Сады луны (перевод И. Иванова) - Стивен Эриксон

— Да, наверное, из-за юношеской прыти. Но ты так не ответил на мой вопрос. Что ты пишешь?

— А-а, — протянул Мамот.

Бросив взгляд на стол, он увидел свою крылатую проказницу пьющей чернила из открытой чернильницы.

— Все эти годы я пишу историю Даруджистана. Недавно начал пятый том. Он открывается правлением Эктальма, предпоследнего из тиранов.

— Кого-кого? — заморгал Крокус.

Улыбаясь, Мамот отхлебнул чай.

— Этот правитель захватил Летасту. Затем правила его дочь Санденая. Ее правление повлекло за собой Возмущение времен, которым и кончилась эпоха тиранов. — Хорошо, что кончилась. — Если ты серьезно намерен учиться, Крокус, изучение истории Даруджистана тебе придется начать не с пятого тома, а с самого начала.

Племянник кивнул.

— Как же! Своим рождением Даруджистан обязан слухам.

Испив чернил, Моби закашлялась и жалобно запищала. Мамот сердито зыркнул на нее, потом вновь повернулся к племяннику.

— Да, мальчик мой. Своим рождением Даруджистан обязан слухам. Кстати, когда ты слышал эту фразу? И от кого?

— Слышал на днях, — беспечно ответил Крокус. — Вот от кого — хоть убей не припомню.

Он прекрасно помнил, кто ее произнес. То был ассасин Раллик Ном.

— А ты знаешь ее смысл?

Крокус замотал головой. Мамот откинулся на спинку стула.

— Ты пей чай, а я буду рассказывать… В незапамятные времена, отстоящие от нас на тысячелетия, три расы боролись между собой за владычество над миром. Они были похожи на людей, но не являлись людьми в нашем понимании этого слова. Первыми из борьбы вышли форкрулии, или, как их еще называют, круссалии. Причиной была вовсе не их слабость. Им просто… наскучило биться за господство. Зато двое других рас продолжали ожесточенно сражаться. И вот одна из рас оказалась побежденной. Причиной их поражения стала разобщенность: племена воевали не столько против общего врага, сколько друг с другом. Эту расу называли джагатами, а позже джагами или шурлями. Кстати, джагаты полностью не исчезли с лица земли. Говорят, остатки их расы сохранились до наших дней, но, к счастью, не на нашем континенте.

Зажав в обеих руках чашку, старик сделал еще несколько глотков.

— А теперь о слухах, породивших Даруджистан… У кочевников, живущих на Гадробийских холмах, была легенда. Они верили, будто где-то среди холмов похоронен один могущественный джагат. Забыл тебе сказать: джагаты обладали громадной магической силой. Они создали тайные магические Пути; ониумели наделять этой силой разные предметы… Со временем гадробийская легенда распространилась по всему Генабакису. Ее знали на севере и юге, знали на востоке и западе, где некогда существовали государства, от которых нынче не осталось даже праха. И к холмам потянулись желающие найти курган джагата. Сначала их было немного, но потом люди двинулись туда целыми толпами. Вожди и шаманы, жаждавшие власти, вели туда свои племена. На холмах не осталось ни одного нетронутого уголка; все склоны были изборождены вдоль и поперек… Вот так, из шатров и лачуг, населенных тысячами страждущих найти курган, возник наш Даруджистан.

— Но хоть кто-то нашел курган джагата? — спросил Крокус.

— Нет. Постепенно забылась и легенда. Сейчас о ней знают лишь немногие, но у них хватает здравого смысла не возобновлять поиски.

— Почему?

Мамот сдвинул брови.

— Наследие джагатов почти никогда не попадало в руки людей. Я сказал «почти». Было несколько случаев, и все они повлекли за собой ужасные беды.

Старик продолжал хмуриться.

— Урок понятен каждому, кто желает его усвоить.

Крокус молча размышлял над услышанным.

— Так, значит, дядя, круссалии исчезли, джагов разбили. А куда же подевалась третья раса? Те, кто победил? Почему вместо них сейчас существуем мы?

Мамот приготовился ответить племяннику, но так и не раскрыл рта. Крокуса это удивило: какую же тайну не решился раскрыть ему дядя?

Старик залпом допил чай и поставил чашку на столик.

— Никто толком не знает ни что сталось с ними, ни как они превратились в тех, кем являются ныне. Эта раса существует. Их видели все, кто видел армию малазанцев. Возможно, ты даже слышал, как их называют. Это тлан-имасы.

Расталкивая локтями мешавших ей прохожих, Печаль шла вслед за толстяком. Хотя он и спешил, скороходом он не был. Слежка за ним могла бы стать приятной прогулкой, если бы не ураган, бушевавший в голове новобранки. И подняло этот ураган одно-единственное слово, произнесенное сержантом Бурдюком.

Ясновидец.

Что-то черное, таившееся у нее в мозгу, вдруг пробудилось и теперь отчаянно воевало с окружающим миром. Но сила, вначале подавившая ее своим всемогуществом, постепенно сдавала позиции и отступала. Печали вдруг почудилось, будто она слышит тихий детский плач.

— Я — Котиллион, — прошептала Печаль. — Я — покровитель ассасинов. Меня называют Веревкою Тени.

Детский плач почти затих.

— Ясновидец мертв.

«Какой ясновидец?» — спросила другая часть разума новобранки, отстраненно следившая за происходящим.

— Я — внутри тебя и в то же время очень далеко. Я нахожусь рядом с Повелителем Теней, чье имя Амманас. Здесь же я являюсь десницей смерти.

Печаль улыбнулась и кивнула. К ней вернулось прежнее самообладание. То непонятное, что вырвалось было наружу, ушло в глубины. И снова Печаль ощутила себя идеальным ассасином, неподвластным гневу, страху и слезам.

Она глубоко вздохнула и сосредоточилась на выполнении приказа. Толстяк был опасен. Чем именно — предстояло выяснить, но всякий раз, вылавливая его глазами, Печаль настораживалась. Опасен. А тот, кто опасен, должен умереть.

Рынок на Соляной улице, что в прибрежной части города, бурлил, переполненный горожанами и приезжими. Полуденная жара лишь усугубляла букет разнообразнейших запахов (увы, далеких от благовонных ароматов), пропитавших окрестные улицы и переулки. Уставшие, потные торговцы переругивались с соперниками, выкрикивая проклятия через головы покупателей. В разных уголках рынка то и дело вспыхивали потасовки, но дерущихся по большей части успевали разнять еще до появления сердитых, очумевших от жары караульных городской стражи.

Восседая на травяных подстилках, местные ривийцы гнусавыми, монотонными голосами расхваливали нежнейшую конину. Неподалеку под навесами расположились гадробийские пастухи, окруженные блеющими овцами и мекающими козами. Кроме скота они продавали прямо с повозок свои знаменитые сыры и глиняные кувшины с хмельным напитком из кислого молока. Даруджистанские рыбаки носили шесты, увешанные копченой рыбой. За ними увивались полчища мух. Катлинские ткачи облюбовали себе уголок потише, где и расселись, загородившись рулонами ярких тканей. Гредфаланские крестьяне бойко торговали свежими горьковатыми фруктами и сладкими клубнями. Равнодушные к толпам, двигались телеги торговцев дровами. На вязанках, обозревая шумный и пестрый мир, сидели их дети. Все эти мирские заботы и радости не волновали приверженцев Тысячи сект Дрека. Облаченные в темные одежды, мужчины и женщины восхваляли достоинство своей секты. Над головой они держали флажки с вышитыми или нарисованными символами их сект.