Империя звёзд - Элисон Бэрд

Золотой день струился в занавешенное окно. Все это был только сон. Но она все равно ощущала присутствие Мандрагора — близко, как будто он с ней в одной комнате. И вдруг она поняла, что сейчас произошло. Ей явился кошмар, явно повторяющийся, его раннего детства в Зимбуре. Он временно вернул разум Мандрагора в детство, и спящий испустил ментальный вопль, который дошел до ее спящего разума и вызвал отклик, вернувшийся в его сон. Теперь он тоже проснулся и ощутил ее присутствие, и Эйлии на миг стало приятно, что она, в свою очередь, сумела показать ему, как он уязвим. Теперь он в обороне. Каков же будет его следующий ход?

Она встала и оделась с тяжелым сердцем. Сегодня. Сегодня должна быть дуэль, если она не сможет ее предотвратить. И вечер уже приближается.

В дверь постучали.

— Кто там? — настороженно спросила Эйлия.

— Это только я, ваше высочество. — В дверь заглянула старая служанка. — Я вам вот это принесла, от принца.

Она протянула хрустальную вазу, полную роз — темно-красных цветов из дворцового сада. Эйлия взяла их неохотно, и женщина с поклоном удалилась, закрыв за собой дверь.

Оставшись наедине с розами, Эйлия стала расхаживать по комнате. Их тяжелый, насыщенный аромат, который был силен даже в саду, на открытом воздухе, вскоре заполнил комнату.

— Что, если бы я собиралась пойти к нему? — бормотала она про себя. — Если бы я ему сказала, что останусь, что останусь с ним, как он просил? Быть может, он все-таки был прав, и это принесет добро?

Не ищет ли она отчаянно способа уклониться от этой роковой дуэли? Но если можно спасти чью-то душу, избежать войны, если она просто сдастся и останется здесь? Такие альянсы случались: отпрыски враждующих королевских домов соединялись в брачном союзе и создавали мир между своими царствами.

— Он же на самом деле не зло, и во многом мы с ним похожи. Я никогда не желала ему вреда, и сейчас, когда я стала понимать его лучше, мне сама эта мысль невыносима. Но я должна с ним драться — или подчиниться ему. Может ли это спасти его — и Небесную Империю, — если я сдамся, если останусь с ним? Или это лишь обречет нас обоих, сделает ренегатами, презираемыми и преследуемыми обеими сторонами?

Она потянулась за розой. Шип, острый, как змеиный зуб, впился в палец, и выступила красная капля. На глаза навернулись слезы. Она посмотрела на кинжал на ночном столике. «Даже розе нужны шипы», — сказал ей Дамион.

Он ей тоже снился — в кошмаре, где он бился с темным отвратительным змеем. Тварь обвила его кольцами, и как Эйлия ни старалась, не могла его освободить. От этого сна она очнулась, сжимая руки в тщетном усилии оторвать от него черные кольца. Потом ока какое-то время лежала без сна, убежденная, что ему действительно грозит ужасная опасность. А потом задумалась, не было ли это проявлением чувства вины? Не предала ли она его и своих друзей одной только мыслью о том, чтобы принять предложение Мандрагора? Вероломство Синдры, волшебницы из немереев, было достаточной низостью. А то, что делает она, — разве не хуже намного? И еще она ощущала другое предательство, с еще более неожиданной стороны: тело ее будто обрело здесь независимую волю и выступило против разума.

Немереи физическое тело считали зверем, с рождения управляемым смертным миром, частью которого оно является, управляемым его желаниями. Со временем разум учится его контролировать, как всадник сдерживает лошадь поводьями, чтобы она себе не причинила вреда. В детстве Эйлия однажды видела, как пони взбунтовался против мальчишки-всадника и не стал слушать его приказов, а пошел на чей-то огород пастись. До сих пор она помнила покрасневшее от стыда лицо мальчишки, тщетно пытающегося подчинить себе лошадку, и издевательский смех прохожих. Когда тело борется с волей, учили ее немереи, последняя обязана повести первое, иначе будет нарушено необходимое равновесие. Когда она любила Дамиона, все составляющие ее личности были в согласии. Но теперь она стала ощущать лишь более глубокий призыв, который коренился в плоти, и против него восставали ее мысли, пока ее не стало рвать на части в двух противоположных направлениях. Она теперь ощущала тягу не тогда, когда думала о Дамионе, а когда думала о Мандрагоре. Устыдившись, она затолкала это чувство в какой-то дальний уголок сознания, не желая сознаться в нем даже себе самой. Только теперь, после сновидения Мандрагора и ее бурной реакции на него, она наконец с большой неохотой признала эту правду. Это не было просто проходящее увлечение, какое может быть у любой девушки по отношению к красивому мужчине, но что-то более серьезное. Она предавала Дамиона дважды.

При чем здесь предательство? — спросил внутренний голос. — Дамион тебя не любит и не полюбит никогда. Ты не обязана ему верностью — в этом смысле. И свободна искать любви в других местах.

Она выбежала из комнаты, не в силах больше выносить тяжелый аромат, и бросилась вниз по лестнице. Лоанеев еще было очень мало, и когда Эйлия остановилась возле двери бального зала и заглянула внутрь, там был только один человек. Сердце у нее дрогнуло и часто забилось. Возле стола стоял Мандрагор, наливая себе какую-то красную жидкость из хрустального графина. На звук ее легких шагов он обернулся и поднял глаза.

Она собралась заговорить, но он поднял руку ладонью к ней, и она промолчала.

— Я собирался послать за тобой. Я вернусь с тобой вместе — на Темендри Альфаран. Ты меня не убедила. Но я не буду биться с тобой — теперь, когда я узнал тебя, узнал по-настоящему. Я не смогу поднять на тебя руку.

Он уступил! Ей все-таки не надо будет сдаваться самой. Чувство облегчения заполнило ее всю, вместе с легким уколом разочарования, который она тут же подавила. Он поедет с нею, бросит лоанеев и слуг Валдура, станет истинным лоананом. Ее друзья спасены, и войны больше не будет.

— Как я рада, как рада! — сказала она, входя в комнату и подходя к столу. — Мандрагор, обещаю тебе, ты не пожалеешь об этом.

— Выпьешь со мною? — Он показал на графин. — Я знаю, ты не особенно любишь вино, но за это надо выпить. Как по-твоему?

Не желая оскорблять его гостеприимство перед лицом такого великого согласия, она взяла предложенный хрустальный кубок. При свечах темная жидкость играла огненным рубином и издавала аромат густой и сильный, как запах тех роз. Эйлия пригубила. Вкус был сильный и сладкий, но оставлял горечь на языке. Боясь показаться грубой, она заставила себя сделать еще глоток. Почему он тоже не пьет? Он не поднес свой бокал к губам, только смотрел, как пьет она. Страшное подозрение охватило ее.