История Льва - Микита Франко

хочет с ней соглашаться. Он не спешил поддерживать мать, но внутренне желал поверить именно в её правоту. Наверное, потому что они правда помнили отца другим, а Пелагее он достался уже контуженным. Того самого, которого можно было любить, она не видела.

Потом, когда они отправились спать, Пелагея еще некоторое время продолжала этот разговор со Львом. Из темноты раздавался её обиженный голос, она говорила, что никогда бы такое не простила, что человек может жертвовать собой, как хочет, но «причём здесь я?».

- Я влюблен и не могу быть непредвзят, - честно сказал Лев. – Сейчас мне кажется, что я простил бы что угодно.

- Значит, ты такой же глупый, как и она, - грустно вздохнула Пелагея, отворачиваясь к стенке.

Он тоже повернулся на другой бок, зарываясь в одеяло. Сейчас было неважно, глупый он или нет. Глупый ли Слава, чтобы суметь простить ему всё, что угодно?

.

Утром, попрощавшись с матерью и сестрой, он отправился к Кате и выслушал неожиданную новость про предстоящее заключение брака.

Девушка, глядя в пол, объясняла, будто оправдываясь за своё решение:

- Ну, мы решили расписаться, подумали, так проще решаются всякие формальности…

- Да я не против, - ответил Лев, посмеиваясь над её виноватым видом. И, глянув через Катино плечо на кухню, где завтракал Саша, сообщил: - Окажешься геем – убью.

Тот чуть не поперхнулся кукурузными хлопьями.

Слава, сонно потирая глаза, вышел в коридор, поприветствовал Льва коротким поцелуем в щеку и, хитро улыбнувшись, продемонстрировал свои руки с растопыренными пальцами.

- Смотри! – гордо сказал он. – Катя накрасила мне ногти!

На Славиных пальцах сверкал перламутровый лак – максимально девчачий, с декоративными блестками, которые Катя со Славой назвали «глиттером». Лев поднял на подругу скептический взгляд, как бы спрашивая: «Ну, и зачем ты это сделала?», и Слава, перехватив его, расстроился: - Тебе не нравится?

- Ну… - он замялся. – Главное, что тебе нравится.

- Думаешь, мне не идёт?

Лев вообще не думал об этом в таких категориях – идёт, не идёт, какая разница? Это ж женская фигня, стоило бы сначала об этом задуматься. Не то чтобы он был занудой, нет, он прекрасно понимал, как подобные вещи можно делать по приколу, но не похоже, чтобы Слава вкладывал в свои поступки какой-то юмор.

Он не ответил на его вопрос – ловко (он посчитал, что это было ловко) перевёл тему:

- Пойдем, я уже вызвал такси.

Но в машине неловкость только сгустилась: каждый из них смотрел в своё окно и не обращал внимания на другого. Лев считал, что идти на примирение первым – это всё равно, что одобрять подобные выходки, а Слава… Он не знал, что считал Слава, но для себя решил, что тот просто по-глупому обижается.

В аэропорту, в зале ожидания, разговор, с подачи Славы, продолжился. Он спросил, есть ли какой-нибудь цвет лака, который ему, по мнению Льва, подойдёт. Лев опешил: будто бы дело в цвете!

- Слава, проблема в том, что это лак, а не в том, какой лак, - сказал он, стараясь звучать мягче.

- А почему лак – это проблема? – не понял Слава. – Это же как… как это, - он указал на свои браслеты, потом на подвеску на шее, – просто украшательство.

- Это какое-то демонстративное украшательство.

- И что я демонстрирую?

- Что ты гей, – Лев ответил без всяких сомнений в том, что именно для этого Слава и красит ногти.

Теперь пришла Славина очередь удивляться:

- Причём тут это?!

- Ну, если ты красишь ногти и носишь женские шмотки не для этого, то моя вторая версия ещё хуже, – проговорил Лев.

Слава с любопытством глянул на него:

- И какая же вторая?

- Ты… У тебя… - Лев думал, как бы так выразиться, чтобы не обидеть его. – Ты транс?

Уловив растерянный взгляд, Лев решил, что недостаточно ясен и попытался развернуть мысль:

- Я имею в виду, у тебя какое-то половое расстройство…

- Не надо, - прервал его Слава. – Не объясняй. Я не хочу открывать этот ящик Пандоры.

Лев тяжко вздохнул: почему так – пытаешься быть вежливым и всё равно не получается?

- Я не хотел тебя обидеть, - объяснил он.

- Это и не обидно. – пожал плечами Слава. – Просто глупо.

Он решил больше ничего не говорить, чтобы не стало хуже, поэтому снова повисла тяжелая, гнетущая тишина, опять прерванная Славой:

- Это в медицинском так говорят? Половое расстройство?

- Что-то такое было. Я плохо сдал психиатрию.

- А быть геем – тоже половое расстройство?

- Ну, так официально не считается.

- А ты как считаешь?

- Я бы скорее сказал, что это перверсия.

- А это что?

- Отклонение от сексуальной нормы.

- Это медицинский термин?

- Да.

- И какие отклонения он включает в себя? Если официально.

Лев сначала перечислил их мысленно: педофилия, некрофилия, эксгибиционизм, инцест… И не смог сказать вслух. Ему показалось диким признавать, что его любовь к Славе стоит в одном ряду с этими понятиями.

Слава тем не менее ждал:

- Ну? Чего молчишь?

- Я не прав, - выговорил он.

- Да? Ну, хорошо.

Он поднялся со скамейки, направился к автомату с шоколадками. Лев посмотрел на него со стороны, на сияющие ногти, которые видно издалека, и которые (это мог признать даже он) отлично сочетались с браслетами на руках и с мерцающим принтом на футболке. Футболка, кстати, была обтягивающей, определенно принадлежала сестре, а надпись «Queen», выложенная блестками на груди, отдавала дешевым пафосом, но на Славе воспринималась совсем иначе – особенно после того, как он сказал, что это дань Фредди Меркьюри. Казалось, глядя на него, так считали все – не только Лев, услышавший подобное пояснение из первых уст.

Когда Слава, жуя сникерс, вернулся к нему, Лев сказал, кивнув на ногти:

- Тебе идёт этот цвет. И вообще, ты умеешь носить яркое, это круто.

- Куда ты дел настоящего Льва? – спросил Слава, шутливо озираясь по сторонам.

Улыбнувшись, он устало повторил:

- Я был не прав. Опять.

Ему вспомнился вчерашний разговор с мамой и тревожные мысли перед сном. Как он сказал Пелагее, что готов простить Славе что угодно, а теперь вёл себя, будто не может простить лак для ногтей. Да это вообще не то, что нужно прощать – ерунда какая, подумаешь,