Сан-Феличе. Книга вторая - Александр Дюма

У меня на борту есть разбойник по имени Франческо, бывший неаполитанский офицер. Ему принадлежит поместье на острове Искъя. Он командовал крепостью, когда мы ее брали. Народ разодрал в клочья его гнусный трехцветный мундир и вырвал пуговицы с изображением колпака Свободы. Оставшись без мундира, он имел дерзость снова надеть свою прежнюю форму неаполитанского офицера. Но, позволив ему оставить его мундир, я сорвал с него эполеты и кокарду и велел ему бросить все это за борт, после чего оказал ему особую честь, надев на него двойные оковы. Народ порубил на куски дерево Свободы и расколол в щепки древко венчавшего его знамени; так что от этого знамени не осталось ни крошечного кусочка, который я мог бы положить к ногам Его Величества. Но что касается дерева Свободы, тут мне больше повезло: я отправляю Вам два полена с именами тех, кто мне их дал.

Надеюсь, что Его Величество сожжет эти полена и погреется у огня.

Трубридж.

P.S. Только что я узнал, что Караччоло удостоился чести нести караульную службу как простой солдат и что вчера он стоял на часах у дверей дворца. Всех принуждают, хотят они того или нет, поступать на службу.

Как вы знаете, Караччоло получил от короля отставку».

Мы подчеркнули в постскриптуме Трубриджа то, что имеет отношение к Караччоло.

Как будет видно позднее, две эти фразы, если бы у Нельсона хватило благородства предъявить трибуналу письмо Трубриджа, могли бы оказать огромное влияние на судей, когда шел процесс адмирала.

Вот второе письмо Трубриджа; оно датировано следующим днем.

«4 апреля 1799 года.

Французские войска насчитывают несколько более двух тысяч человек.

Они распределяются следующим образом:

300 солдат в замке Сант 'Эльмо;

200 — в замке Кастель делл'Ово;

1400 — в Кастель Нуово;

100 — в Поццуоли;

30 — в Байе.

Бои в Салерно сопровождались большими потерями со стороны французов; ни один человек не вернулся невредимым. Раненых было 1500 человек.

Говорят также, что при штурме города Андрия в Абруцци было убито три тысячи французов.

Французы и неаполитанские патриоты ссорятся. Между ними царит большое недоверие. Часто случается, что во время встречи ночных дозоров, когда один кричит: «Кто идет?», а другой отвечает: «Республика», происходит обмен ружейными выстрелами.

Ваша милость видит, что отнюдь не благоразумно подвергать себя опасности, появляясь на улицах Неаполя.

Я только что получил известие, что на Искье священник по имени Алъбавена призывает народ к мятежу. Посылаю шестьдесят швейцарцев и триста верноподданных, чтобы схватить его. Надеюсь, что через сутки мне его уже доставят живым или мертвым. Умоляю Вашу милость попросить короля прислать честного судью обратным рейсом «Персея», иначе у меня не будет возможности продолжать действовать таким образом. Народ может в любую минуту вырвать негодяев из моих рук и растерзать их. Для успокоения народа надо как можно скорее повесить дюжину республиканцев».

Едва Трубридж отправил эти письма и проводил глазами посыльное судно, которое повезло почту в Палермо, как он увидел, что к его фрегату со стороны Салерно приближается баланселла.

Вести с суши поступали к нему ежечасно. Поэтому Трубридж, убедившись, что лодка шла именно к «Sea-Horse» 37, где он находился, спокойно ожидал ее приближения; лодка подошла, на полагающееся в таких случаях «Кто гребет?» был назван соответствующий пароль.

В баланселле было два человека; один из них поднялся на мостик, держа на голове высокую корзину. Оказавшись на палубе, он спросил, где его превосходительство коммодор Трубридж.

Трубридж выступил вперед. Он немного говорил по-итальянски, поэтому сам мог допросить человека с корзиной.

Тот даже не знал, что вез. Ему поручили передать коммодору одну вещь, что он и сделал, и взять у него расписку в доказательство того, что он и его товарищ исполнили поручение.

Перед тем как выдать расписку, Трубридж захотел узнать, что же ему прислали. Он разрезал веревки, обматывавшие корзину, и, в окружении двойного кольца офицеров и матросов, привлеченных любопытством, погрузил руку в корзину, но тотчас же отдернул прочь жестом отвращения.

Все рты раскрылись, чтобы спросить, что там такое; но дисциплина, царящая на борту английского судна, пересилила нетерпение.

— Открой эту корзину, — сказал Трубридж матросу, привезшему ее, в то же время вытирая пальцы батистовым носовым платком, как сделал это Гамлет, после того как держал в руке череп Йорика. Матрос повиновался, и первое, что заметили, была густая черная шевелюра.

Прикосновение к ней и вызвало дрожь отвращения, которого коммодор не мог в себе побороть.

Вслед за волосами показался лоб, потом глаза и наконец все лицо. Но моряк отнюдь не был так впечатлителен, как аристократ-капитан.

— Ну и ну! — сказал он, ухватив за волосы и вытаскивая из корзины отрубленную человеческую голову, заботливо упакованную и покоившуюся на ложе из отрубей. — Это же голова дона Карло Гранозио из Джиффони.

Вынимая голову из ее футляра, он выронил записку. Трубридж поднял послание. Оно действительно было адресовано ему и содержало следующие строки:

«Командиру английской базы.

Салерно, 24 апреля, утро.

Сударь, как верный слуга Его Величества моего короля Фердинанда — да хранит его Бог! — имею честь поднести

Вашему превосходительству голову дона Карло Гранозио из Джиффони, служившего непосредственно под началом гнусного комиссара Фердинандо Руджи. Упомянутый Гранозио был убит мною в местечке, называемом Пуджи, в районе Понтеканьяно, при бегстве.

Я прошу Ваше превосходительство принять эту голову и соблаговолить считать мой поступок доказательством моей преданности короне.

С уважением, коего вы достойны, верный слуга короля

Джузеппе Мануизио Вителла».

— Перо и бумагу! — потребовал Трубридж, закончив чтение. Ему принесли требуемое, и он написал по-итальянски:

«Я, нижеподписавшийся, подтверждаю, что, получив от г-на Джузеппе Мануизио Вителла через посыльного голову дона Карло Гранозио из Джиффони в хорошем состоянии, не премину при первом же удобном случае отослать эту голову в Палермо королю, который, без сомнения, сумеет оценить подобный подарок.

Трубридж.

26 апреля 1799 года, в четыре часа пополудни».38

Он завернул в расписку гинею и дал ее моряку; тот поспешил присоединиться к своему товарищу, должно быть менее торопясь разделить с ним гинею, чем рассказать о происшедшем.

Трубридж сделал знак одному из матросов взять голову за волосы, опустить ее в мешок и поместить в корзину в том же положении, в каком она была до того, как корзину открыли. Потом, когда все было проделано, он приказал: