Чернокнижник - Андрей Смирнов

Уилар подошел к двери и уже с порога обернулся.

— Делай что хочешь, но есть две вещи, которые ты ни в коем случае делать не должна. Во-первых, ты не должна подходить к юго-западным воротам и уж тем более — открывать их. Это самое главное.

— Я и не собираюсь…

— Не перебивай меня. Во-вторых, ты ни в коем случае не должна спать. Понятно?

Эльга кивнула. Смысл второго требования был так же ясен, как темен смысл первого. После того как Уилар сообщил, что Похититель Имен прогрызает дыры в снах, как какая-то крыса или червяк, она вообще усомнилась в том, что сможет теперь когда-нибудь спокойно заснуть.

Уилар вышел из комнаты. Эльга стояла у двери до тех пор, пока его шаги не растаяли в конце коридора. Она закрыла дверь и села на кровать. Она не хотела оставаться одна, хотела, чтобы Уилар вернулся уже сейчас, и они уехали наконец из этого проклятого замка, но выбора у нее не было. Ей оставалось только ждать.

Она сидела на кровати, стараясь ни о чем не задумываться и ничего не вспоминать — кошмар, который пришлось ей пережить, людоедский обед, бой с Шабрезами, превращение, происходившее с ними после смерти, — все это было еще слишком живо в ее памяти. Она замерла — и внутренне, и внешне; она просто ждала, когда все это закончится.

Спустя несколько часов ей потребовалось выйти до ветра. В коридорах замка она наткнулась на нескольких слуг — они валялись на полу то там, то тут и начинали вяло шевелиться при ее приближении. Эльга старалась обходить их как можно дальше. Нескольких упырей, лежавших у ворот конюшни, уже начало заносить снегом — они пытались добраться до лошадей, но так и не сумели преодолеть границы охранного круга, созданного Уиларом. Эльга принесла лошадям воды, покормила их, даже поговорила с ними. Лошади стояли тихо и жевали овес медленно, будто с усилием. Они по-прежнему пребывали в каком-то колдовском оцепенении, и Эльга не знала, как их расшевелить.

Она вернулась в свою комнату, задвинула засов, легла на кровать и уж совсем было собралась лечь спать — делать все равно было нечего, — как вдруг, вспомнив наказ Уилара, подскочила на кровати как ужаленная. Встала и принялась ходить по комнате. Остановилась, рассматривая подсвечник, который дали им Шабрезы еще вчера ночью — единственный источник освещения в комнате. Пламя было бледным, призрачным и совсем холодным. Свечи горели вот уже почти сутки, но за это время уменьшились едва ли на четверть.

Когда ей надоело ходить по комнате, снова села на кровать. Ни в коем случае не спать! Эльга стала копаться в собственной памяти, пытаясь найти какое-нибудь доброе и теплое воспоминание, которое могло бы согреть ее этой длинной холодной ночью. О последних месяцах она старалась не думать. Она пыталась вызвать в памяти сад матушки Марго, ее родной дом, лицо Эда, которого она когда-то любила (или думала, что любит) — но все расплывалось, уходило куда-то, обесцвечивалось и исчезало. Она поняла, что совершенно пуста внутри, в ней как будто прогрызли дыру, через которую ушло все хорошее, что она знала и помнила. Ей нужно было поспать, чтобы забыться и восстановить силы; тогда, может быть, мир снова обретет хоть какой-то смысл. Но спать было нельзя, можно было только сидеть и ждать. А ночь между тем еще только начиналась.

…Она встала, открыла дверь, миновала анфиладу пустующих комнат, спустилась вниз, пересекла двор и отодвинула засов на воротах. Распахнула калитку. Холодный ветер бросил ей в лицо ледяное крошево. Она чувствовала, что сделала что-то очень важное, но никак не могла вспомнить — что, как не помнила и имен тех существ или сил, которым только что открыла путь в замок. Эльга стояла на пороге, тщетно пытаясь вспомнить то, что забыла. Она уже почти, почти вспомнила, когда…

…проснулась. Ужас сжал ее нутро стальными клещами. Сколько времени она провела в забытьи — минуту, час или больше? Может быть, она покинула мир яви совсем ненадолго и Похититель Имен не успел прогрызть дыру в ее сне? Потом она вспомнила содержание сна, и ей стало совсем дурно. Спотыкаясь, она бросилась к двери. Побежала по коридору, не обращая внимания на неподвижных упырей.

Луны не было, но небо прояснилось, и звезды сияли пронзительным, холодным светом. Спустившись с лестницы, Эльга увидела в темной громаде ворот прямоугольник двери, за которым можно было различить мост, засыпанный снегом. Понимая, что произошло что-то непоправимое, она перебежала через двор и закрыла калитку — но тягостное, безнадежное чувство, поселившееся в ней, еще больше усилилось после этого поступка. Она поняла, что впустила в дом что-то неосязаемое, но вместе с тем — нечто вполне реальное; оно было настолько же подлинным, насколько подлинны наши желания: она вспомнила, как Уилар утверждал, что воля и желания первичны, а мира вещей нет; вспомнила, как Марта Весфельж говорила, что не люди создают желания, а желания входят в людей — так же, как хозяйка нанизывает на нитку вяленую рыбу. Она нарушила — пусть и не по своей воле, Похититель Имен каким-то образом сумел обмануть ее — оба запрета, оставленные Уиларом. Она бросилась прочь от ворот, обратно в замок.

Взлетев по лестнице, она застыла на месте. В первую секунду она не поверила своим глазам. Затем — едва не обезумела от радости: в нескольких шагах от нее стоял Уилар Бергон. «Он вернулся! — подумала Эльга. Уилар вернулся, и теперь все будет в порядке».

— Прости, — произнес Уилар, смущенно улыбнувшись. — Прости, я забыл… как тебя зовут?

Эльга отшатнулась. Мир рухнул, раскололся на части. Кошмар продолжался. Уилар мог забыть все, что угодно, но он никогда, никогда не заговорил бы таким смущенным тоном, никогда не попросил бы прощения. Это было слишком по-человечески. А чернокнижник был совсем не таким.

— Вы… — заикаясь, произнесла Эльга. — Вы не он!.. Он не…

Все еще улыбаясь какой-то заискивающей, омерзительной улыбочкой, Уилар направился к ней. Эльга развернулась, чтобы бежать. За ее спиной должны были начинаться ступеньки, но ступенек не было, а был открытый балкон, на краю которого она стояла. Она едва сумела сохранить равновесие, отчаянно замахала руками и в конце концов отступила от края. Коридор, в который вела лестница, тоже преобразился — теперь перед Эльгой была ярко освещенная столовая. Небрежно раскинувшись в ближайшем кресле, сидел Уилар Бергон… вернее, сидело то существо, которое приняла его обличье.

— Ну что же ты, деточка, — он (оно) осуждающе покачал (покачало) головой. — Неужели ты не узнаешь своего старого доброго дядюшку? У дядюшки склероз, напомни-ка ему, — тут в голосе проскользнули требовательные, хотя и ласковые нотки, — как же тебя зовут?