Испытание огнем. Сгоравшие заживо - Одинцов Михаил Петрович

…Самолеты летели над изуродованной и обожженной землей. Окопные шрамы на ее теле извивались причудливыми зигзагами, как будто мучаясь от нестерпимой боли. На обширных полях и некрупных возвышенностях, изрытых снарядами и бомбами, повсюду виднелись ржавые и обуглившиеся, в одиночку и толпами разбросанные машины, танки и еще неизвестно какая техника, превратившаяся теперь в металлолом, который придется убирать годами, чтобы дать земле свободно вздохнуть. Иногда на глаза попадали живая деревня и тоненькая струйка воды вдоль белого мелового берега, и это сразу вызывало радостную мысль: «Не все разбито… Есть с чего начинать все заново».

Жили напряженно и пылили внизу только дороги. Дороги, разбитые вконец, разъезженные вширь, были заняты своими войсками, двигающимися на юг. Пехота и танки торопились и шли без остановок, шли сколько могли. На немецких воздушных разведчиков, изредка появляющихся высоко в поднебесье, никто не обращал внимания. Разведчиками интересовались и занимались только истребители, табулирующие на больших высотах. И если вверху раздавались пушечные очереди, то все считали это обычным, само собой разумеющимся явлением, и движение продолжалось.

Наконец под крылом проплыла предполагаемая линия фронта, и сразу войск на дорогах не стало; или оторвался противник от наших передовых частей, или попрятался, потом показались высокие белгородские холмы, и от них навстречу штурмовикам поднялся зенитный огонь.

«Значит, занято войсками, — подумал Канатов. — Пока отойдем. В большой огонь не полезу».

Он развернул группу «илов» вправо и пошел на юго-запад, решив подойти к предполагаемой новой линии обороны под острым углом. Надо было обязательно еще раз убедиться в предположении, что фашисты заняли прежние свои позиции и рубежи, с которых начинали наступление. Не хотелось, но надо вызывать огонь на себя. Канатов посмотрел на карту, потом на землю. «Сейчас должен начаться обстрел, если мое предположение верно… Так… все правильно. Дальше нас немец пускать не хочет. И нам лезть к ним сейчас нет смысла. До их позиций в свое время дойдет очередь».

— Матвей, на юг дальше не пойдем. Понятно и так. Разворот вправо на 180 градусов, и пойдем на восток Найдем отступающую колонну и врежем фрицам!

— Давай, командир, работай!

…Канатов уводил группу домой, оставив после себя на дороге отступления врага еще одно пожарище. Осипов был доволен решениями и действиями нового ведущего. По «походке» Матвей с радостью видел, что старший лейтенант многому успел научиться у Шубова и сможет хорошо командовать и воевать. «И молодежь держится в боевом порядке уверенно, над целью не суетится — стала по-настоящему боевой».

— Матвей, я — Канатов, зайдем к Шубову?

— Не возражаю! Если найдешь, то тут рядом!

— Через сто лет найду!

Показалась обожженная взрывами дорога с разбитой, сгоревшей техникой. Закопченный кустарник траурной рамой окружал пепелище — место таранного удара.

— Я — Канатов! Посмотрите на место вечной славы!… Пошли в пикирование… После вывода будем делать горку. Залп-салют по команде…

Штурмовики прошли низко над могилой бессмертия, оживив окрестность ревом своих моторов.

Внимание… Горка… Салют…

Двенадцать «илов» и восемь «яков» дали залп чести, залп памяти из всего оружия…

Самолеты шли домой, а Матвей думал о зенитном огне над Белгородом:

«Я бывалый солдат… Вижу, сел немец на старые позиции. Значит, отступления врага дальше не будет. Или новое противостояние, или полная подготовка нашего нового наступления? А это время и время. Новый прорыв — новые бои, новые потери. Не хватило у нашей пехоты скорости. Обогнать фашистские части на отходе и танки не смогли. В этом вся и заковырка…

За спиной у нас остались земли великой битвы… Как отметит мать-Родина эту нашу победу?… Каким именем нарекут ее оставшиеся в живых?… Что они сделают для того, чтобы сохранить навечно память о сотнях тысяч павших здесь сынах Отчизны? Чем обозначат братские могилы и обильно политые кровью поля бессмертной славы? Как сохранят в памяти потомков величие нашего нравственного и морального превосходства над врагом?…»

Иван Черных. Сгоравшие заживо

В 2004 году я в числе летчиков-ветеранов был приглашен на юбилей полка — 60 лет назад ему за активное участие в освобождении Севастополя было присвоено звание Севастопольский. Полк и ныне один из ведущих в Вооруженных Силах, оснащен самыми современными стратегическими бомбардировщиками дальнего действия — Ту-160, вооруженными ракетно-ядерным оружием, самонаводящимися пушками, автономно открывающими огонь по истребителям или ракетам, способными поражать цели с дальнего расстояния, не заходя в противовоздушную зону противника.

Мы с восторгом рассматривали воздушные чудо-броненосцы и радовались за преемников, которым довелось летать на них. Сожалели лишь о том, что мало приехало на юбилей ветеранов: многих уже нет в живых, других разбросала судьба не только по стране, но и по республикам, ставшим по чьей-то воле зарубежьем.

В полк я прибыл в 1950 году, после окончания Балашовского военного авиационного училища летчиков Дальней авиации; считал себя счастливчиком: прославленный полк, уже в сорок втором ему было присвоено звание «Краснознаменный, гвардейский». С первых дней войны экипажи наносили бомбовые удары по стратегическим объектам фашистов — Бухаресту, Будапешту, Берлину, Кенигсбергу и другим городам, военно-морским базам. 19 летчикам было присвоено звание Героя Советского Союза, двум дважды. У асов было чему поучиться.

В перерывах между полетами или в ожидании улучшения погоды мы собирались в аэродромном домике, и частенько фронтовики предавались воспоминаниям о войне. Для нас, молодых летчиков, полковники Семен Павлович Золотарев, Иван Максимович Хрущев, Яков Иванович Штанев, майор Сергей Степанович Маркин были не только героями, асами, с кого мы брали пример, но и любимыми командирами, кому мы подражали; их воспоминания мы слушали с особым вниманием. Рассказы волновали нас, западали в память.

В то время я только пробовал свои литературные силы, и мне очень хотелось, чтобы о подвигах однополчан узнали многие советские люди. Так появились первые очерки, рассказы.

Позже, после окончания Литературного института имени А.М. Горького, я приступил к работе над романом. Большую помощь в сборе материала оказали мне бывший командир дивизии генерал Ф.И. Меньшиков, командир полка А.М. Омельченко, его заместитель по политической части Ф.П. Казаринов и другие ветераны.

Образы лучших людей полка, их судьбы и ратные дела и легли в основу этого произведения.

Автор

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

27/VI 1941 г. Боевой вылет с бомбометанием по Бухаресту.

Пятые сутки коротали летчики под крыльями бомбардировщиков, томимые жарой, не спадавшей даже после захода солнца, и ожиданием первого боевого вылета, первой встречи с опасностью. Каждый понимал, что кто-то с задания не вернется и что этим «кто-то» может оказаться его экипаж или лично он.

Темнота надвигалась медленно, как-то нехотя, а зарево пожара над Севастополем разгоралось все сильнее и поднималось все выше. Его отблески долетали сюда, на Сакский аэродром, и зловещими кровавыми бликами вспыхивали на крыльях и фюзеляжах самолетов.

Майор Меньшиков закончил обход рассредоточенных и укрытых маскировочными сетками бомбардировщиков — время от времени командир покидал оборудованный в землянке КП, чтобы переброситься несколькими фразами с членами экипажей, разрядить нервное напряжение, — и вернулся к потрескивающей грозовыми разрядами рации, к загадочно молчавшим телефонам.

Пятый день идет война, пятый день полк находится в боевой готовности: летчики и штурманы, воздушные стрелки и радисты, инженеры, механики, техники, мотористы ни днем, ни ночью не покидают аэродром, ждут команды на вылет. И если в первый день настроение у летного состава было боевое, даже, можно сказать, приподнятое, то теперь Меньшиков видел, как потускнели лица многих: притух задорный, азартный огонек в глазах, поубавилось в разговорах острот, шуток. Причина понятна: немецкие летчики хозяйничают в небе, на глазах всего личного состава сбили два истребителя из соседнего полка, а бомбардировщики поджигают, как фанерные макеты, с первой атаки… Совсем не такая война, какой она представлялась, совсем не такой противник… Безнаказанность фашистов, их успехи на фронте угнетающе действовали на людей, вселяли в них неуверенность. Меньшиков пытался приподнять дух подчиненных рассказами об успешных боях летчиков других частей, о том, как били фашистов в небе Испании, но чувствовал: помогает это мало. Откровенно говоря, Меньшиков и сам испытывал тревогу, неуверенность. Нет, погибнуть он не боялся — о смерти он не думал. Тревожило другое: справится ли он с обязанностями командира полка? Всего три дня назад он командовал эскадрильей, даже заместителем командира полка не был, и вдруг: «Принять полк!» Предшественника забрали на место погибшего командира дивизии, заместитель же где-то застрял на курсах подготовки ночных летчиков.