Восстание на Боспоре - Виталий Полупуднев

– Он, он! – вскричал радостно грек. – Протри глаза, князь! Свобода и счастье – все наше! Бери меч, руби головы врагам твоим!.. Пойдем, тебя ждет чаша такого вина, каким, я думаю, Диофант не поил тебя. Прости, что сразу не узнал тебя. Зазнался я, клянусь родосским маяком, зазнался. Забыл, что сам ходил вот в таком же наряде и с такой же прической.

Пифодор был полон воодушевления и яркого солнечного веселья. Среди гребцов он выглядел сказочным героем Орфеем, попавшим в преисподнюю. Или легендарным Энеем в царстве Персефоны. Красивый, черноглазый, одетый как богатый человек, Пифодор казался воплощением самодовольства и уверенности в личном успехе.

– А ну-ка, ты, мастер бича, – обратился он к надсмотрщику, – давай ключи, отмыкай цепи князя! Да пошевеливайся! Думаю, ты не медлил, когда бичом замахивался!.. Прости, князь, заболтался я от радости.

Гребцы в крайнем изумлении толпились вокруг, и каждый с каким-то совсем новым чувством и любопытством старался взглянуть на давно известного им раба Сколота. Они будто впервые увидели его.

– Князя благодарите! – обратился Пифодор к гребцам. – Ради него я рискнул проникнуть в эту проклятую гавань… А чем это так нехорошо воняет?

– Спасибо, спасибо! – в один голос заговорили гребцы.

– Спасибо! – с некоторым усилием отозвался Фарзой. – Теперь я должник твой. Рад свободе, но предпочел бы завоевать ее сам… А воняет – моя безрукавка.

Все, в том числе и Пифодор, расступились, дали пройти князю. Тот поспешно поднялся на палубу. Он шел склонив голову, как бы объятый смущением. Ему было стыдно, что он, большой скифский князь, оказался среди гребцов и освобожден пиратами из милости. Что-то унизительное чувствовал он в том и другом. Лучше было бы остаться неизвестным, умереть за веслом, как и полагается рабу, чем получить из чужих рук свободу, запятнанную невольничеством, несмываемым позором.

– Пора уходить в море, – подсказал рулевой, которому грек доверял больше, чем другим.

– В море? – словно оторвался от внезапного раздумья Пифодор.

– Да, в море, а то нас окружат, как только на берегу станет известным, что мы совершили.

– В море?.. – Пифодор ожил, встряхнулся. – Нет, братцы, в море рано! Надо воспользоваться этой суматохой и пограбить город Спартокидов! Как же мы уйдем в море, не добыв кафтаны для наших освобожденных? Не могу же я оставить князя в вонючей безрукавке!

Это понравилось. Началась суета. На воду спускали легкие камары, прыгали в них, передавали из рук в руки оружие. «Евпатория» оставалась на веслах. На «Арголиде» хозяйничала половина таврских гребцов под главенством Агамара. Пифодор предложил Фарзою отдохнуть в своей каюте, пока они вернутся с добычей, но князь решительно отмахнулся и спрыгнул в лодку.

– Там, – указал он на город, – идет сражение! Не ошибусь, если скажу, что Диофант наверняка окружен и дело его плохо! Я хочу быть среди тех, кто дерется с понтийцами! И вернусь на корабль с головой Диофанта!

– Будь нашим предводителем! – поднял руку Пифодор. – Эй, все, кто есть, теперь мы подчиняемся князю Фарзою! Лучшему мечнику Скифии! Пошарпаем боспорские подвалы! Прольем кровь богатых и знатных!

Князь и пират сидели рядом в лодке. Пифодор поглядывал искоса на задумчивого Фарзоя. Тот думал, что, окунувшись в огненное море ночного восстания и разыскав Диофанта, смоет кровью ненавистного понтийца скверну невольничества или погибнет в бою. Гордость и самолюбие его были непомерно велики, чувство пережитого позора мучило его, как долгая жажда, которую трудно утолить. Он жаждал крови.

– Прости, князь, – вполголоса оправдывался Пифодор, – если я что сказал невпопад. Уж очень обрадовался, увидев тебя. Как будто сам вырвался из ошейника.

– Напрасно ты выдал меня, назвал по имени. Опорочил имя сколотского князя, родича царского. В этом наряде – я только Сколот. А князем опять буду, когда сяду на коня и проскачу по Пантикапею с отрубленной головой Диофанта на острие меча!

– Ай-ай! Не сообразил. Прости еще раз. Недодумал я этого. Только – какая печаль тебе от того, узнали тебя остальные гребцы или нет? Ты здесь – хозяин! Прикажи молчать – и каждому, кто разинет рот, мы вырвем язык и выпустим кишки!.. Я тоже был рабом. Рабство делает человека несчастным, но не отнимает у него души и сердца. Аполлон и то был рабом. Даже пас стада.

– Его поработил на время сам Зевс. А перед Зевсом все равны.

– Все ли?.. Я убедился, что нет большой разницы быть рабом у бога или демона. Хозяева всегда жестоки и подлы, а раб всегда обижен. А быть обиженным и униженным хотя бы у самого Зевса – я не хочу! Я против тех богов, которые порабощают или поддерживают рабство! Я готов молиться лишь тем богам, что делают людей свободными! Только о таких богах я что-то не слыхивал…

Фарзой с иным выражением взглянул на грека, сразу смягчившись. Пифодор заметил это и, облегченно вздохнув, рассмеялся.

– Смотри, князь, – показал он рукой вперед, – какие пожары в городе. Это рабы поджаривают своих хозяев!.. Ты помнишь, как Лайонак склонял Палака идти на Боспор? Вот это-то восстание он и обещал царю скифскому!.. Сейчас Палак при помощи рабов весь Боспор захватил бы голыми руками. Но он не согласился, погордовал перед маленьким человеком. А что получилось?.. Палак – погиб, а Лайонак, бывший раб, простой конюх, оказался мудрее царя Скифии! Каково?.. Вот и говори после этого, что рабство делает человека глупым, а цари и богачи всегда умны и всегда правы. Чепуха, я в этом давно убедился.

– Ты говоришь дерзко, но мне нравятся твои речи. Платон был продан тираном Дионисием на остров Эгину, но после этого не перестал быть мудрецом. Баснописец Эзоп был рабом очень глупого и чванливого человека. Таких примеров много.

– Верно!.. Вот видишь, и Пифодор не всегда глуп. Эх, князь, как я рад тебе! Бери меч, погуляем по боспорским улицам, отпразднуем твое освобождение железом и огнем!

Слова грека были насыщены бунтарством и страстью протеста против несправедливости мира рабовладельцев. И когда он с запальчивостью выражал презрение и ненависть к этому миру, то будил в душе князя что-то похожее на сочувствие. Рабская скверна не только запачкала и озлобила Фарзоя, но изменила его отношение ко многим привычным вещам. Князь кипел страстью отмщения за свой унизительный плен, но в то же время смутно чувствовал, что никакая месть не вытравит из его души горечи пережитого.

2

Нестройная толпа пиратов и только что освобожденных гребцов с «Арголиды» стремительно, то шагом, то бегом, поднялась на пантикапейский холм. Ее можно было принять за повстанческий отряд, возвращающийся после обхода городских улиц. Босой раб в вытертой и грязной овчинной безрукавке, бородатый, нечесаный, размахивая мечом, зажатым в твердой, как железо, ладони, бежал впереди.

– Ох, и спешишь ты, князь! – задыхался Пифодор, отяжелевший на корабле. – Едва ли понтийцы в акрополе. Посмотри, оттуда выходят такие же, как мы. Эй, друзья!

Несколько рабов, вооруженных хорошим оружием, остановилось.

– Что, с Диофантом покончили? – спросил грек.

– Добивают его в порту! А вы чьего отряда?

– Мы?.. Из отряда Лайонака! – нашелся родосец.

– В порт! В порт! – вскричал Фарзой, охваченный боевым пылом, уже не способный ни думать, ни отвечать.

Он видел перед собой лишь голову Диофанта и готов был драться хоть со всеми восставшими рабами, только бы пробиться туда, где был его враг.

Ступив на берег к северу от порта, они миновали те улицы, по которым отступали понтийцы. На мгновение остановились на широкой мощеной террасе, ограниченной со стороны моря каменной балюстрадой. Под их ногами лежал кроваво-красный горящий Пантикапей. Словно потревоженные муравьи, бегали люди по площадям и улицам, размахивая оружием и факелами.

– Вот он, город Спартокидов! – вскричал в исступлении грек. – Город цепей и пыток!.. Сегодня мы хозяева твои, Пантикапей!

– Велик город и прекрасен! – невольно замедлил свой шаг Фарзой, отплевываясь и вытирая с лица пот. В его глазах вспыхнули огни пожаров. – Нам надо бежать вправо, тогда мы окажемся в порту. Не так ли?.. Видишь, там идет сеча!.. Вперед!

Но пираты воспользовались мгновенной задержкой, уже ломились в двери соседнего дома. Послышался женский крик, грубый смех и треск разбиваемых дверей. Разбойному люду уже надоела бессмысленная погоня неизвестно за кем. Они жаждали не сражений, а добычи.

Родосец уставился глазами в розовеющий пролив, нашел место стоянки их корабля, и вдруг ругательство сорвалось с его губ. Он бросил меч на землю и схватился за волосы.

– Чего ты медлишь? – сердито спросил его Фарзой. – Собирай людей – и скорее туда!

– Куда, князь?.. Ты посмотри!.. Ах, черный демон!..

– Что такое?

– Опоздали, некуда спешить! Уходит, уходит! – Пифодор, чуть не плача, показывал обеими руками на пролив.