Избрание сочинения в трех томах. Том второй - Всеволод Кочетов

— Правда ли, неправда, а вот совестно — и всё тут.

Договорились, что заниматься они будут два раза в неделю, условились о днях. Илья Матвеевич ушел. Зина разволновалась. Кого она взялась учить, и разве она учительница для Ильи Матвеевича? Надо было отказаться. Но как откажешься? Отказать такому человеку в такой просьбе — по меньшей мере подло. Нет, она постарается, постарается сделать для Ильи Матвеевича все, что в ее силах. Удивительные вещи творятся на этой Ладе! Ты — инженер, имеешь диплом, но тебе не доверяют самостоятельную серьезную работу. Требуют от тебя опыта. А человек с опытом, большой специалист, идет к тебе за школьными знаниями. Может быть, не только на Ладе — везде в жизни так? Еще плохо она, Зина, знает жизнь.

Занятия пошли совсем не так, как представляла себе Зина, пошли для нее трудно. Взялись, например, за физику; Илья Матвеевич почти ничего не знал о газах, мало знал об электричестве, надо было проходить с ним все с начала. Зато его познаниям в механике мог позавидовать любой выпускник института. Взялись за математику. Илья Матвеевич уверенно производил сложнейшие тригонометрические построения, но такими приемами, по таким формулам, о которых и слыхом не слыхивали в институте.

Это были приемы и формулы практиков. Они имели сходство с народной медициной, с народными способами предсказывать погоду, основанными на многовековом опыте.

Если бы Зина вздумала изобразить познания Ильи Матвеевича графически, на бумаге, получилась бы причудливая кривая с резкими взлетами острых пик и с глубочайшими провалами до нулевой линии. Ей, Зине, предстояло заполнить эти провалы, выровнять кривую. Она работала с Ильей Матвеевичем, проявляя небывалое для нее терпение. Она даже прочла несколько брошюр по педагогике. Но напрасно: то, что годилось для ребят, к Илье Матвеевичу никак не подходило. Его не надо было ни заставлять, ни подгонять, ему надо было просто объяснять. Кажется, дело нехитрое? Но вот нехитрое, а поди справься с ним. Объясняешь одно, — твердит: не понимаю. Начинаешь объяснять другое, ничуть не менее сложное, — скажет: чего жевать–то, время тратить, без объяснений ясно, не солома в голове. Еще и обижается.

Трудно было Зине, очень трудно, и все–таки она ни разу не пожалела о том, что взялась заниматься с Ильей Матвеевичем. Слишком наглядны были результаты этих занятий. Упрямец во всем, Илья Матвеевич оставался упрямцем и в учении. Неторопливо, без скачков, но с удивительной основательностью он накапливал знания; он как бы строил прочное здание, пригонял камень к камню плотно, без всяких зазоров, и, только уложив один ряд, принимался за другой. «Так он и корабли строит, — думала, следя за ним, Зина. — С тщательностью часовщика».

Илья Матвеевич занимался с Зиной весь май. Он приходил к ней в понедельник и четверг. Дома говорил, что идет на курсы мастеров, в баню или на рыбалку. Когда говорил: в баню — приносил к Зине веник и чемоданчик; когда на рыбалку — удочки и жестянку с червями. Агафья Карповна удивлялась, почему он так долго моется; получалось, конечно, слишком долго, потому что после урока Илья Матвеевич и в самом деле шел в баню: надо же белье переменить и голову показать влажную. «На полке залежался, — отвечал он бодро. — Пар хорош!» — «Так залежишься — не дай бог, не встанешь, — сетовала Агафья Карповна. — Не молоденький сердце трепать». Удивлялись в семье и тому, что рыба вдруг перестала клевать. Куда бы ни шел Илья Матвеевич — на Ладу, на Веряжку, — возвращался с пустыми руками или приносил десяток ершей: покупал их на мосту у мальчишек. Хитрил всячески, не хотел, чтобы знали, куда он ходит.

Однажды Илья Матвеевич пропустил занятие. В четверг было партийное собрание, закончили поздно, в одиннадцатом часу. Пришел Илья Матвеевич к Зине в пятницу — авось да свободна она? Не хотелось терять дорогое время: в субботу не уйдешь из дому — с гостями сиди, в воскресенье — и подавно закрутишься. До понедельника, значит, ждать? Долго. Пришел он с удочками. Зина была дома, но почему–то сильно покраснела, открыв ему дверь. «Уж не на кавалера ли наскочил? — подумал Илья Матвеевич, когда увидел, как она смущена. — Вот оказия!» Он потоптался в прихожей, заглянул в комнату. Вот–те штука! За столом сидел Алексей. Куда нашел дорогу, — ну и ходок!

Внимательно посмотрели друг на друга; Алексей что–то смахнул со стола себе на колени, спросил:

— Батя?

— Ага, я. — Илья Матвеевич вошел в комнату. — Ты что тут?

— Так просто.

— Просто? Ну вот, получается, оба мы просто. Мне с Зинаидой Павловной об информации потолковать надо. Под столом–то что прячешь?

Зина не знала, как ей быть: расстроилась. Вдруг Илья Матвеевич поссорится с Алексеем? Что тогда? Ужас!

— Под столом? — ответил Алексей. — Под столом книжка. Вот она! — Он бросил на стол учебник физики.

Илья Матвеевич увидел свой учебник; недовольно посмотрел на Зину. Неужели выдала секрет? И кому? Алешке. Разболтает теперь.

— Зачем взял? — спросил он.

— Посмотреть. А что — нельзя?

— Почему нельзя? Моя, что ли? Смотри.

— Батя, — сказал Алексей с улыбкой. — А книжка–то ведь как раз твоя. — Он раскрыл учебник, на титульном листе стояла подпись: «И. Журбин».

Илья Матвеевич пробурчал что–то невнятное.

— Батя, — снова проговорил Алексей, — не напускай туману.

— Какого еще туману?

— Вообще.

— Вот дам тебе сейчас «вообще» по затылку!

— Ну дай, не жалко, дай! Только не напускай туману. Я же тебя каждый понедельник и четверг из окошка вижу, как идешь к Зинаиде Павловне. С веником сегодня или с удочками?

Озадаченный, Илья Матвеевич с силой дернул за бровь, поморщился.

— С удочками, — ответил он, и в глазах у него сверкнули веселые огоньки. — А ты с чем ходишь?

— Ни с чем. Мне прятаться не надо. Перебежал из подъезда в подъезд — и тут. На урок, значит, пришел, батя? Может, мне уйти?

Илья Матвеевич не мог не оценить поведения сына по достоинству: знал, паршивец, но молчал, не проболтался.

— Сиди, — сказал он, — вместе уйдем. Начнем, что ли, Зинаида Павловна?

— А ты что, батя, проходишь?

— Поучись вместе со мной — узнаешь. Польза будет.

Зина обрадовалась: все обошлось, скандала не получилось. Журбины не поссорились.

Пока Зина и Илья Матвеевич занимались, Алексей сидел и слушал. Когда занятие было закончено, он сказал:

— А я тебя, батя, обогнал!

— То есть как?

— Ну, дальше, дальше прошел по учебникам.

— Докуда же, братец?

Отец принялся экзаменовать сына, сын отвечал отцу тем же. «А ну, реши эту!» — говорил один, указывая на номер задачи. Другой решал и тоже требовал: «А ты реши–ка, попробуй, эту!» Придирались друг к другу, как ни один учитель не придирается к своему ученику.

— Где же ты учишься? — спросил Илья Матвеевич.

— В вечерней школе, в десятом классе. Как учился Антон. Ходил бы и ты туда, а? Зинаиде–то Павловне, наверно, трудно. Со мной было занималась, с тобой теперь. Учебно–курсовой комбинат!

Зина горячо запротестовала, она сказала, что такие разговоры ее обижают.

Пора было уходить. В передней, увидев удочки, Алексей рассмеялся:

— Чудак–рыбак, батя!

— Понесешь их. До дому проводишь.

Попрощались с Зиной, ушли. По дороге Илья Матвеевич спросил:

— А ты что? Так учишься, для интересу, или со значением?

— Со значением. Хочу на заочное в вуз поступить.

— Правильно, правильно соображаешь. Куда подашь–то?

— Куда же иначе? Где и Антон учился. Я узнал: у них заочное есть.

— Подавай, подавай! Если трудно будет, можешь и работу бросить.

— Нет, батя, работу я не брошу. Я без работы не проживу.

— То есть как не проживешь? Отец прокормит, полагаю.

— Не про кормежку говорю. Знаешь, сказано: труд — естественная потребность человека.

— Знаю. Еще один к тебе вопросик, Алексей. Ты, того–этого, не амуры ли крутишь с Зинаидой Павловной? Не серчай, по–отцовски спрашиваю.

— Выдумал, батя!

— Ничего не выдумал. Девушка она симпатичная, достойная, дай бог каждому такую невесту.

— Сказать тебе, батя, правду? Только чтобы дальше не пошло?

— Отцу условия?

— Дело–то серьезное, вот и условия. Понимаешь, батя, наблюдаю второй месяц… и только одно от нее слышу: Виктор Ильич да Виктор Ильич…

— Болтай больше! — Илья Матвеевич даже остановился на тропинке среди кустов. — Как же это? А он что?

— Он? Он ничего. Сам по себе.

— Плохо, Алешка! Крепко плохо. Женатый человек.

— Какой он женатый! Жена сбежала.

— Какой ни есть, а женатый. Ты ее отговори. Беда ей будет. Одни огорчения.

— Отговори! Попробуй сам поотговаривай. Кто, интересно, тебя слушать будет?

Илья Матвеевич до самой Якорной шел молча. Возле калитки сказал: