Настоящие индейцы - Олег Дивов

— Вопрос о будущем человека.

И снова Ли Чана послали за дверь. Он вернулся со шкатулкой. Вслед за ним вошли еще несколько офицеров и выстроились вдоль стены. Товарищ Полковник раскрыл шкатулку и вынул из нее миниатюру, написанную маслом. Положил перед Фомичевым.

— Расскажите о будущем этого человека.

Фомичеву хватило одного взгляда, чтобы все понять.

Но он взял себя в руки. Похоже, это не подстава. Раз дали не фото, которое плохой посредник, а миниатюру — действительно хотят знать.

— Можно какие-либо вещи, принадлежащие человеку?

Товарищ Полковник вынул стило, платок, перстень.

— Это его любимые вещи. Он прикасался к ним недавно.

Фомичев коснулся всего по очереди.

— Он трогал их в последний вечер перед тем, как ночью впал в кому, и с тех пор не приходил в себя? Десять дней назад? Ваши врачи применяют только консервативную терапию, верно?

Взгляд Товарища Полковника стал холодным, но не злым.

— Я хочу знать, можно ли его вылечить.

— Шанс есть. Эта форма рака мозга лечится. У него больное сердце, недавно был инфаркт. Значит, не все методы годятся. Ему необходимо сразу делать две операции: на головном мозге и на сердце. Сердце придется пересаживать от донора. Если вы сегодня же отправите этого человека на Землю, его успеют спасти. Он проживет еще довольно долго, но лишь при условии, что будет избегать любого стресса. Если нет, то он умрет через два месяца, причем не от рака мозга, а от остановки сердца.

— Что будет, если ему после лечения доведется испытать сильный стресс?

— Инсульт. Паралич будет полным, но вскоре подвижность правой стороны и речь восстановятся. Левой — уже никогда. И будут сильные головные боли. Через два года возобновится рак.

— Насколько мучительной будет смерть, если отказаться от операции?

— Нет. Его рак не успеет развиться до такой стадии, чтобы причинять невыносимую боль. Сейчас больной в коме, и он не придет в сознание. Он слишком стар, и он привык много двигаться. Его сердце изношено, оно умирает от смены привычного режима дня, оно уже не может переключаться, как в молодости.

Товарищ Полковник закрыл лицо руками. Офицеры опустили глаза.

— Что же мне делать? — воскликнул Товарищ Полковник. — Я хочу его спасти. У меня есть все, чтобы его спасти. Но он всегда ненавидел Землю. Он говорил: пока я жив, ничего не должно меняться. Что с ним будет, если я нарушу его волю и отправлю на Землю, беспомощного, когда он не может возразить?! Он не сможет с этим жить.

Он вскочил и зашагал по кабинету. Потом резко остановился:

— Решено. Пока он жив, все, до последней мелочи, будет по его воле. Я спорил с ним, я раскаиваюсь. Я доказывал ему, что надо приоткрыть двери — но я ошибался. Как я не прав! Нельзя спорить с родителями, покуда они живы. Я хочу умереть вместо него. Я хочу отдать ему свое сердце вместо уставшего. Я положу жизнь на то, чтобы до последнего дня он жил в той империи, какую хотел видеть. Я не могу сделать для него больше этого. Я даю вам ровно двое суток, — он повернулся к офицерам, — чтобы выслать из Империи всех до единого иностранцев. Всех! Туристов, торговцев, перебежчиков, арестантов, дипломатов — всех до единого! Чтоб ни одной души не осталось! Закрыть порт! Заморозить все законы, разрешающие деятельность иностранцев! Привести армию в боевую готовность и закрыть границы. Я надеюсь, — Товарищ Полковник повернулся к окну, — он будет доволен мною. — Повернулся к офицерам: — Приступайте.

Фомичев застыл. Когда офицеры ушли и остался лишь Ли Чан, Товарищ Полковник сказал:

— Мистер Фомичев, ваша свита получила приказ. Завтра утром вас доставят в порт. Постарайтесь покинуть его до истечения двух суток. Не забудьте собрать все ваши сувениры.

Фомичев сам плохо помнил, как оказался в коридоре с зажатой в руках черной папкой на золотом замочке.

Вечером ему доставили ужин. Обещанный. Надо сказать, он действительно был хорош.

Двое суток истекли, когда Фомичев уже был на борту лайнера, идущего в Куашнару. Только тогда он решился. Достал из сумки черную папку, расстегнул золотой замочек.

Внутри была фотография на пластиковой карточке. Отличного качества. Товарищ Полковник, он же наследный принц Великой Китайской империи. Улыбающийся, с умными и чуточку лукавыми глазами. А еще надпись на китайском и размашистая подпись на федеральном:

«Делле Берг, с уважением».

Эпилог

Август Юлиан ван ден Берг родился самую малость недоношенным, ровно на двое суток раньше своей единокровной сестрички Ванессы Люкассен. Я рожала в Эдинбурге, в той самой клинике, где родился Август. Он и привез меня туда, и просидел со мной всю ту бесконечную ночь, врачи сочли его отцом ребенка и дали подержать новорожденного. Первое имя сына — в честь моего шефа. Дома мы зовем его Огги. Второе имя — в честь моего отца. Хотела наоборот, но посмотрела на малыша и поняла: он Август.

Я провела генную экспертизу и доказала, что биологический отец моего ребенка — Максимиллиан ван ден Берг. Так и записано в свидетельстве о рождении. Теперь титул княгини мой навсегда. Я передам его сыну. Вместе с состоянием, о котором заботятся Маккинби. Август с видимым удовольствием принял на себя обязанности опекуна и крестного отца. А юридического отца у Огги нет. Это только мой сын.

Нет, я вовсе не гадина. Парень подрастет, сам определит, какие отношения с отцом ему нужны. Я не хочу в это вмешиваться. А воспитатель-опекун у ребенка славный, точно знающий, как надо растить аристократию. У Огги с рождения есть инородные слуги — Кер, Санта и Моника. И лорд Рассел выбрал пару рослых эльфов, каких даже несговорчивые индейцы сочли достойными уважения. Кроме того, в доме появился поразительно неглупый орк Шон Ти — телохранитель. Так что мой сын растет, как положено для его происхождения. А Дженни Ивер и Гай Верона ведут мои княжеские дела: когда Огги подрастет, ему не придется бросать любимую работу, как его отцу, чтобы вытащить семью из нищеты.

Ида Рафферти-Люкассен не смогла удержаться и написала мне напыщенное письмо. Мол, она не отступится от своего, и ее дочь, а не мой ублюдок, будет владеть Сонно. Вот интересно: почему мой сын ублюдок, а ее дочь — нет, если отец у них один и обоих малышей зачали вне брака? Уж молчу о том, что я-то была замужем за Максимиллианом ван ден Бергом, а Ида за кого вышла? То-то и оно, что за Максима Люкассена.

Макс… а что Макс? Он написал мне через месяц, сказал, что получил новое назначение, на Тварь, и улетает на кордон.

Я поняла одно: если хочешь любить князя Сонно — роди его себе сама.

Иначе никак.