас успокоит мой гнев.

Цзян Шинин с жалостью взглянул на Сюань Миня. Он собирался что-то сказать, когда узкая дверь наконец открылась изнутри, и девочка лет десяти спросила:

— Кто это? — При этом высунув голову.

Знакомое лицо!

Увидев, что он знает девочку, Цзян Шинин улыбнулся и отсалютовал ей.

— О, это Син…Прежде чем он смог продолжить, девушка закричала и снова захлопнула дверь.

Глава 46: Доброта (I)

Цзян Шинин какое-то время в шоке смотрел на захлопнувшуюся дверь, а затем внезапно понял, что произошло.

Как ему пришло в голову, его лицо стало сложным: было некоторое разочарование, но был и немного более грустный смех.

Увидев выражение лица Цзян Шинина, Сюэ Сянь указал на Старого Чжана и сказал:

— Старик, разве ты не боялся призраков раньше? Теперь, когда ты увидел такого идиотского призрака, ты все еще боишься? Дрожь, которую ты делал, была довольно неприятной?

Старик…

Старый Чжан коснулся своего лица и мрачно подумал:

" Может, я уже не молод, но и не стар. Я могу ходить, я могу бегать, я могу носить вещи. Разве «старик» не многовато?"

Но он не посмел протестовать, чтобы не разозлить зверя.

Цзян Шинин только что почувствовал себя немного лучше, но насмешка Сюэ Сяня снова омрачила его лицо.